Эта победа еще больше обессилила Потоцкого. Теперь он совсем отказался от преследования Остряницы. Зато получил возможность подкрепить киевский замок несколькими сотнями реестровых казаков и обеспечить таким образом сообщение левого берега Днепра с правым.
Низовцы в это время, под предводительством Бардаченка, занимались разрушением панских замков по Днепру, опустошением панских имений, вербовкою в них войска, и опоздали прийти вовремя к поджидавшим их киевским казакам.
Во время осады киевского замка, на них ударил неожиданно коронный стражник Лащ, грозный предтеча панских сил. Киев был для низовцев потерян. Бардаченко держался еще несколько дней на днепровских островах. Но 20 (30) мая прибыл к Днепру князь Иеремия Вишневецкий, и Бардаченко поспешил спуститься к Черкассам.
Между тем Остряница сзывал к себе кабацкую голоту по верховьям Сулы, вооружил против панов Роменщину, и с новым «комонником» (конным войском) от Сенчи, что на Суле, пошел к Миргороду; оттуда двинулся на Хорол, и, перерезав степное междуречье, остановился под Сулой, в 25 верстах ниже Лубен, у местечка Лукомья, оттуда рассылал казаков своих малыми купами для пресечения сообщений между городами и для возмущения местных жителей против правительства — то ложными слухами, то приманкою, то тираниею.
Вдруг получает он известие, что князь Вишневецкий переправляется под Киевом через Днепр, в сопровождении сборных панских дружин. Он отправил гонца к Станиславу Потоцкому с притворным предложением покорности, а сам поспешил заградить уже и тогда страшному «князю Яреме» путь к Суле.
С своей стороны Скидан и войсковой писарь мятежников (на то время уже не Богдан Хмельницкий) старались ослабить разведочную деятельность Потоцкого своими письмами, в которых выражали раскаяние Низового войска в поднятом бунте.
Но Вишневецкий прошел переяславские степи скорее, чем казаки рассчитывали, и привел в Лубны 4000 хорошо вооруженных воинов с 15-ю легкими пушками.
Остряница попал сам в такое положение, в какое хотел поставить князя Ярему. Все коронные силы двинулись против него к речке Слепороду. Бросив на месте часть походных возов своих, Остряница поспешил вернуться в Лукомье.
Между тем отряды мятежников, призванные Остряницею для поражения князя Яремы на его походе, один за другим сталкивались в долине речки Слепорода с превосходными силами своих противников. Гонитва за добычниками отняла у коронных вождей целые сутки, и спасла Остряницу от дальнейших потерь.
Воображая, что за ним гонятся ляхи в полном своем составе, этот герой летописных вымыслов уже готовился бежать с комонником своим за московский рубеж. Но пешие гультаи заставили его идти вниз по Суле к Днепру на соединение с низовцами. Сильный отряд, оставленный им для защиты лукомской переправы, задержал наступление Станислава Потоцкого и князя Вишневецкого лишь на короткое время.
Ведя передовые полки, князь Иеремия догнал Остряницу в двух милях от Днепра, ниже мельниц села Жовнина, лежащего на правом берегу Сулы. Остановился тогда Остряница, и начал отабориваться. Местность ему благоприятствовала, потому что Сула, вместе с левобережным своим притоком, составляла «вилы», в которых он был защищен водою, болотом и зарослями с трех сторон: позиция истинно казацкая.
Не давая Острянице построить возы в боевой порядок, Вишневецкий стремительным напором сбил казацкую пехоту, прикрывавшую постройку возового табора. Панская конница вломилась в табор, и разорвала его надвое. Все казацкие возы с порохом, все съестные припасы и четыре пушки очутились в руках у князя Яремы.
Напрасно комонник, предводимый Остряницею, усиливался возвратить эту страшную потерю. Казаки по всему табору были опрокидываемы.
Над Остряницей развивался уже только один бунчук. Часть казацкой пехоты, выбитая из возовой крепости, начала окапываться над водой в заросли. Часть казацкой конницы, разорванной на отдельные купы, перебралась через Сулу, и бежала к Днепру по правому берегу. Остряница вообразил, что все потеряно, бросился с остальным комонником вплавь через приток Сулы, и спасался бегством к московскому рубежу, где этого дерзкого и трусливого добычника ждала бесславная смерть в домашней драке с казаками.
Но потеряно было еще далеко не все. В казацком вагенбурге находились люди, не теряющиеся ни в какой опасности, — люди, доказавшие своими дикими доблестями высокую талантливость племени, которому не доставало только благоприятных обстоятельств для участия в благороднейших трудах человечества. Они обладали великим искусством — удержать войско от начавшейся паники и, в момент поражения, поставить оробелые дружины в боевой порядок. Славу этого весьма и весьма редко встречаемого в военной истории подвига польские ротмистры приписывают, в настоящем случае, запорожским полковникам Кудре и Пеште.
Оставив кипящую внутри табора битву, Кудря и Пешта выдвинули в поле ряды возов наподобие клешней рака, и сомкнули их позади жолнеров. Почти все хоругви, вломившиеся в казацкий табор, очутились в нем запертыми. Панские знамена падали одно за другим под казацкими ударами. Пробиться обратно сквозь возы не было никакой возможности. К счастью панов, князь Вишневецкий не попал в западню, и с наружной стороны старался разорвать сомкнутые цепями возы. Два раза наступал он на замкнутый табор. Казаки густо и метко стреляли из-за возов. Наемные венгры, драгуны и выбранцы Вишневецкого пятились перед казацкими мушкетами, самопалами, семипядными пищалями, гаковницами, несмотря на все его убеждения, на все угрозы. Наконец ему удалось-таки вломиться в походный замок, и перекалеченные паны выскочили из казацкой ловушки.
Автор войскового дневника называет эту битву самою ожесточенною и кровопролитною, какую только можно вообразить. «С обеих сторон » (говорит он) «сердца были так разъярены, так горячо жаждали гибели один другого, что никто не уступал врагу ни одного шагу. Легло здесь такое множество знаменитых ротмистров и товарищей, что великая горесть останавливает перо мое, и не позволяет мне перечислять падших».
Хотя славу гибельного для панов таборного маневра знаменитые ротмистры приписывали Кудре да Пеште; но едва ли дело не в том, что, после бегства Остряницы, на сцене действия появился тот самый Димитрий Гуня, который под Кумейками разыграл самую трудную часть боевой трагедии — отступление. Избранный гетманом на Суле в тревоге катастрофы, он тотчас дал другое направление битве, с могуществом гения, которому гомеровские воины приписывали божественность, а наши запорожцы — характерство. Оттеснил Гуня временных победителей с поля битвы; захватил у них четыре пушки, утраченные Остряницею; отнял и возы, которых они не успели еще разграбить, или увезти отступая. К вечеру подоспел главный панский обоз с артиллериею и пехотою; но уже казаки заняли крепкую позицию в вилах Сулы, и начали окапываться рвом и валом от воды до воды. Сколько ни усиливались паны с вечера помешать этой работе, все их попытки были напрасны.
Паны насыпали с своей стороны параллельный вал от воды до воды, и целый день стреляли из пушек по казацкому табору. Казаки отвечали тем же. От смрада едва можно было дышать. Но бой продолжался с ожесточением. Кроме земляных укреплений, паны устроили на обе стороны мосты, чтобы поражать казаков с разных сторон и возбранить им отступление. Не дешево обошлись им эти работы, казаки осыпали мостовых строителей градом пуль и картеч. Но мосты были кончены, и казакам сделалось тесно.
5-го (15) июня казаки попросили пощады. Победители отправили к ним для переговоров пана Дика. Но казаки получили между тем известие, что Скидан идет к ним из Черкасс, и ободрились. Когда пан Дик подъехал к их окопам, они потребовали, чтоб им сперва выдали Ильяша Караимовича с шестью другими полковниками, но потом, чтобы дали им новые знамена, возвратили армату, взятую под Кумейками, и утвердили казацким гетманом того, кого сами они выберут. Панский уполномоченный возразил на это, что приехал трактовать с побежденными. Тогда ему закричали: «Пане Дику! Вертайсь боржій, щоб не було с тебе диковини». Едва он отъехал на выстрел из лука, казаки снова открыли пальбу, и под одним из его товарищей убили коня.
