Нас, Виртуалов (я никогда себя так не назову – был и останусь Нейромантом; это пусть подрастающая молодёжь забудет о том, что в прошлом существовали рядом Кланы Пауков и Нейромантов), обычно узнают по маниакальной страсти к компьютерам и электронике. Отдельные счастливчики замечают плату на затылке.
Хранителей можно вычислить по ненависти к любым проявлениям технического прогресса, по страсти к предметам искусства, по утонченности манер и безупречной речи: в наше время редко встретишь человека, говорящего, как в пыльном 20-м или заплесневевшем 19-м веках.
С Бионами всё понятно – задвинуты на своём здоровье до умопомрачения, из-за широких плеч в двери с трудом пролезают, имеют мозг на уровне инфузории.
Оружейников раскусить сложнее всего. Знания в области техники легко скрыть, а великолепные образцы оружия видишь только во время перестрелки, после которой мало кто из их врагов остается в живых...
Однако вернёмся к моменту моего появления в зале. Но сначала несколько слов о... Впрочем, никогда не умел подробно описывать помещения и не стану этого делать. Схематично: есть одна главная комната – около 50 метров площадью, есть помещения поменьше – в них очень хорошо вести конфиденциальные переговоры. Здесь не тепло и не холодно – просто спокойно. Иногда возникает чувство, что стены впитывают звуки, снимая резкость обертонов, но слышимость прекрасная. При этом не давит на уши многоголосый шелест, приходит спокойствие, расслабленность.
Всё, хватит. Лучше расскажу немного о тех, кто меня встретил в главной комнате. Конечно, благодаря тренировкам в Клане я легко запоминаю все мелочи – вплоть до фирмы ботинок каждого посетителя, но писать об этом скучно. Я больше люблю передавать свои ощущения от обстановки и людей. На это и сделаю упор.
Первым был Эдгар. Он удобно расположился в пурпурном кресле в углу. Одну руку, как всегда, держал на набалдашнике своей трости; во второй руке дымилась сигара, пепел которой он аккуратно стряхивал в пепельницу, стоявшую рядом на стеклянном столике. Напротив, в таких же точно креслах, устроились два его собеседника: Джорган и Фиона – без тросточек и сигар.
Джорган – маленький, коренастый, с коротко стриженными белокурыми волосами, смешными глазами навыкате и небольшим тонкогубым ртом. В своём вечернем костюме он выглядел нелепо. Скорее его можно представить в махровом халате перед телевизором. И уж никто бы не поверил, что он – брат Ренальдо Нортона, владельца сети магазинов модной одежды. Джорган говорит плохо, обрывками, постоянно пытаясь выразить больше, чем может его неповоротливый язык. В принципе он неплохой человек и вызывает не очень большое раздражение.
Фиона – с изящным кукольным личиком, подвижная и непосредственная. Она обычно одевается во всё светлое, коротко стрижёт льняные волосы, не использует косметику (терпкий запах, витавший в воздухе, был запахом Джоргана, пользующегося отвратительными дезодорантами). В разговоре о ней очень сложно удержаться от слов «милая» и «добрая», потому что они лучше всего её характеризуют. Встречаются иногда такие существа, которых нельзя назвать красивыми – просто милые и приятные. Она смотрит на всех, весело приподнимая подбородок – как могла бы смотреть на солнце, если б его было видно в наше время. Непослушные прядки волос падают ей на лоб, словно весёлые лучики, не доставая до очень прохладных серых глаз. Фиона... Само имя – как случайно задетая струна, как капля, стекаюшая по хрусталю, как... Но это я отвлёкся.
Увидев меня, Эдгар поднял в аристократическом приветственном жесте руку с сигарой:
– Que encuentro, amigo mio! Ojala sera eterno la luz de las constellaciones, que hon cruzado las espadas de nuestros destines otra vez este dia!
Да уж, поприветствовал: какое, понимаете ли, счастье, что вновь скрестились клинки наших судеб... Я процитировал очень грубо, не обижайся на возможные ошибки... Здесь язык его клана не вызывает недоумения: элита общества говорит на наречиях своих предков, а не на мусорной смеси улиц. Согласно этикету должно отвечать на том языке, на котором к тебе обращаются. Но я перехожу на общепринятый – чтобы Фиона тоже могла понять:
– Я тоже этому рад. Как дела? Всё в порядке? Ничто не омрачает жизни?
Фиона вскочила с кресла и легко подбежала ко мне: я обещал принести ей диск с маленьким виртуальным мирком собственного изготовления – он называется «Весенний садик». Я заслужил немного благодарности и чудесную улыбку – вирус меня побери, не могу разобрать: то ли это радость от подарка, то ли от моего прихода? Фиона действительно очень милая и приятная, а её улыбка – не маска, в отличие от моей. Она не знает моего истинного лица, я его и не покажу: незачем травмировать наивное сознание – чистое, словно хрустящий крахмалом платочек...
В комнате находился и Альф Мерило – неизвестно чем занимающийся молодой бизнесмен. Ох, как же он мне неприятен! Всегда держит нос в направлении модных поветрий. Стоит кому-нибудь сделать стильную причёску, начать использовать оригинальный одеколон, надеть ботинки нового дизайна, костюм нового покроя – Альф раздобудет себе то же самое на следующий день. В разговоре он предпочитает молчать, поблескивая белесыми глазами, или важно излагает то, что сам узнал только сегодня от кого-то.
Стоило мне появиться, Альф подошёл пожать мою руку. Есть у него такая вредная привычка. Он ещё бросил вызубренную им замысловатую фразу, кажется: «Welcome, Antey, let me greet you cheerfully, for long has been your absence and thou art e'en as just a man as e'er my conversation coped withal!»[3]
На это я ему, насколько помню, ответил грубо и резко, цитатой из того же источника: «Thou pray'st not well. I prithee take your fingers from my throat, for though I am not splenitive and rash, yet have I in me something dangerous, which let my wiseness fear; hold off thy hand!» [4]
Он, могу тебя уверить, Митер, не понял и половины из сказанного мной, но многозначительно ухмыльнулся и отошёл к другой компании, где обсуждали последние выборы в администрацию полиса. Держу пари, он даже не догадывается, из какого великого произведения эти строки. Каков невежда!
Именами остальных организмов, бывших в тот вечер в гостях у Алины, я твой мозг засорять не буду. Исключительно из любви к описательно-психологическим упражнениям отмечу ещё двух неразлучных друзей. Один – высокий и худой. Он любит заматывать шею шарфом, потому что у него постоянно болит горло – или он просто думает, что болит. Его драматический шёпот и лёгкое покашливание хорошо сочетаются с редкими фразами его друга, который всегда носит чёрную одежду с высоким воротником, поверх которой бросает презрительные взгляды. Он плохо следит за своей внешностью, ботинки у него почти никогда не бывают чистыми, а одежда частенько порядком измята. Но говорит он иногда дельные веши, поэтому его не грех и выслушать.
Да, чуть не пропустил ещё одну занимательную парочку. Это политики. В углу у окна они о чём-то беседовали вполголоса, поглядывая на остальных присутствующих только тогда, когда наполняли свои бокалы изумрудным ликёром из плоской бутылочки толстого стекла. Один – с тонкими чёрными усиками и острым подбородком – заместитель Управляющего по экономике в администрации полиса. Второй – белолицый и высокий – его начальник.
Вокруг Алины собралась целая толпа восторженных людей, которые что-то наперебой рассказывали ей. Но когда говорить начинала она, остальные тут же замолкали. Каждое слово, вылетающее из её тонко очерченных губ, лично мне почему-то напоминает птицу, перед полётом расправляющую крылья. Может быть, поэтому окружающие готовы часами слушать её. Даже я вынужден признать, что речь у нашей хозяйки хорошо поставлена – плавная, чистая, образная и интересная. К тому же Алина обладает обширным словарным запасом, что является редкостью в наше время. При всём том она не любит болтать впустую, но чётко придерживается темы.