— Так вот оно в чем дело! — сказал Док зло и язвительно. — Вы с Руди были друзьями, так что, естественно... — Он осекся.

Вондершейд сделал шаг назад, встал и, схватившись за кий обеими руками, взмахнул им со зловещим видом. И Док обнаружил, что ему больше нечего сказать.

— Вы закончили, Маккой? — Доктор яростно усмехнулся. — Тогда закончу и я. Руди был моим другом, да. Он был сумасшедшим; с ним жестоко обращались почти с рождения; из него сделали то, чем он был, и он никак не мог стать чем-то другим. У него никогда не было друзей, и я стал ему другом. Я не смотрел на него как на преступника. Не в большей степени я считал таковым лишь себя, потому что нарушал законы. Итак!.. Итак, это все, герр Маккой, не считая двух вещей. Ваша жена всего каких-то несколько минут назад подошла ко мне с тем же предложением, что и вы. Более того, она до сих пор должна находиться там. — Он показал на купу высаженных в горшки пальм. — Так что на тот случай, если вы захотите поплакаться друг другу...

Он зло засмеялся, бросил свой бильярдный кий на стол и вышел.

Док закусил губу. Он какой-то момент оставался на месте, а потом с каким-то унылым безразличием обогнул стол и прошелся вдоль пальм.

Перед Кэрол был разложен портативный бар. Он молча сел возле нее, а она молча налила ему выпивку; ее взгляд был теплым и сочувственным.

— Он так грубо с тобой обошелся, Док. Мне жаль.

— Да ладно. — Док вздохнул. — Надеюсь, с тобой он не вел себя так же гнусно, дорогая.

— Мне нет дела до себя. Меня отчитывали знатоки своего дела. Но такой человек, как ты, человек, которого все всегда любили...

Она погладила его по руке, утешая, и Док повернулся к ней с задумчивым удивлением.

— Ты знаешь, — сказал он, — я верю, что ты на самом деле меня любишь.

— Люблю тебя? — Она нахмурилась. — Еще бы! Конечно люблю. А ты меня разве не любишь?

— Да. — Док неторопливо кивнул. — Да, Кэрол, как ни странно, я очень сильно тебя люблю. Всегда любил, и всегда буду любить, и никогда не смог бы полюбить кого-то еще.

— И я бы не смогла. Я... О, Док, Док!

— И это ничего не меняет, ведь так, Кэрол? Или меняет?

— Меняет? — Она утерла глаза носовым платком. — С-ска-жи мне, что да, Док, и я скажу тебе, что да. И что это, черт возьми, изменит?

Док неопределенно кивнул. Он снова наполнил их стаканы. В большой башне дворца огромные часы начали отбивать двенадцать часов. А в бальном зале оркестр заиграл мелодию «Дом, милый дом».

— Ну что же, — сказала Кэрол. — Сдается мне, что дело движется к концу, Док.

— Да, — согласился Док. — Движется к концу, Кэрол.

— Ты! — сказала она, и ее голос внезапно стал злым, напуганным, измученным. — Я пью за тебя, Док, милый!

— О, как это мило с твоей стороны! — Док дотронулся своим стаканом до ее стакана. — Будь что будет!

— За тебя! За тебя и наш успешный побег!

— И за тебя, дорогая, — сказал Док. — И еще за одну такую победу.