Начинаю пятиться к регистрационной стойке, мою грудь сдавливает от эмоций.
– И я люблю тебя, – отвечает она, вытирая лицо платком.
– Напишу тебе сразу, как приземлюсь.
– Хорошо. Я буду скучать, милая.
– И я тоже буду скучать.
Затем я разворачиваюсь и иду прочь. Размазывая по лицу слезы, я передаю билет проверяющему и миную службу безопасности.
Шестнадцать часов спустя
Лутон, Англия
Думаю, что я успела вымотаться в аэропорту из-за нескольких часов ожидания задерживающегося рейса еще до двенадцатичасового перелета Сан-Паулу – Лутон; и вот теперь я здесь, в час ночи по местному времени. Мои биологические часы немного сбились, но, когда я тащила свой чемодан, проталкивая его через выход для прибывших, меня переполняло волнение, все разраставшееся во время путешествия.
Я нервничаю из-за возвращения в Англию, суечусь в преддверии выхода на новую работу. Но больше всего я не могу дождаться встречи с дядей Джоном. Мы давненько не виделись.
Взглядом я сканирую шумную толпу в поисках дяди Джона и наконец замечаю его. Он из тех мужчин, которых видно издалека – с телом, как у медведя, и копной волос с проседью.
Он ловит мой взгляд, и на его лице появляется широкая улыбка. Он машет мне рукой. Я ускоряюсь, и он идет мне навстречу, раскрывая руки для объятий.
Я прыгаю в эти объятия как маленький ребенок.
Дядя Джон всегда заставлял меня чувствовать себя так, будто мне снова десять.
– Привет, малая! – Он ослабляет хватку, с улыбкой смотря на меня сверху вниз; на его возраст указывают морщинки в уголках глаз. Дяде Джону далеко за сорок, но выглядит он хорошо.
– Привет! – Я свечусь.
– Как прошел полет? – Он наклоняется, чтобы забрать мой чемодан.
– Нормально, но долго.
Мы стартуем к выходу.
– Я припарковался в зоне ожидания, так что далеко идти не придется.
– Слава богу.
Я проскальзываю в открывшиеся двери, и меня едва не сбивает с ног старый добрый стремительный и холодный английский ветер. Я сильнее запахиваю байкерскую кожанку, но от этого не то чтобы становится сильно теплее. Я просто рада, что мне пришло в голову переодеться в туалете самолета, снять шорты и майку с перекрестными бретельками на спине (в этом я покинула Бразилию) и надеть облегающие джинсы и футболку, в которых иду сейчас. А еще я рада, что освежилась влажными салфетками и дезодорантом-спреем. Нет ничего хуже, чем чувствовать себя изможденной и грязной после полета.
Я уже и забыла, каково это – жить в Англии и как холодно здесь в феврале. Я раньше акклиматизировалась и привыкала к местным температурам, но с тех пор, как я была здесь, прошло четырнадцать лет.
Я родилась в Англии, жила здесь до десяти лет. После того как не стало папы, мы с мамой перебрались в Бразилию, ее родную страну.
– Я бы предложил тебе свой пиджак, если бы он у меня был. – Дядя Джон тихо посмеивается, идя в кофте с длинным рукавом.
– Я в порядке. Не беспокойся.
– Не вопрос, только обогрев в машине я включу лишь тогда, когда прогреется двигатель.
Я его обожаю. После смерти отца и нашего с мамой переезда он остался в наших жизнях, принимая в них участие посредством регулярных звонков и электронных писем, а если он бывал в Бразилии, то всегда заезжал в гости.
Дядя Джон – главный инженер команды «Райбелл», участвующей в Формуле-1, – точнее сказать, команды Каррика Райана. У каждой гоночной команды есть два гонщика. У «Райбелл» вторым является Нико Треслер, сезонный пилот из Германии.
Каррик Райан – плейбой из Ирландии и к тому же безумно талантливый пилот.
Он слишком хорош для одной-единственной женщины, поэтому он – ужасный бабник и тусовщик. В прессе он светится чаще из-за своих ночных выходок и постельных похождений, чем из-за водительских способностей. Этим он больше похож на рокера, чем на пилота Формулы-1.
Он не из тех, у кого развита дисциплинированность, в отличие от других гонщиков. Но его талант неоспорим. Его карьера очень быстро набирала обороты: в гонках Формулы-1 он дебютировал в двадцать лет и увез приз в том же году. Сейчас, пять лет спустя, за его плечами лишь один проигрыш в борьбе за чемпионство.
Благодаря дяде Джону я буду работать с командой Каррика. Один из их механиков внезапно уволился пару недель назад, и дядя предложил мне работу.
Если вы еще не догадались, я – автомеханик.
Еще тогда, три года назад, когда я начинала работать с бразильской командой сток-кар[4], дядя Джон сказал, что я должна работать на Формуле-1 и что, как только появится вакансия, она будет занята мной.
Он не шутил, и вот я здесь.
Работа в команде Формулы-1 не достается легко, особенно в команде Каррика. Он создает сплоченный коллектив, тесно связанный между собой, потому я прекрасно понимаю, насколько мне повезло получить место.
– Как дела у твоей мамы? – интересуется дядя Джон.
– Она в порядке… Пытается смириться с моим отъездом. Переживает. Ты ее знаешь.
– Да, – усмехнулся он. – Я знаю, как Катя может действовать на нервы.
– Дядя Джон… ты же никому из команды «Райбелл» не говорил, кем был мой отец?
– Нет. Ты просила не говорить, вот я и молчал. Я понимаю, почему ты хочешь держать это в секрете, но, честно говоря, не думаю, что в этом есть такая уж необходимость.
Но для меня она есть. Моего отца прозвали одним из величайших пилотов всех времен. Он был кем-то вроде Мессии в Формуле-1. Люди, связывавшие себя с этой индустрией, почитали его – и до сих пор чтят, – особенно здесь, в Англии. И я не хочу, чтобы кто-то подумал, что двадцатичетырехлетняя женщина-механик получила свою работу только благодаря имени своего отца. Уж лучше пускай думают, что меня наняли за мою внешность, чем так. Так что, пока я здесь, я собираюсь использовать девичью фамилию моей матери, Амаро, и никому не говорить о том, что я дочь Уильяма Вульфа.
– Я просто хочу проявить себя без того, чтобы люди ассоциировали меня с моим отцом.
– Нет необходимости, – повторяет дядя Джон.
Я одариваю его скептическим взглядом.
– Есть. Люди будут думать, что я получила работу только из-за фамилии.
– Не будут. Ты получила работу, потому что ты первоклассный механик, и ни по какой другой причине.
– Это знаешь ты, но не другие. Мне важно показать свой талант, а не быть в тени таланта отца.
– Ладно, – выдыхает он, защищаясь. – Это твое дело. Я буду держать рот на замке до тех пор, пока ты не позволишь мне его открыть.
– Спасибо тебе, – признательно улыбаюсь я. Дядя Джон знает почти всех из мира Формулы-1, так что просить его придержать язык за зубами – большое дело.
Он работает с Карриком с тех пор, когда тот начал заниматься картингом в возрасте четырнадцати лет. Вот таким образом дядя и вернулся в этот мир.
После несчастного случая с моим отцом дядя Джон бросил гонки и ушел работать в сферу картинга. Мне кажется, что оставаться там после трагедии для него было слишком трудно. Нам всем пришлось нелегко.
Но когда прогресс Каррика стал очевиден и дядя Джон увидел в нем потенциал, мальчик и Оуэн Райан – его отец и по совместительству менеджер – убедили дядю вернуться в Формулу-1 вместе с ними, и он согласился.
Работать с Карриком – невероятная честь.
Беспокоит ли меня его репутация? Безусловно. Но, к счастью, я привыкла к грубым пилотам. Мне пришлось, раз уж я, женщина, оказалась в мужском мире. Я работаю в окружении мужчин достаточно давно, чтобы научиться ставить их на место. Увлечься гонщиком – не мой вариант.
После того как я увидела, что сотворила с мамой смерть папы, я перестала интересоваться противоположным полом. Я, конечно, принимала ухаживания то от одних, то от других; максимум нечто похожее на отношения длилось месяца два. Не то чтобы я была не расположена к парням. Просто мне пока не повстречался тот, с кем бы я хотела проводить много времени. А с моей работой, вынуждающей постоянно находиться в разъездах, вся романтика – на грани фантастики.