6. Я люблю свой сад, люблю читать книжку, люблю ласкать детей. Умирая, я лишаюсь этого, и потому мне не хочется умирать, и я боюсь смерти.

Может случиться, что вся моя жизнь составлена из таких временных мирских желаний и их удовлетворения. Если так, то мне нельзя бояться того, что прекращает эти желания. Но если эти желания и их удовлетворение изменилось во мне и заменилось другим желанием – исполнять волю Бога, отдаться Ему в том виде, в котором я теперь и во всех возможных видах, в которых буду, – то чем больше изменились мои желания, тем меньше не только страшна мне смерть, но тем меньше существует для меня смерть. А если заменятся мои желания совсем, то и нет ничего, кроме жизни, нет смерти.

Заменять мирское, временное, вечным, это – путь жизни, и по нему-то надо идти. А как? – Это в своей душе знает каждый из нас.

Вспоминать о смерти – значит жить без мысли о ней. О смерти нужно не вспоминать, а спокойно, радостно жить с сознанием ее постоянного приближения.

Страх смерти противоестественен. Страх смерти есть сознание греха.

1. Смерти меньше всего боятся люди, чья жизнь имеет наибольшую цену.

2. Кто боязливо заботится о том, чтобы не потерять жизнь, никогда не будет радоваться ей.

3. Кто прожил один день, прожил целый век: то же солнце, та же земля, тот же мир, те же впечатления. Ничто так не похоже на сегодня, как завтра. Любопытно было бы умереть, то есть перестать быть телом, а стать только духом. Но человек, нетерпеливый ко всему новому, не любопытен только относительно этого одного. С рождения непокойному и постоянно скучающему, ему не надоедает только жить, он согласился бы постоянно жить. Болезнь, страдание, труп отталкивают его от познания другого мира. Нужна вся сила религии, чтобы заставить его задуматься.

4. Тот не живет, кто страшится смерти.

5. Смерть есть момент освобождения от односторонности индивидуальности, которую надо представлять себе не самой сердцевиной нашего существа, а скорее некоторым искажением его: в этот момент, который можно считать restitutio in integrum (полным восстановлением прежнего состояния), снова наступает истинная, первоначальная свобода. От этого-то, по-видимому, и зависит выражение мира и успокоения на лице у большинства покойников. Покойна и легка, обыкновенно, смерть каждого доброго человека; но умереть – вот привилегия отрекшегося от себя, того, кто отказывается от воли к жизни, отрицает ее. Ибо лишь он хочет умереть действительно, а не по видимости и, следовательно, не нуждается и не требует дальнейшего существования своей личности.

6. То чувство, которое выражается в людях страхом смерти, есть только сознание внутреннего противоречия жизни; точно так же как страх привидений есть только сознание болезненного душевного состояния.

7. Страх смерти происходит от того, что люди принимают за жизнь одну маленькую, их же ложным представлением ограниченную часть ее.

8. Если бы люди с ложным представлением жизни могли рассуждать спокойно и мыслили бы правильно на основании того представления, которое они имеют о жизни, они бы должны были прийти к заключению о том, что та перемена в нашем плотском существовании, которую мы называем смертью, не переставая происходит и в нас, и во всех существах и потому не может представлять ничего ни неприятного, ни страшного.

Были мировые мудрецы, которые жизнь считали наказанием; но считать смерть наказанием, конечно, не пришло бы в голову ни одному человеку в здравом уме, если бы не откровение.

Смерть более неизбежна, чем наступление ночи, зимы. Почему же, приготавливаясь к ночи, к зиме, мы не готовимся к смерти? Приготовление же к смерти одно – добрая жизнь. Чем лучше жизнь, тем смерть получает меньше значения и возбуждает меньше страха. Для святого нет смерти.

Смерть одинаково благодетельна, – есть ли она переход личности в другую форму или уничтожение ее и слияние с бесконечным началом всего.

1. Жизнь, несомненно, можно считать сновидением, а смерть – пробуждением. Но тогда личность, индивидуальность принадлежит сновидящему, а не пробудившемуся сознанию: потому-то смерть и представляется каждому уничтожением.

2. Смерть есть разрушение тех органов, посредством которых я воспринимаю мир, каким он представляется в этой жизни; это разрушение того стекла, через которое я смотрел. О том, будет ли оно заменено другим, или то, что смотрело через окно, сольется со Всем, – мы не можем знать.

3. Как хозяин смоковницы знает время ее созревания, так и Бог знает, когда отозвать праведного от мира сего.

4. Известный предел жизни должен существовать, и так же, как времена года, все должно начинаться, продолжаться и проходить. Мудрые люди охотно подчиняются этому порядку; сказки же о великанах, воюющих с богами, выражают именно безумие тех людей, которые возмущаются против природы и ее законов.

5. Я думаю, что всякий здравый ум держится убеждением, что если лучше, чтобы продолжалась сознательная личная жизнь, она будет продолжаться; если же не лучше, то она прекратится. Если бы мы видели все, мы бы видели, что так лучше.

Все, что я видел от Бога, заставляет меня верить во все то, что я не видел.

6. Смерть так легко и просто избавляет от всех затруднений и бедствий неверующего в бессмертие и так радостна для верующего в бессмертие, ожидающего новой жизни, что все должны были бы стремиться к ней, если бы она не была сопряжена со страданиями. Страдание затем и послано людям, чтобы удерживать их от смерти.

Теперь же к смерти нельзя прийти иначе, как через страдания.

7. Никто не знает, что такое смерть, и не есть ли она величайшее для человека добро. И, однако, все ее страшатся, как бы в сознании, что она величайшее зло.

8. Одинаково недостойно человека разумного и желать смерти, и страшиться ее.

9. Если бы Бог предоставил людям выбор: умереть или жить постоянно, то едва ли ввиду бесконечной нищеты, зависимости, тоски, болезней или даже пользования богатством, властью, удовольствиями, здоровьем, но под страхом ежеминутного лишения всего человек мог бы на что-нибудь решиться.

Природа решает дело и избавляет от труда выбирать.

Старайся держать свою жизнь постоянно на той середине, при которой ты бы не боялся и не желал бы ее.

<…>

Самое вредное для жизни заблуждение в том, что люди забывают то, что телесная жизнь идет и с каждым часом приближает их к смерти. Чем моложе люди, тем сильнее это заблуждение.

1. Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет, и самая лучшая пора их – труд и болезнь; ибо проходят быстро, и мы летим.

2. Когда мы во всей силе здоровья и ума, мы думаем о людях и о самых ничтожных заботах, а не о Боге: точно как будто приличия и обычай требуют того, чтобы мы думали о Боге только в таком состоянии, когда у нас остается разум лишь настолько, чтобы признаться, что мы уже не владеем им.