Только в Ганнибале отыскался более или менее сносный приют. Помог местный делец Аира Стаут. Он раздобыл для Клеменса судейскую должность и обменял с ним флоридский дом на усадьбу в сравнительно быстро растущем городке. Клеменс и не догадывался, что при этом Стаут его порядком надул. Пришлось залезать в долги. Но ведь когда-то надо было осесть, зажить по-семейному.
У ганнибальского судьи была страсть ко всяким изобретениям и проектам. То он загорался идеей пустить пароходы по речкам, которые в летнюю пору и свиньи переходили вброд, то замышлял построить железную дорогу из Флориды в крохотный пыльный городишко, кичливо именовавший себя Парижем, то в своем воображении уже разбивал пышные сады на пустошах, поросших сухой, горьковатой травой. Каждый раз, воспламенившись, он выказывал бурную активность. Но все его планы лопались, как мыльные пузыри, унося последние накопления.
Был он безукоризненно честен, щепетилен в любой мелочи, строг, чопорен и в своих убеждениях тверже кремня. Его недолюбливали. Домашние просто боялись. Горожане предпочитали обходить стороной: завидев издалека высокую сухопарую фигуру судьи в шляпе, из-под которой до самых плеч спадали густые жесткие волосы, сворачивали в переулок. Почти никогда он не улыбался, этот педантичный и скучный человек, который не пропускал ни одного выступления наезжавших в Ганнибал ораторов по религиозным вопросам или политических бонз.
Матери Сэма, должно быть, приходилось с ним нелегко. Она была совсем другая — мягкая, отзывчивая, веселая. Если на ее глазах чинили несправедливость, она бросалась как лев восстанавливать истину и поддерживать слабых — кто бы подумал, что столько отваги скрывается в этой хрупкой и боязливой женщине! Сэм запомнил, как она стеной встала перед городским буяном, наводившим страх на весь Ганнибал, когда тот гнался по улице за своей дочерью, грозя измочалить об нее толстенную веревку.
Правда, и у нее была своя слабость: очень она любила потолковать о своем аристократическом происхождении. Но в Ганнибале происхождением не слишком интересовались. Америка была такая страна, где ценили не дворянские титулы, а практическую сметку, подкрепленную умением терпеливо переносить трудности, с твердой верой дожидаясь своего жизненного шанса и не упуская его, когда он представится. И Клеменсы, и Лэмптоны пополнили быстро растущую армию переселенцев из Европы, устремившихся в просторные американские земли, чтобы успеть побольше захватить да поменьше заплатить, пока все эти сказочные богатства — поля, леса, кишащие рыбой реки — вроде бы никому не принадлежат. Где, как не здесь, самой судьбой было указано построить мир без монархов и верноподданных, без аристократов и религиозных изуверов, без нищеты и бесправия! Ведь природных сокровищ хватит на всех и каждого, и горизонт все уходит да уходит вдаль бесконечно, и ни души вокруг. Поселяйся, распахивай эту землю, снимай по осени обильные урожаи. Живи в согласии со своей верой и со своей правдой, только будь хорошим соседом таким же вчерашним горемыкам, натерпевшимся у себя в Ирландии или в Германии всяких притеснений, а тут, в Америке, наконец-то почувствовавшим себя полноценными людьми.
В 1620 году к безлюдным скалам на Северном Атлантическом побережье прибыл корабль, романтично называвшийся «Майский цветок», а еще тринадцатью годами раньше было основано первое английское поселение в Виргинии, родном штате Джона Клеменса. Так началась история новой страны. Соединенными Штатами Америки она стала именоваться после революции 1776 года и ожесточенной войны с англичанами, продолжавшейся долгих семь лет. Вот тогда-то и хлынул в эту молодую страну широкий поток переселенцев чуть не из всех уголков Европы.
По большей части это были бедствующие крестьяне и ремесленники или разоренные непрерывно бушевавшими в Старом свете войнами торговцы да обедневшие мелкопоместные дворяне. Корабли из Гавра и Дувра прибывали в Бостон и Нью-Йорк один за другим, и на каждом непременно каюты и трюмы были битком, набиты искателями удачи, прихватившими с собой из покинутого дома семейную Библию, несколько самых нужных инструментов, проржавевший от старости мушкет и смену белья. Впереди ждала неизвестность. Но они ехали. На юге обосновались бывшие французы, на севере — вчерашние англичане и ирландцы.
В приморских больших городах они обычно не задерживались, приобретали повозку и двигались дальше, в глубь страны. Никто толком не мог бы сказать, где эта страна кончается, — десятилетиями шли на запад, пока не открылся перед глазами путников другой, Тихий океан. В самом начале прошлого века у Наполеона американским правительством была куплена необозримая территория Луизианы. Наполеон воевал, ему требовались деньги. Пространство, на котором размещается чуть ли не треть нынешней Америки, он уступил за смешную цену в пятнадцать миллионов долларов.
Вскоре по всей этой территории уже прокладывали первые борозды запряженные мулами телеги новоприбывших претендентов на участки. И среди них — фургоны Клеменсов и Лэмптонов, покинувших свои уютные виргинские обиталища. Подобно тысячам других, обе эти семьи проделывали обычный маршрут, все дальше уходя от обжитых, цивилизованных мест. Лет через двадцать пути их пересекутся в Кентукки.
Что было проку кичиться друг перед другом, чьи предки сановитее! Вокруг лежал особый мир — фронтир. Так называли границу, за которой кончались края, где жизнь была уже более или менее налажена, и открывались просторы, еще никогда не видевшие белых людей. Эта граница не была постоянной. Вместе с колымагами переселенцев и лагерями лесорубов, вместе с военными отрядами и мечтателями о легкой поживе она все время двигалась на запад, к Тихому океану.
Историки считают, что фронтир окончательно исчез лишь в самые последние годы минувшего века, когда понастроили городов на всем протяжении политого потом переселенцев пути от Нью-Йорка до Сан-Франциско в Калифорнии. Формально так оно и есть. А по сути атмосфера фронтира стала быстро пропадать еще раньше, сразу после Гражданской войны — войны Севера и Юга, — завершившейся в 1865 году. Тогда закончилось строительство железной дороги от одного океанского берега до другого. Теперь можно было с комфортом пересечь Америку за каких-нибудь десять дней. Прежде такое путешествие отнимало несколько недель и было небезопасным.
В годы детства Сэма Клеменса фронтир пролегал где-то посередине современной Америки, у больших озер Мичиган и Эри, вдоль Миссисипи. Начиналось освоение Техаса. Там были великолепные пастбища. Техас, как и Калифорния, Невада, Колорадо, Юта, считался владением Мексики. Но скотоводам-американцам невыгодно было мексиканское управление. Они подняли мятеж, объявили Техас независимым, а потом, в 1845 году, добились его присоединения к США. Решено было округлить западные границы; воспользовавшись пустяковым предлогом, Америка напала на Мексику, и в результате грабительской войны, продолжавшейся неполных три года, все пространство от Миссисипи до Тихого океана отошло под американский флаг.
И снова двинулись в новые края скрипучие телеги переселенцев, целые поезда, растягивавшиеся на несколько километров. Ганнибал словно ожил, стряхнув с себя дремотное оцепенение. Здесь делали последнюю остановку перед переправой через Миссисипи. Недельку-другую готовились к трудной дороге, чинили снаряжение и упряжь, покупали сухари, сахар, соль и, наконец, трогались в путь — за счастьем.
Скольких ожидало на этом пути не счастье, а разорение, крах мечты и ранняя смерть от непосильных нагрузок! Но переселенцам некогда было задумываться о подстерегавшей их опасности. Были среди них и настоящие романтики-первопроходцы, а еще больше было таких, кому не терпелось захватить землю, пока их не опередили конкуренты. Поэтому, напрягая последние силы, они рвались на запад, все дальше и дальше. А по обочинам дорог тянулись скелеты мулов и волов да одинокие могилы, заваленные камнями, чтобы койоты не вырыли костей…
Странная это была жизнь. Со всех сторон обступали лагеря путников непролазные чащобы и болота. Высоченные Скалистые горы с их крутыми снежными пиками вставали на тропе непреодолимой преградой. А те, кто сумел взять эту преграду, видели перед собой бескрайнюю степь, прерию, до самого горизонта поросшую кустами полыни — единственным топливом, какое здесь можно было найти.