И все же иногда семейные путы удавалось ослабить, и тогда они сходились на очередные посиделки.
Тем более что ни одна из них не страдала модной манией — хобби. Никто не пел в хоре, никто не танцевал в кружке народных танцев, не обуревала их и страсть к консервированию всевозможных компотов и варке варений, ткать ковры или рисовать они тоже не рвались. Им казалось блажью самим шить себе платья или вязать кофты. Они были детьми одного времени и учились в школе в те годы, когда всех, независимо от пола, призывали к большим свершениям. Но втайне они считали себя вполне женственными и чуточку гордились этим. Бесполый стиль одежды и размашистый шаг современных девушек они осуждали.
И только горе одной из них побудило их собираться регулярно. Года два назад внезапно умер муж Эвы, это глубоко взволновало всех остальных. Хотя ни у кого из них не было осязаемых воспоминаний о войне, теперь они не раз повторяли: как при бомбардировке, никогда не знаешь, на кого бомба упадет. Роковое попадание в «яблочко» — и прямо в их клуб! Так несправедливо, так неожиданно, вопреки всякой логике. Совсем как на войне. Однако наши дни с их стрессами и скоропостижными смертями хуже войны! Нет безопасного тыла! Потрясенные женщины сплотили свои ряды и почти готовы были считать себя подругами, но в последнюю минуту одумались: это простодушное слово, вкусом напоминающее карамельку, было не из их лексикона. Иное дело ироничное — приятельницы. Приятельницы, правда, бывают и у мужчин. Но в истории с мужем Эвы ни одна знакомая или незнакомая приятельница замешана не была.
О случившемся все пятеро думали, наверно, более или менее одинаково: вот такая она и есть — жизнь. Отправляешься утром вместе с мужем на работу, выходишь из машины или вылезаешь на своей остановке из автобуса, не целоваться же на прощание на глазах у снующих и толкающихся людей, это было бы смешно. Может быть, от этого угла ты многие тысячи раз шла дальше одна и даже не оглядывалась — уже поглощенная мыслями о работе. Знаешь, что в течение дня тебе придется развязать не один тугой узел и наступят минуты, когда будет казаться, что ты зашла в тупик. Внутренне вздрагиваешь — а вдруг я с этим не справлюсь! Нервозная обстановка, колкости — почему-то без них нигде не обходится. Обязательно на кого-нибудь рассердишься — из-за небрежности или халатности. День бывает хорош уже тем, если никто не повысит на тебя голос. Начальник определенно вызовет: непозволительная задержка, немедленно отчет на стол! А на бланке отчетности — сто шестьдесят маленьких ячеек, и каждую из них надо заполнить условными обозначениями. И сквозь весь этот сумбур до тебя докатится рассказ о каком-нибудь забавном приключении, кто-то успеет растиражировать чувствительную историю из своей жизни. Напыжишься, если запутанные служебные отношения вопреки всем ожиданиям удастся уладить по телефону. И, словно в пику этой круговерти решений, разговоров, переговоров, улаживаний, в голове трепещет живительная мысль: сегодня у мужа, кажется, нет никаких нагрузок, надо постараться вернуться пораньше домой, поскорее управиться с делами на кухне, чтобы оставшееся время уютно провести вместе. Может быть, примерно так думала и Эва в тот роковой день.
Муж позвонил Эве после обеда и усталым голосом сообщил, чтобы вечером она его не ждала; приехал очередной гость, важная шишка, от него многое зависит, негоже спихивать его на какую-нибудь мелкую сошку, потом не расхлебаешь. Вот только что он сидел здесь, в кабинете, и болтал о всякой всячине, а теперь отправился в бар — вздох, — пора бы и самому перекусить, но некогда, надо выцарапать для гостя на неделю, пока он будет здесь в командировке, абонемент в бассейн. В прошлый раз тот пожелал ходить на теннисный корт, теперь у него новое хобби. Усталый голос с нескрываемой завистью произнес, что почтенный гость, доктор наук, очень даже печется о своем здоровье и, несмотря на пенсионный возраст, он гладенький и розовый, как поросенок. Эва вздрогнула, неожиданная злобность мужа обескуражила ее, но, услышав, что гость просит сводить его вечером в баню — с прошлого раза у него осталось о таком походе прекрасное воспоминание, — она поняла возмущение супруга.
Эва пожалела мужа и, как это свойственно женщинам, щедро надавала ему ценных советов. Посоветовала, несмотря на нехватку времени, забежать куда-нибудь поесть, перекусить хотя бы жареным пирожком с кофе, все-таки какое-никакое подкрепление, и напомнила, чтобы он не забыл в ящике письменного стола свои таблетки.
Эва давно уже была в постели, когда услышала, что муж вернулся домой; она подумала, что подремлет, пока он будет возиться в ванной — современные ведомственные бани редко использовались по их прямому назначению, — потом она откроет глаза и порасспросит его о том, как прошел вечер. Вскоре Эва проснулась от глухого стука. Интересно, что он мог опрокинуть, подумала она и села в постели. Вставать ей было неохота, но она все же вылезла из кровати и пошлепала босиком посмотреть, что же все-таки произошло. В квартире стояла странная тишина. Она нашла мужа в прихожей на полу — развязывая шнурки на ботинках, он упал со скамейки. Неподалеку на ковре лежал выскользнувший из нагрудного кармана калькулятор с рядом зеленых нулей на табло. Примчалась «неотложка», но предпринимать что-либо было уже поздно.
На похоронах члены клуба плотной стеной стояли за спиной Эвы. Каждая из них с ужасом думала: вот он и наступил — период жизни, чреватый возможными катастрофами. Нужно держаться вместе, чтобы в нужную минуту поддержать друг друга. В радужной жизни наметились темные провалы. Они стояли позади Эвы в неподвижном строю, и эта облаченная в черное невысокая женщина вдруг стала всем им близкой, почти родной. Сын Эвы, будто и вовсе непричастный ко всему происходящему, понуро стоял в стороне, он приехал на два дня из Ленинграда, где заканчивал институт. Совсем недавно Эва плакалась, что сын собирается жениться, будущая невестка не хочет уезжать из большого города, увы, современные женщины часто пользуются во зло своим правом голоса.
Вот так они, члены женского клуба, и стали постоянно собираться в опустевшей просторной квартире Эвы, тем более что очень удобно было после работы забежать ненадолго в этот дом в центре города.
Сильвии кое-как удалось подавить в себе внутреннее сопротивление, и когда ей в очередной раз позвонили, поплелась и она.
Уже в прихожей, вешая пальто, она почувствовала тонкие запахи деликатесов. Эва, по-видимому, опасалась, что их встречи постепенно сойдут на нет, и приманивала жужжащих, как пчелы, женщин нектаром. Сильвия намеревалась не снимать меховую шапку — выпьет чашку кофе и испарится, — но, как видно, быстро смыться не удастся. Она подошла к зеркалу, причесалась, высморкалась — медлила, словно собиралась в последнюю минуту передумать и сбежать. Эва прислонилась к косяку двери, ведущей в комнату, в ее позе была давно заученная томность, но живой взгляд был начеку, и у Сильвии сердце заныло от предчувствия, что она попала в ловушку. И даже когда она ступала по мягкому ковру просторной гостиной, у нее еще мелькнула мысль о побеге, хотя обычно Сильвия наслаждалась уютом этой обставленной дорогой мебелью комнаты и ее атмосферой размагниченности. Приятно же, что вопреки всеобщей тесноте и загроможденности квартиры, где места вволю, где кресла стоят так далеко друг от друга, что запах духов гостьи, утонувшей в одном из них, не доходит до сидящей в другом. Сегодня она чувствовала себя неуютно под испытующими взглядами собравшихся — словно бы на сцене, но не обойти всех и не пожать руки она не могла. Люстру Эва не зажигала, тут и там на маленьких столиках горели лампы, мягкий полусвет, казалось, должен был подействовать на Сильвию успокаивающе, она же, напротив, прежде всего заметила на их лицах тревожно глубокие тени, из которых выглядывал страх надвигающейся старости. В телефонном звонке Эвы не было намеков на какие-либо сюрпризы, и все-таки в душе у Сильвии, как мышь, заскреблась тревога.
Опять ее охватило желание повернуться у уйти — будто одним махом смело весь предшествующий жизненный опыт, ведь она всегда придерживалась точки зрения, что любое испытание следует встречать о поднятым забралом. И только в тот памятный трагический вечер она изменила своему правилу. Хотя — и тогда она действовала смело, чтобы потом испугаться вывернутого наизнанку бесстрашия. На всякий случай держи язык за зубами, внушала себе Сильвия. Пусть скрытничают, она уже давно не школьница, которая могла бы от этого растеряться.
