К черту этих паркетоманок — Регина больше никогда не придет к Ану.

Хватит и того, что Ану в тот раз заронила ей в голову дурацкую мысль.

Ану принялась рассуждать о бедах Мари. Взвесив так и этак историю Халдора, она пришла к выводу, что Мари оказалась бы на пользу хорошая встряска, под воздействием которой она забыла бы свой бред. Другие подруги тоже жалуются, что в последнее время с Мари невозможно общаться. Даже на улице, встретив в толпе кого-то из знакомых, она принималась с горящими глазами рассказывать о своем Халдоре. Как маньяк она вцеплялась в пуговицу слушающей, чтобы та случаем не сбежала, и знай изливала историю своей допотопной любви.

Приятельницы стали сторониться Мари и, пользуясь ее близорукостью, при встрече просто отводят глаза и прибавляют шагу. Всем уже надоели ее вздохи.

— У каждого своих забот хоть отбавляй, кому охота заниматься чужими горестями, да еще и надуманными! — сказала напоследок Ану.

Регина хотела было вступиться за Мари и спросить, разве сами подруги мало плакались у нее на груди? Но ничего не сказала — что верно, то верно, Мари стала невыносима, — нет смысла спорить или винить кого-то, этим делу не поможешь.

К тому же она, Регина, отчасти виновата в теперешнем состоянии Мари. Раздобывая по ее просьбе сведения о Викторе, Мари наткнулась на имя Халдора, и на нее обрушилась душевная буря; упущенные возможности носились вокруг Мари, но она опоздала и уже не смогла ухватить ни одну из них.

Вечером, когда Регина возвращалась к Мари, ее преследовали слова Ану: хорошая встряска могла бы привести Мари в чувство.

Соображение Ану казалось в тот момент удивительно мудрым.

Ее слова сами собой стали для Регины руководством к действию.

И все же какое-то внутреннее чувство будто предупреждало: не спеши.

Набравшись терпения, Регина весь вечер слушала Мари. Она пыталась понять ее, ведь у Мари не было больше никого, кому бы излить душу. Псевдосемья все равно что распалась — по крайней мере на время. Товарищи по работе не могли заменить привычного и надежного окружения.

Регина попыталась осторожно разогнать навязчивые мысли Мари. Но это было бесполезно, потому что Мари пропускала мимо ушей слова Регины и открывала рот лишь затем, чтобы в любой, пусть даже самой невообразимой, связи снова произнести имя Халдора.

Халдор или кошмар — это почти одно и то же.

Утром, за кофе, Мари завела ту же пластинку.

Она принялась возбужденно рассказывать, как бегала ночью к телефону. Неужели Регина и правда не слышала звонка? Или Мари он померещился? Но ведь она за миг до того, как проснуться, ясно видела во сне, как Халдор набирал номер ее телефона. Схватив спросонья трубку, она поняла, что опоздала, ей отозвалась пустота.

Слушая причитания Мари, Регина решила: кто же, кроме нее, может помочь. Так дальше не могло продолжаться. Было бы подло остаться безучастной и, уйдя, забыть чужую боль.

Открывалась хорошая возможность как следует встряхнуть Мари!

Выбора не было, к тому же и яд обладает целебными свойствами.

В передней, уже взявшись за дверную ручку, Регина сказала:

— Выкинь ты из головы этого пошлого Халдора, он тебя недостоин.

— Ты тоже ничего не понимаешь, — вздохнула Мари, готовая расплакаться.

Глядя на разнесчастную Мари, Регина поняла, что время настало.

Она усадила Мари в кухне на табуретку, и в этом пропитавшемся запахами еды помещении, испытывая тошноту, возмущенная Регина поведала Мари историю, которая произошла с ней когда-то на даче. Все в эту минуту казалось одинаково мерзким: серый день, разрисованные ромашками занавески на немытом окне, курящий мальчишка, который разгуливал на другой стороне улицы, остатки приторно пахнувшего торта на столе. Но особенно ее собственные нещадящие слова.

Губы у Мари посинели, подбородок задрожал.

— Может, Халдор, этот психопат, даже является отцом моего последнего ребенка, — заявила напоследок Регина.

Она подождала, пока приятельница осознает услышанное, затем открыла кран, дала стечь застоявшейся в трубах воде и протянула Мари стакан.

Зубы Мари выбивали дробь о края стакана, она захлебнулась, Регина постучала ее по спине. Мари послушалась ее и постаралась глубоко вдохнуть.

Регина, взвинченная своим рассказом, почувствовала неловкость из-за этой пошлой сцены.

Мари успокоилась ровно настолько, чтобы прошептать:

— Этого я тебе не прощу!

Всхлипывая и хватая ртом воздух, она стала стучать кулаком по столу и с угрозой, будто из пулемета, выпалила:

— Ну погоди! Еще пожалеешь! Ты! Подлая! Змея!

Регина не восприняла всерьез эти вызванные крайним возбуждением слова.

Она взялась мыть посуду, не мешая приятельнице бушевать.

Как только она вытерла чашки и выстроила в ряд на столе, Мари схватила в каждую руку по чашке и стала бить их друг о друга, будто пасхальные яички, пока у нее в руках не остались одни черепки.

— Раньше бы разбила, — сказала Регина. — Чего ради я их мыла?

Регина думала, что ее абсурдные слова вызовут у Мари улыбку и она опомнится.

Пустая надежда! Мари до сих пор полностью не пришла в себя.

ЧТО КРЫЛОСЬ ЗА ТЕЛЕГРАММОЙ ТИЙТА?

Не мог же план мести, зародившийся у Мари, быть столь грандиозным, чтобы превратить неприглядное сведение счетов в щекочущее представление на глазах у многочисленной публики.

Наступил вечер.

Сегодня они уже не приедут.

Было бы глупо думать, что Регина предоставит им ночлег.

Они перенесли поездку на утро, это казалось вполне правдоподобным.

Регина не знала, как она переживет эту ночь.

Ожидание изматывало.

Чему быть, пусть произойдет скорее!

Может, снова принять снотворное?

А если они припрутся ни свет ни заря, когда она еще будет в постели?

Забарабанят в дверь, грохот на всю улицу. Люди в тревоге выскочат из постелей, станут в испуге выглядывать из-за занавесок; кое-кто натянет башмаки и впопыхах побежит смотреть: дом Регины осаждают бандиты! А у Регины нет дома никого, кто бы ее разбудил, — после снотворного трудно проснуться. Наконец она поплетется вниз, с бьющимся сердцем откроет дверь, лицо заспанное, волосы спутаны. Приезжих такая картина только обрадовала бы.

Они будут с издевкой смеяться, глядите, мол, как спокойна эта подлая женщина; будут выражать презрение — такая и знать не знает, что значат угрызения совести!

Просидеть всю ночь за столом, подпирая голову руками?

Тогда к утру она окажется бледной и измученной, мысли потекут медленно, поплывут, будто в сиропе; у нее не хватит сил постоять за себя, спорить, доказывать, а если надо, то и лгать.

Ничего умного Регина придумать не смогла.

Человек сам не виноват в своей бездарности и ограниченности. Отчаянные действия могут позволить себе лишь те, кто способен благодаря хитрости в любых условиях защитить себя.

Усталая Регина смогла бы пробормотать своим недоброжелателям лишь какие-то несвязные слова.

Однако телеграмма Тийта все же скрывала какую-то тайну.

То ли Мари сверхнаивна, то ли непомерно ловкая интриганка?

Регина и раньше ошибалась в оценке Мари. Хотя по трезвости своей Регина не умела понять вновь вспыхнувшей страсти Мари к Халдору, она тем не менее не могла объявить ее несуществующей. Бесполезно подгонять других под свою мерку. Люди с гибким характером никогда не попадают в беду, потому что способны приноравливаться к другим и поступают так, как того от них ожидают.

Возможно, Мари действительно поверила, что Регина в тот давний вечер ходила к Карлу за пустяковыми учебниками?

В сознании Мари, боготворящей своего уважаемого родственника, никак не умещалось, что Карл мог переспать с первой встречной женщиной. Быть может, Мари относилась к этому именно так, ничего не видя. Карл, по ее мнению, отличался от современных людей благородством и целомудрием, он был примерным, исключительным человеком — столь положительным, что даже слеза могла прошибить, такой старательный и целеустремленный. Бедняжке не везло на жен. Ведь на свете столько коварных и пустых женщин, которые особенно ретиво преследуют хороших мужчин.