— Теплая, чтоб ее!
Она выплеснула воду в раковину и пустила холодную воду. Орви знала, что Карин пьет воду, как лошадь. Поэтому она терпеливо ждала, пока та утолит жажду.
— Ну и горит у меня внутри, — вздохнула Карин.
Наконец она напилась и лениво подошла к плите, подняла крышку с Орвиной кастрюли, с грохотом уронила ее обратно и недовольно сказала:
— Я думала, ты мясо варишь.
Орви промолчала. Здесь, на кухне, лучше всего держать язык за зубами.
Поселившись в этом общежитии, Орви была удивлена, что соседки по комнате готовили каждая отдельно. Ей казалось, что проще было бы жить одним котлом.
— Мы не в армии, мы свободные люди, — первой высмеяла ее Малле.
— Как это — питаться вместе? — удивилась Эбэ. — Ведь у каждого свои вкусы. Одной нравится яичница, другой — яйца всмятку, может, кто любит кофе, а кто молоко. Я ем как бегемот, а другие клюют как птички.
Со временем Орви убедилась, что, несмотря на это, все меню походили одно на другое. Единственная разница заключалась в том, что если сегодня ела пельмени Малле, то на следующий день их готовила себе Эбэ. Сайма — четвертый жилец их комнаты — была совсем не так равнодушна к еде, как уверяла. Она часто и с удовольствием ела селедку, заедая ее рисовой кашей. Кроме того, она любила полакомиться тайком. Купив груш или винограда, она стыдливо исчезала с ними в коридоре.
Малле с Эбэ смеялись и говорили:
— Сайма пошла любоваться закатом.
И действительно, Сайма чаще всего останавливалась в самом конце коридора у окна, выходившего на запад, и жевала там в свое удовольствие.
Орви густо наперчила яичницу. Острая пища прочищала мозги.
Она шла по коридору с шипящей сковородкой в руке. В этот сумеречный час приходилось держаться поближе к стене: без конца хлопали двери, кто нес груду немытой посуды, кто, перекинув через руку платье, направлялся в гладильную. Некоторые возвращались разрумяненные с улицы со свежими газетами в руках.
Орви поставила сковороду на стол, подстелив под нее бумагу. Подула на пальцы и, встряхивая обожженной рукой, подошла к шкафу. Одна половина шкафа служила им буфетом и кладовкой-шафрейкой. Орви достала со своей полки буханку хлеба, густо намазала ломоть маслом, и, не отходя от шкафа, откусила большой кусок. Не переставая жевать, она прошла через комнату к столу и села. Затем подвинулась к самому краю стола, потому что на другой стороне Эбэ наводила как раз красоту. Снова запахи косметики, у себя она их как будто и не замечала. Запахи преследовали Орви повсюду, от них мутило. Как-то она пожаловалась на это, но ее высмеяли. Малле решила, что Орви ожидает маленького. Эбэ сочувственно покачала головой, и только Сайма проявила понимание: работа маляра испортила Орви обоняние.
И действительно, Орви нередко думала, до чего же дойдут химики в своих открытиях. Новые краски пахли одна хуже другой. Неважно, что они быстро сохли и позволяли использовать скоростную технологию, скоро малярам, очевидно, придется влезать в противогазы. Летом этот запах еще можно было вынести — окна и двери не закрывались. Теперь же наступила зима. Подумав об этом, Орви вконец помрачнела. Когда она выучилась на маляра, ей дали место в общежитии. И, по крайней мере первое время, Орви не хотелось менять работу. За свою жизнь она и так сменила немало мест, чтобы сразу подавать заявление об уходе.
Кто-то, словно перст судьбы, трижды постучал в дверь. Орви могла не поднимать глаз от сковороды — кому и быть, как не Джо Триллю. Как они ни старались избавиться от него, но ничего не получалось. Однажды Малле со злостью выпалила, что надо бы Орви переселить в другую комнату, тогда и у них был бы покой по утрам в субботу и воскресенье.
Орви до сих пор не могла понять, на самом ли деле у Джо Трилля не все дома или он только прикидывается дурачком. Сегодня, когда он сел за стол, сложил руки на коленях и преданно уставился на Орви, ей вдруг стало жаль его. Словно в первый раз увидела она его высокий, испещренный морщинами лоб. Только испытав все на собственной шкуре, начинаешь понимать других, подумала Орви, вспомнив, как сегодня утром в душевой она изучала свои голубые глаза, поблекшие с годами. Какие заботы наложили отпечаток на его лицо? При случае надо порасспросить его о прошлом, пусть откроет ей свою душу.
Орви посмотрела на гостя. Джо оживился. Орви стало смешно.
Когда Орви познакомилась с Джо Триллем на стройке, он взял ее за руку, подвел к кислородному баллону и торжественно произнес:
— Если он взорвется, то это будет равносильно взрыву полутонной бомбы.
По профессии Джо Трилль был сварщиком, его фотография не сходила с Доски почета — потому, наверно, и спорилась у него работа, что он преклонялся как перед горелкой, так и перед баллонами. Другие сварщики называли их «шипелкой» и «бутылками». А Джо Трилль никогда не называл орудия своего труда такими пошлыми именами.
Эбэ подошла сзади к Джо, покачалась на носках и состроила гримасу.
Орви украдкой вздохнула. Не могла же она выставить гостя за дверь! Разумеется, он всем мешал. Женщинам хотелось привести себя в порядок и приодеться, чтобы пойти в город. Ведь не собирались же они всю субботу торчать в четырех стенах.
Орви внутренне напряглась. Она боялась, что женщины снова что-нибудь выкинут, чтобы избавиться от Джо. Сайма и Эбэ, заложив руки за спину, без дела слонялись из угла в угол, но Малле, кажется, что-то затевала.
Чего только они не выделывали, чтобы досадить Джо. Он был трезвенником и ненавидел пьяниц. Однажды Сайма с таким стуком опустила на стол початую поллитровку, что Джо передернулся. Затем она навалилась на стол и поднесла бутылку ко рту. Даже Орви смотрела на Сайму с отвращением, ведь она не знала, что в бутылку из-под водки налита самая обыкновенная вода. Эбэ без конца предлагала Джо сигареты, хотя он и не курил. Особенно презирал он курящих женщин. Орви следовало бы признаться, что она тайком покуривает сигары, но ей не хотелось так горько его разочаровывать.
Ко всем этим выходкам Джо относился на удивление спокойно. Изредка снисходительно улыбался, смотрел на Орви как верный пес, так что можно было прийти в отчаяние. В обществе этого простодушного человека, не имевшего ни одной отрицательной черты, становилось как-то не по себе.
Орви судорожно глотнула, она хотела крикнуть, чтобы они прекратили, но слова застряли в горле. То была уже не шутка. Из-за шкафа, покачиваясь, вышла Малле — грудь ее была обнажена, — прошлась по комнате и остановилась в поле зрения Джо.
На этот раз робкий Джо не потупил взгляда. Он кашлянул и тихо сказал:
— Ты прекрасна, совсем Мадонна, только ребенка не хватает.
Орви закрыла лицо руками. Сквозь пальцы она увидела, как Джо медленно встал. Широким шагом он подошел к двери, остановился на пороге, посмотрел на замерших женщин и сказал:
— Что я вам сделал плохого?
Не успела за Джо закрыться дверь, как Малле запахнула халат, ее лицо пошло пятнами, и она со всего размаха бросилась на кровать. Заливаясь слезами и громко шмыгая носом, она колотила по подушке кулаками. Эбэ, попытавшаяся успокоить ее, получила пинок ногой.
— Елки-моталки! — воскликнула Эбэ. — Неужели мы не можем в своей комнате вести себя, как нам хочется! Как будто в первый раз пошутили!
Сайма хрипло рассмеялась.
На Малле нашла икота.
— Да перестань, — утешала ее Сайма. — Ведь мы — бабы что надо. Еще всякий сопляк станет нас поучать.
— Малле, прошу тебя, — сказала Орви.
Сайма на цыпочках подошла к Малле, похлопала ее по плечу и сказала:
— Скажи-ка лучше, что тебе принести из города?
— Бублик! — с деланной веселостью воскликнула Эбэ.
Единодушная поддержка соседок по комнате и повседневные заботы помогли Малле пересилить плохое настроение. Она села и вытерла глаза.
Затем они принялись собирать деньги. Дважды в месяц после получки Сайма набивала свою сумку деньгами соседок по комнате и отправлялась в город за покупками. Ей нравилось бродить по магазинам. Она прямо-таки упивалась толкотней и разглядыванием витрин. У Саймы был особый дар к покупкам. Она могла этим гордиться. Благодаря какому-то особому чутью она вовремя оказывалась там, где как раз выбрасывали что-нибудь интересное и редкое. Ее память также была развита соответственно. Она помнила точную цену всевозможных товаров и даже со сна могла назвать размеры груди, бедер и прочего своих соседок, а также их любимые цвета. Благодаря Сайме они были одеты элегантнее всех в общежитии и их считали девушками что надо, хотя каждая из них давно уже отпраздновала свое тридцатилетие.
