ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ЗА ВОСЕМЬ МИНУТ ДО ВСПЫШКИ
Когда ты склоняешься к западу,
В смертную темноту
Падает сонно земля.
Падает в темень тех,
Кто недвижно покоится ныне в гробницах
Кто бездыханен, чьи вещи крадут в темноте
И не сыщут мертвые вора.
Лев из пещеры идет на охоту,
Неслышно жалит змея
Замер в молчании мир.
Сотворивший живое уходит
За горизонт
Дабы опять обновленным вернуться.
Из «Гимна Солнцу» фараона Эхнатона
Рев!
Рев!
Рев!
Рев!
Подобно излучине одной из величайших рек зеленой планеты, плазма течет, изгибается и низвергается вниз на поверхности солнечной атмосферы. Запертому на мосту из сжимаемых газов плазмоту приходится приноравливаться к изменениям потока. Ему приходится сражаться с турбулентностью колышущихся слоев, готовых ежесекундно вытолкнуть в густую горячую пустоту короны, сомкнувшейся вокруг газовой трубы. И даже сознавая, что его никто не услышит, плазмот кричит, но его слова тонут в сверхзвуковом реве бури.
Поворот!
В сторону!
Кручение!
Вверх!
Магнитный поток создает колоссальные объемы энергии, пока плазменная трубка продолжает оставаться привязанной к одному месту в фотосфере. Подобно скрученной в невидимые кольца змее, газовая трубка лежит высоко над солнечной поверхностью. Протуберанец накапливает миллиарды вольт потенциала вдоль километровой динамомашины горячего газа, бессмысленно вращающейся в поверхностном конвекционном слое.
Каждый новый тераватт энергетического потенциала треплет одежду и иссушает сознание плазмота, интенсивный поток постепенно разрушает последовательность закодированных ионов, да-и-нет, наружу-и-внутрь, которые составляют самую суть плазмотной структуры. По мере увеличения напряженности плазмот движется все медленнее и хаотичнее, сопротивление газам ослабевает. Его существо становится все жарче и тоньше, сливаясь с плазмой, текущей в этом энергетическом мальстреме. Он медленно угасает.
Пим!
Пиим!
Пииим!
Пиииим!
НА БОРТУ «ГИПЕРИОНА», 21 МАРТА 2081 Г., 18:34 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Доктор Ганнибал Фриде застыл от удивления. В замкнутом пространстве слышались лишь звуки из охлаждающей системы, напоминая ему, что корабль живет повседневной жизнью.
На мониторе его взору открывался солнечный диск, который в свете альфа-водородных эмиссий походил на золотую монету, в центре которой зияла черная дыра. Настроив датчики, Фриде увидел, что аномалия похожа на две пулевые пробоины, две сквозные раны, соединенные материей серого, переходящего в черный, цвета. Основное солнечное пятно простиралось с запада на восток на двадцать два градуса вдоль диска, чуть ниже экватора.
Фриде закрыл глаза. Даже с закрытыми веками перед ним по-прежнему маячил красно-желтый солнечный диск с черной дырой внутри. Не помогала и обычно используемая учеными низкая контрастность при наблюдениях. Пятна были огромными! Такую дыру можно было засечь даже при помощи обыкновенной подзорной трубы.
Когда наступит закат, и солнце начнет тонуть в перегруженной пылью земной атмосфере, людям представится случай взглянуть на звезду незащищенными глазами. Миллионы узреют то, что Фриде наблюдал сейчас. Зияющую рану, размером и ясностью похожую на одно из лунных морей. Две дыры, чьи размеры и глубина доступны даже невооруженному глазу. Две впадины, продавленные на солнечной поверхности безжалостной рукой.
Фриде вспомнилось, как две недели назад, когда «Гиперион» облетал южный полюс, он безуспешно вглядывался в пространство, пытаясь отыскать хотя бы малейший след «явления». Тогда он совершенно не был уверен в том, что аномалия существует.
Надо же, какой негаданный сюрприз!
Все это время вне поля его прямого зрения созревала пара солнечных пятен, и не маленьких, едва заметных пятнышек начала цикла, но огромные, массивные пятна, которые обычно появляются на пятый-шестой год, в самый разгар. Более того, на взгляд Фриде эта пара превосходила размерами Великую Группу пятен 1947 года, самую большую группу пятен из всех, когда-либо заносимых в анналы.
Фриде снарядил эту экспедицию, надеясь подтвердить, что столь долгий период незамутненного солнечного сияния подойдет к концу быстрее, чем считает научное сообщество. Чтобы подтвердить свою теорию, Фриде надеялся найти хотя бы несколько пятнышек или район активной магнитной деятельности, но эти пятна превзошли все его ожидания. Было даже немного досадно от того, что он мог бы остаться дома и с легкостью изучать их с Земли.
В голове Фриде проносились эти мысли, пока ученый перестраивал датчики и наблюдал за растущей на экранах парой пятен, поскольку теперь «Гиперион» поднялся над горизонтом аномалии и медленно двигался к экватору. В этот момент произошло второе событие, заставившее доктора вздрогнуть.
Пятна соединялись протуберанцем!
Фриде мог видеть его дугу, протянутую вдоль лимба солнечного шара. Протуберанец представлял собой клочковатую полуокружность из бледных газов, выходящую из границы одного пятна и тонущую в другом. Пока Фриде внимательно изучал его экранный образ, из фотосферы вырвался всплеск ярко-красного пламени. Он вырвался из океана будущих частиц, свернувшись в густой желтый сгусток. Неожиданно сгусток рванулся к вздымающейся дуге протуберанца.
Фриде, не привыкшему к такого рода зрелищам, газовый мост показался ужасающе огромным. Находясь в столь непосредственной близости, астрофизик мог даже разглядеть его переплетения, впадины и бугорки на поверхности. Внутри огромной трубы сходились течения и противотечения, выбрасывавшие сгустки свободных газов, почти моментально сгоравших в перегретой атмосфере короны.
— Джели! — Фриде нажал кнопку селектора. — Приди, пожалуйста, на секунду!
— Что случилось? — в тоне жены слышались едва различимые нотки недовольства. — У меня все руки в соде.
— Я обнаружил протуберанец!
— М-м… а ты разве собирался его отыскать? Я имею ввиду солнечные пятна и все такое прочее?
