Классическая человеческая злоба несёт добро воплощающему намерения зла, то есть источник действия испытывает состояние эйфории, даже счастья, нанося художественные мазки на картинку своего задуманного произведения, поэтому здесь нет зла в полном и чистом смысле, но лишь зло относительное, подобное хирургическому вмешательству сумасшедшего доктора.
Это же касается и маниакальных штрихов теоретически нормальных людей в повседневной жизни, однако глубоко несчастных вне ауры воплощения скрытых желаний, а именно серийных убийц, насильников, извращенцев, которые, собственно, по-настоящему живут лишь когда убивают и планируют, то есть проигрывают воображением предстающую творческую миниатюру – или галерейное полотно – и таким образом вырабатывают добро для себя, испытывая яркость истинной жизни с позиции психики подобной личности, что, конечно же, нормальному человеку сложно представить добром, однако абстрагируясь от личностного восприятия нельзя не признать – убийцы извращенцы люди, а не звери, поэтому всё человеческое распространяется и на них, почему, кстати, и существует идея неприменения смертного приговора.
Невменяемость не оправдывает итогового момента её некоторых практических действий, как и вменяемость планируемых военных операций по физическому уничтожению живых людей, именуемых противником, однако второе в законе, а первое нет, что вводит диссонанс в чистоту определения зла как феноменальной категории, включая в этот диссонирующий момент и политкорректность избирательного действия, известную многим нациям и народам на протяжении всей предполагаемой истории человечества.
В итого можно сделать гипотетический вывод, что зла попросту не существует, есть точечные моменты действия бездействия, относительные множеству критериев, где добро – чистое счастье убийцы, насильника, победившего бойца, победившего социума – также достаточно относительно, а поэтому не может рассматриваться как абсолютная категория, подобно личному существованию, то есть рефлексивному восприятию, которое есть единственная безотносительная суть.
Принимая же внутренний мир личности единственной безотносительной сутью, – каковой она и является с любой позиции, так как любая позиция не более как рефлексивный элемент – можно вывести её в степень абсолютного добра, поскольку зло внутри интроспективной схемы принципиально не может существовать и даже суицидальный момент – максима рефлексивного негатива, можно сказать абсолютное теоретическое зло с позиции экстраспективности – в действительности является безусловным личностным добром, что сложно оспорить любым психоанализом, потому что внешнее никаким образом не может оценивать внутреннее, разве что шаблонными схемами, прикладывая кальку оценочного традиционного свадебного платья на гибкую фигуру молодости и пытаясь выяснить, что же она такое и как она там, за горизонтом недосягаемости, которая всегда свежа подобно утренней орхидее и не ведает о существовании заката.
Метафизика магии
Ева София Браун
Магическое всегда непознанное, при познании аура магнетизма загадочности полностью улетучивается, подобно третей неделе брачного путешествия, поэтому истинно магическое всегда несуществующее в мире людей, но, тем не менее, следы этого несуществования всегда есть, так как мир это личность, не более, но и не менее, и в себе она может найти всё что угодно – его там не может не быть в принципе – и, конечно же, при достаточном желании находит, в чём и заключается исключительная ценность любви к жизни, так как любовь в прямом смысле слова может всё и нет ничего невозможного в поле физического мира, так как он сам не более как часть мира духовного, рефлексивного и полностью управляемого владельцем рефлексии, при условии его волевой возможности взять её в ручное управление в некоторых необходимых случаях.
Метафизика власти
Ева София Браун
Следует чётко осознавать, что власть как чистое понятие своей сущности это максимальная степень свободы как понятия, что осознаваемо далеко не всеми, хотя все без исключения испытывают минимум дискомфорт в отсутствие свободы определённого – чисто индивидуального – порядка, и даже смертников в одиночных камерах выпускают на прогулку, так как система человеческих взаимных требований зафиксировала некоторые общечеловеческие ценности как невозможные к невыполнению в определённой степени в определённой ситуации, однако ситуация ситуации рознь и жажда свободы также не может быть равномерно распределена между функционалами поля её потенциала.
Вышесказанное поясняет основную мотивацию жажды власти как смысла жизни и мировосприятия, хотя на первый взгляд причины вовсе не в этом, а в некоторых материальных и эмоциональных благах, которые достаточно косвенны и не имеют ключевого значения, но кончено же как системные требования имеют определённое значение для тонуса рефлексивного потока, настроенного на максимальный захват внимания социального пространства и, что самое главное, на обеспечение личностной самоценности для эго – употребляя это слово – первого порядка, то есть животной сущности, идущей вслед за сущностью духовной и почти всегда висящей на ней пудовой гирей иждивенчества, тогда как эго второго порядка, проистекающее из сущности духовной не знает никакого ограничения в своём направленном движении эгоцентрической экспансии, вовсе не нуждаясь в каком-либо обеспечении, поскольку самодостаточно, и по этой причине перманентно конфликтует с началом животным, откуда и проистекают психические коллизии непредвиденных технических нюансов, известные фактическими историческими свидетельствами, на основании которых некоторые исследователи выводят заключения, что страсть к власти базируется на некой психической ненормальности.
Психическую неадекватность демонстрируют как раз сами эти исследователи(Григорий Климов как самый яркий образец авторизованного сумасшествия), поскольку стремление к свободе заложено на генетическом уровне животных вообще, а в человеческой личности животное начало превалирует в любом случае, потому что духовная суть эфемерна как тонкое поле взаимодействия с аналогичными полями и даже можно сказать, что с позиции чистой коммуникабельной животности, духовность в каком-то смысле может констатироваться как некая степень сумасшествия – что и транслировал Климов, но в иной терминологии – по причине тотального различия механизмов захвата свободы и смысла жизни, поэтому не всегда ясно понимаемое устремление часто демонизируется до инфернальной степени, что как определение сути стремления к власти несколько наивно и даже инфантильно в своей примитивности.
Естественно, пути духовного наполнения человека к освобождению от негативной ауры мира социальности не всегда линейны и не идентичны, а конечность стартового забега практически никогда не просматривается в точке запуска реализации инициированного внутренними императивами импульса амбициозности, поэтому чистота замысла и минимизация побочных эффектов подобной дороги к счастью – а это именно так – никогда не возможна к предварительному редактированию, поэтому классически принято считать, что цель ничто – дорога всё, и это-то конечно предположительно так и есть, но лишь с позиции старта, неизбежного финишем, после которого неведомость скрывает все видимые следы, и с позиции финиша, вне всякого сомнения, картинка прорисовывается в ином эмоциональном духовном освещении, которое ретранслируется во что угодно, но не в действительное наполнение чувственно интеллектуальной схемы рефлексии, пример чему тот же Борис Березовский(как яркий субъект русскоязычной социальности)и подобные ему представители чистой классической амбициозности, когда нижняя планка запроса на оптимальное существование зафиксирована намертво, не допуская снижения уровня качества психического поля, что и приводит к соответствующим результатам.