Сюжет произведения — то с замедленно развивающимся действием (вялая жизнь Гека, поддавшегося уговорам Тома Сойера и возвратившегося в дом вдовы Дуглас), то со вставными эпическими отступлениями, то в стремительном темпе, с резкими драматическими поворотами — целиком подчинен основной задаче автоpa: показать строго необходимую цепь событий, поступков героев, которые выразили бы существенные черты жизненной коллизии, обрисованной в романе.

Если бы не борьба Гека Финна за Джима, его поиски свободы носили бы романтически-отвлеченный характер. Сокрытие беглого негра делает роман специфически американским, прикрепляет сюжет к определенному времени (середина XIX века), к определенному месту (южные штаты США), к определенному характеру с резко выраженной социальной сущностью.

Идейная задача — поиски свободы — диктовала писателю композицию романа. Роман с таким содержанием требовал широкой картины жизни. Описание путешествия сразу определяло его композиционную структуру, имелась возможность последовательно развернуть картину жизни целой страны и объединить огромный и пестрый фактический материал разнородных впечатлений. Построение романа таково, что почти каждая глава представляет собою приключение, неожиданное событие, стычку[308], причем все время идет чередование комического и трагического.

Роман Твена широк, разбросан, не имеет единого плана; в нем вдруг неожиданно разрастается какая-либо побочная сюжетная линия (мошеннические проделки «герцога» и «короля», столкновения Грэнджерфордов с Шефердсонами).

По сравнению с тщательно построенными романами Гоуэлса или «благопристойными» книжками Луизы Олкотт роман Твена напоминает дикорастущее дерево в подстриженном городском парке. Но, применяя оценку Гете, которую он дал «Вильгельму Мейстеру», роман был сделан «не из одного куска, но все же из одного смысла».

«Гекльберри Финн» — «наивысший подъем в использовании диалектов литературой, наивысший из всех, какие Америка когда-либо имела»[309], — утверждает Пэтти в «Истории американской литературы».

Уже в «Прыгающей лягушке» и позже в «Закаленных» Твен использовал разговорную интонацию речи простого человека, ввел в свой литературный обиход язык рудокопов Невады, поэтичность народных выражений, непосредственность, грубоватость языка людей Запада.

Твен был первым американским писателем, сознательно ставившим перед собою труднейшую задачу: сохранить в литературном произведении свежесть, оригинальность, поэтичность народной речи, изгнать из литературного языка книжную нарочитость и вымученность.

Большое реалистическое содержание романа требовало от Твена своеобразия в языке. О народной мечте, о свободной жизни Марк Твен должен был рассказать языком американского народа. Он это и сделал, руководимый глубоким сознанием долга писателя.

«Язык нации — явление обширное, — писал Марк Твен в 1882 году, — он не исчерпывается манерой говорить, свойственной образованной горстке людей; язык, служащий достоянием большой необразованной части населения, должен приниматься в соображение»[310].

Диалект Гека и язык негра Джима — плод больших лингвистических изысканий Марка Твена. Об этом он сам говорит в предисловии к роману:

«В этой книге употреблено несколько диалектов, а именно: диалект миссурийских негров, особенные формы диалекта лесных местностей северо-запада, обыкновенный провинциальный диалект и его четыре варианта. Все нюансы употреблены не случайно, не предположительно, а потому, что имелось тщательное и заслуживающее доверия личное ознакомление с этими несколькими формами речи».

Свободное и смелое введение просторечья белых и негров в литературу производило в ней целый переворот. Марк Твен оказался родоначальником нового типа литературного американского языка — обогащенного главнейшими диалектными формами, имеющимися в общенародном языке.

Разговорная речь Гека и Джима — это не только бытовой лексикон, это поэзия сказок, легенд и преданий, это язык мечты и сердечных признаний. Фраза точно и гибко воспроизводит интонацию живой разговорной речи. Повествование от первого лица помогает лучше видеть героев, привносит остроту в изображение, сохраняет у читателя ощущение живого разговора с героем. Оно дает автору еще и то преимущество, что душевный мир героя (образ мыслей, чувств, логика поведения) остается все время в центре внимания читателя; события преломляются сквозь психологию рассказчика и предстают в той временной связи, когда они становятся ему известными. Последнее дает возможность усложнять сюжет (делать отступления, оставлять нечто неразгаданным и т. д.). В данном случае эта манера имеет еще одно важное значение: Гек — «простак» — все время оценивает жизнь буржуазного общества с точки зрения простого человека. От этого тускнеет мишура «приличной» жизни, условности кажутся смешными, яснее проступает правда. Достигается такой эффект с помощью создания вокруг героя особой лексической среды. Речь Гека Финна изобилует нарочитыми «прозаизмами» («низкий» речевой строй), обилием жаргонных и диалектных словечек, пародийным несоответствием между языком и объектом описания (последнее всегда дает комический эффект).

Твен-реалист знает, что в стиле речи действующих лиц отражаются социальные вкусы, уровень культуры, социальная обстановка, драматизм ситуации и многое Другое.

В доме вдовы Дуглас «тихо, как в могиле». Этого достаточно, чтобы понять Гека, возненавидевшего мертвечину и весь уклад богатого «цивилизованного» общества.

Твену не нужно описывать подробно неподвижный, сонный быт арканзасской деревни, достаточно показать, как на ее улице, в черной густой грязи, развалилась огромная свинья с таким довольным видом, «точно она жалованье за это получает» (as if she was on salary).

Культурный уровень «герцога» характеризуется той мешаниной, которую он называет «монологом Гамлета», а «король» раскрывается в одной фразе, когда он представляется: «Ваши глаза взирают в эту самую минуту на несчастного дофина Луя семнадцатого, сына Луя шестнадцатого и Мэри-Антонеты».

Суеверный Гек не может передать драматизм описываемого и страх, который он при этом переживает, без введения в рассказ грома и молнии. Поэтому вспышки молнии освещают разбитый пароход, разрытую могилу Питера Уилиса, потерянный челнок, дорогу в темной ночи и т. д.

Твен изображает комизм и напряженность сцены, когда Гек и Том проползают ночью мимо выслеживающего их Джима и замирают надолго в неудобных позах, одной лишь фразой: у Гека в эти секунды «в одиннадцати местах зачесалось».

Портрет пропойцы отца, находящегося на грани белой горячки, Гек передает такой деталью: кожа на*лице у пьяницы была неестественно бледной, напоминала «рыбье брюхо», так что «смотреть было противно». Этим выражено предельное равнодушие сына к опустившемуся отцу.

Краткие диалоги, реплики героев столь насыщенны, что иногда в одном слове, в одной фразе с предельной простотой и трагичностью раскрывается сущность социального уклада.

Вот сцена разговора между Геком и тетей Салли. Она стоит целых фолиантов исследований о положении негров в Америке.

Гек рассказывает вымышленную историю о том, как на пароходе лопнул котел. Тетя Салли ужасается:

«— Боже милосердный! Кто-нибудь пострадал?

— Нет, м'м! Только одного негра убило (No'm, killed a nigger).

— Ну, это еще слава богу, а бывает, людей убивает (It's lucky, because sometimes people do get hurt)».

Так говорит Гек, который считает Джима своим собратом по жизненным бедам; так говорит тетя Салли, добродушнейшее существо на свете. В этом диалоге выражена общепринятая «мораль» рабовладельческого общества. И несмотря на то, что она оставляет свои следы в сознании Гека Финна, в его языке, — вся жизненная практика отважного мальчика проходит вопреки ей.

Реализм Марка Твена достиг большой глубины и обобщающей силы.