В это описание вложено много сил души человека, оторванного от любимого дела, запертого в «золоченую клетку» узкого буржуазного мира.

Наверное, в такие минуты и зрело в душе Марка Твена то непреодолимое чувство, которое породило роман о свободолюбивом Гекльберри Финне, убежавшем на Миссисипи от Тэчеров, Дугласов и Уотсонов. Картина летнего утра в «Жизни на Миссисипи» — ключ к пониманию одного из лучших романов Марка Твена.

У В. И. Ленина есть замечательная характеристика рабства, возросшего на «свободной» американской почве во второй половине XIX века: «Ссылаются на то, что в Америке демократия, что там Белый Дом. Я говорю: свержение рабства было полвека тому назад. Война из-за рабства кончилась в 1865 году. А с тех пор там выросли миллиардеры. Они держат в своем финансовом кулаке всю Америку…»[279].

К середине 80-х годов становилось все очевиднее, что в рабстве находятся не только негры, но и белые — все трудящиеся Америки, попавшие в кабалу к миллиардерам. Не только к этому времени, но и позднее у Марка Твена не было достаточно ясного понимания экономических и социальных процессов, происходивших в современной ему Америке, но писатель остро ощущал все углублявшийся кризис американской демократии.

В то время, когда создавался роман «Приключения Тома Сойера» и писались очерки «Былые времена на Миссисипи», появился и рассказ «Правдивая история» (1874).

Гоуэлс, поместивший его в редактируемом им журнале «Атлантический ежемесячник», вынужден был выступить на защиту Марка Твена, потому что читателям его «благонамеренного» журнала рассказ не понравился. Гоуэлс писал, что это — «исследование характера, столь же правдивого, как сама жизнь, сильного, нежного и трогательно-патетического»[280].

Прототипом героини твеновского рассказа была реальная «тетушка Корд» — негритянка с фермы близ Эльмайры, уроженка штата Виргиния, дважды проданная в рабство. К названию своего рассказа Марк Твен прибавляет фразу: «в том виде, как я сам слышал его». Писатель сохраняет диалектный язык старухи негритянки, строй ее речи и все содержание ее трагической биографии. Тетушка Рейчел — героиня рассказа — вначале представлена как человек смешливый, живой и беззаботный. Но, задетая предположением, что она «ухитрилась прожить на свете шестьдесят лет и ни разу не испытать горя», Рейчел рассказывает о своей горестной жизни: как на невольничьем рынке были проданы в разные стороны она, ее муж и семеро детей, как она яростно защищала своего младшего сына — маленького Генри («убью всякого, кто притронется к нему!»), как работорговцы силою оторвали ее от ребенка («я билась и кричала, рвала на них платье, колотила их своими цепями, а они избивали меня, но я уже не чувствовала ударов…»).

В рассказ введен выразительный и многозначительный эпизод: спустя тринадцать лет, в период Гражданской войны, Рейчел случайно встретила своего сына Генри среди солдат армии Линкольна; Генри сражался за свободу негров: находился во «взводе солдат черного полка». Мать пережила огромную радость и гордость, но снова потеряла сына из виду.

Марк Твен вызывает у читателя горячую симпатию к простому человеку — негритянке, которую лишили семьи, детей, сделали ее жизнь пустой. Старая Рейчел представлена в рассказе человеком с богатым духовным миром, она глубоко и остро переживает горе и радость.

Мотивы эти получат более полное раскрытие в образе негра Джима. Между «Правдивой историей» и «Приключениями Гекльберри Финна» есть преемственность; рассказ — прелюдия романа.

Закончив «Приключения Тома Сойера», Марк Твен уже думал о новом романе с теми же героями. Это видно из письма к Гоуэлсу от 15 июля 1875 года. «Я возьму мальчика лет двенадцати, — писал Марк Твен, — пропущу его сквозь жизнь; но не Тома Сойера, он неподходящий для этого характер»[281].

В августе 1876 года было уже написано четыреста страниц будущего романа о Геке Финне. Летом 1883 года, после того как была закончена книга «Жизнь на Миссисипи»[282], Марк Твен снова принялся за роман.

Главы из нового, ставшего вскоре знаменитым романа — «Приключения Гекльберри Финна» — впервые появились в журнале «Сенчюери Мэгезин» в декабре 1884 года и в январе 1885 года. Вся книга в целом стала достоянием читателя лишь в феврале 1885 года[283].

О том, насколько политически актуальным, почти злободневным было это произведение, свидетельствует бурная полемика, разгоревшаяся вокруг романа по выходе его в свет. Реакционеры США увидели в свободолюбивом Геке Финне своего заклятого врага. В Конкорде книга была изъята из школьных библиотек — под тем предлогом, что Гек Финн был лжец, скрывал беглого негра и тем самым предназначил себя для ада. Об этом, спустя много лет, Твен будет вспоминать в «Автобиографии», в связи с тем, что через семнадцать лет после появления книги в свет ее выбросили из библиотеки г. Денвера[284].

Конкорд — «американский Веймар», город аболиционистов Торо и Эмерсона, Конкорд, в 50-х годах строивший тайные убежища для беглых негров, — отверг Гека Финна за сокрытие негра Джима. Библиотечный комитет в Конкорде охарактеризовал книгу Твена как «грубую, непристойную, безвкусную… хлам, годный лишь для трущоб». Конкордские газеты вопили об «антирелигиозности» романа и заявляли, что «дни Твена-юмориста окончились».

Литературный Конкорд, представленный Луизой Олкотт и Селией Токстер[285], встретил роман Твена враждебно. Луиза Олкотт вычеркивала Марка Твена из литературы. «Если мистер Клеменс не может выдумать ничего лучшего, что он мог бы рассказать нашим юношам и девушкам с чистыми помыслами, пусть лучше бросит писать», — высокомерно заявляла эта «признанная» детская писательница[286].

Бостонские газеты оценили «Гекльберри Финна» как произведение, «столь же плоское, как и грубое», и предсказывали, что его «никто не будет читать»[287].

Приговоры конкордских и бостонских газет подхватили реакционные газеты других городов. «Чикаго трибюн» напечатала в марте 1885 года отрицательную рецензию о романе Твена; «Арканзасский путешественник» перепевал оценки восточных критиков и учил Твена хорошему тону. «Последняя книга Твена осуждена за то… что она вульгарна и груба. Времена вульгарного юмора в стране прошли. Было время, когда неприличная шутка могла найти поклонников, но сейчас читательская публика более утонченная. Грубовато-преувеличенный юмор отжил свой век. Юморист будущего должен быть строгим и правдивым»[288].

Арканзасская газета высокомерно осуждала газету «Столетие», поместившую отрывки из «Гекльберри Финна»: «писания Твена не стоят того, чтобы нормальная провинциальная газета отводила бы им место на своих страницах»[289].

Конкорд и Бостон культивировали выспренность и «изящество», манерность и вычурность, слащавость и дидактизм. Народный юмор изгонялся из этой рафинированной литературы и считался признаком «давно прошедшего варварства». Провинциальные газеты рабски подражали буржуазным литературным законодателям, грубо и прямолинейно отвергая то, что противоречило устанавливающейся «нежной традиции» и декадентской моде.

«Спрингфилдский республиканец» объявил, что все написанное Твеном опасно в моральном и интеллектуальном отношениях. Газета раскрывала истинную причину травли, которой подвергался Марк Твен: «Вся беда в том, что мистер Клеменс (не Твен, а Клеменс — человек с определенными политическими убеждениями. — М. Б.) из тех, кто не имеет уважения к праву собственности»[290].