Он долго искал глухаря, пиная кусты вереска, в досаде, что лишился столь лакомого куска. Не иначе как подземные тролли уволокли его глухаря. Они подкарауливали и выжидали, когда он подстрелит птицу. Так что ему лучше и не искать. Что уворует лесная нечисть, того не воротить, и незачем ему попусту гневить троллей.
Сведье побрел к ручейку на дне лощины, чтобы освежиться глотком воды. Вдруг он замер на месте, а палец сам лог на курок мушкета.
В ольшанике возле ручейка что-то шевелилось. Что это? Громадный зверь на четырех лапах? Леший? Или, может, лохматая серая овца? Оно заворочалось, и теперь Сведье увидел, что это было двуногое существо в серой овчине.
Стало быть, кто-то есть в лесу! Может, холоп Клевена выслеживает его? А может, это еще один беглый здесь прячется? Сведье решил незаметно подойти поближе и посмотреть, кто бы это мог быть.
По мшистому склону нетрудно было пробираться без шума. Он подошел и остановился на расстоянии мушкетного выстрела.
На камне у воды сидел человек, одетый в широкий тулуп из серой овечьей шкуры, лопнувший на спине, где просвечивала белая полоса. На голове у него была шляпа с круглой тульей, заношенная и вся в дырах, из которых торчали пряди полос. По кожаные штаны на нем были новые, нелатаные, а сапоги блестели, точно барские. Лицо его сплошь заросло свалявшейся бородищей, из которой, будто ястребиный клюв, торчал нос.
Сведье не знал этого человека. Он собрался было повернуть назад, так и не выдав себя, как вдруг увидел, чем был занят незнакомец. А тот сидел и заострял ножом крючок из ольхового сучка. Потом всунул крючок в горло птицы. Это был крупный и жирный глухарь. Глухаря этого Сведье уже видел раньше. В бешенстве он бросился к незнакомцу:
— Ты мою птицу забрал!
Человек в сером тулупе вскочил, зажав в руке нож. Он окинул Сведье быстрым взглядом с ног до головы, и глаза его остановились на мушкете. Мушкет Сведье не был заряжен. Тогда рука с ножом опустилась, и он спокойно уселся снова на камень. При нем не было другого оружия, кроме ножа.
— Я своего глухаря ищу. А он у тебя! — сказал Сведье.
Незнакомец ничего не ответил. Он лишь заквохтал хрипловатым притаенным смешком, который еще пуще распалил обворованного охотника.
— Подавай сюда птицу! Она моя!
— Ого-го! Это еще как сказать! — проквохтал незнакомец.
— Моя, говорю тебе!
— Петуха нашел я, — ответил самодовольно парень. — Ты не приметил моего тулупа в кустах.
— Подавай глухаря!
— Да уймись ты! Не к спеху.
Незнакомец смотрел на Сведье спокойно, с хитринкой во взгляде. Борода и волосы у него были рыжие. Прямо из гущи бороды поблескивали ясные и настороженные глаза.
Волосы у человека ерошились, как на холке у кобылицы, и выбивались наружу сквозь рваную тулью шапки.
— Нечего было зевать! Ты стрелял, а я подобрал. — Рыжебородый, ухмыляясь, открыл рот. Зубы у него были неровные, как зубья на граблях.
— Так не отдашь птицу? Тогда будем драться! — Сведье сделал шаг вперед и угрожающе вскинул мушкет.
Незнакомец зорко следил за его движениями, но страха не выказывал.
— Я же сберег глухаря и для тебя. Давай лучше поделим добычу, — сказал он примирительным тоном и осторожно проткнул птицу заостренным ольховым прутом. — Дашь мне половину, Сведье? Тогда я нажарю мяса и на тебя.
— Ты признал меня? — вырвалось у Сведье.
— Я знал, что бонд бродит по лесу. — Одобрительно взглянув на глухаря, незнакомец добавил: — Ловко ты в него пальнул, Сведье.
Желание ссориться с этим человеком у брендебольца вдруг пропало. Он, пожалуй, отобрал бы у незнакомца добычу и проучил бы прохвоста, но теперь, когда тот узнал его, никто не ведает, сколько вреда может причинить ему этот человек. Может, и глухарь-то того не стоит.
Медленно опустил он мушкет:
— Петух мой. Ну, да ладно, бери себе половину. Только гляди, в другой раз не накладывай лапу на мою дичину.
— Ладно, Сведье! — ухмыльнулся рыжебородый. — Небось проголодался?
— Так ты поджаришь глухаря?
— А как же! Пошли ко мне в нору.
— А где ты живешь?
— Да тут, по соседству. Нора недалеко, ног не отобьешь.
— Пошли!
От голода у Сведье кишки подвело. Но все-таки он еще раз повторил, что глухарь его и если он дарит незнакомцу половину, то по доброй воле. Лишь поело этого он принял предложение человека в сером тулупе. Он наверняка не соглядатай Клевена, но на всякий случай Сведье решил быть начеку, чтобы не попасть впросак. Он удивлялся, как это незнакомцу удалось уволочь глухаря у него из-под носа; наверно, он еще до выстрела хоронился в березовом молодняке.
Они тронулись в путь. Рыжебородый шел впереди, и глухарь болтался на палке у него за спиной. Сведье шагал за ним по пятам. Они шли по дну лощины вдоль ручья, который вскоре пропал в большом болоте. Теперь Сведье вновь узнавал эти места. Начиналась трясина Флюачеррет, и он понял, что они неподалеку от озера Мадешё. Трясина тянулась полмили, вся заросшая густом травой, пахучим цветущим мхом, осокой, волчьим лыком и подбрусничником. Болотные кочки щетинились кустиками клюквы, а меж ними, как головки птиц, проглядывал пух цветов белоуса. Посреди топи возвышалось несколько островков, кое-где прикрытых елочками-недомерками да кустиками ольхи. Несколько луней пугливо встрепенулись, в траве зашуршало, и только примятые стебельки указали, куда побежали болотные птицы.
Лесные жители перешли трясину там, где она сужалась до протока. Человек в сером тулупе держался впереди, петляя между ямами и топями. Он велел Сведье идти за ним шаг в шаг, если тот не хочет промочить ноги. А оступись он хоть самую малость, засосет его бездонная топь. Мало проку от этой тропы было бы тому, кто впервые пошел бы по ней без провожатого.
По другую сторону трясины высился завал из дубов. Старые, почерневшие стволы, которых никогда не касался топор, были наконец повалены бурей и медленно гнили, растопырив черные, мертвые сучья и торчащие из-под земли корневища. Незнакомец вел Сведье сквозь бурелом и завалы, кое-где они перелезали через громадные стволы, кое-где проползали под ними.
Вдруг провожатый остановился:
— А вот и моя землянка.
Зажатый среди опрокинутых бурей дубов, высился и большой холмик. Сведье догадался, что пристанище незнакомца вырыто в холме, но входа не видел. Однако прямо перед собой он приметил дуб, который упирался крепкими сучьями в землю, а между стволом и землей образовался лаз почти в человеческий рост. Провожатый на корточках пролез под стволом. Сведье пополз за ним. Они очутились в прорытом проходе, тесном и темпом, как подпол. Но тут хозяин землянки отворил бревенчатую дверцу, висевшую на петлях из ивовых прутьев, за которой проход заметно расширился, и сверху забрезжил свет.
— Вот и моя конура, — сказал рыжебородый. — Самому бы тебе сюда нипочем не добраться!
Сквозь отверстие в крыше просачивался дневной свет, и глаза Сведье понемногу привыкли к полутьме. Он открыл рот от удивления.
Он находился в довольно просторной землянке. Толстые сосновые бревна подпирали потолок. Посреди стояли очаг и печка, выложенные из валунов, дымоход был выведен через земляную крышу, с вьюшкой у самого потолка. У очага лежали наваленные грудой сухие дрова и лучина. У поперечной стены за очагом были свалены мохнатые овчины и пуховые подушки, так что получалась добрая, мягкая постель. Пол в землянке был тоже мягким и ухоженным; на нем были разостланы высушенные телячьи шкуры. У одной из продольных стен стояла лавка и несколько окованных деревянных сундуков, разрисованных красной краской. Тут же были стол, обеденная посуда и всякая другая утварь. Сведье никогда и не думал, что в простой землянке может оказаться столько всякого добра.
Но он не выказал удивления. Человек, который так обставил свое жилье, видно, уже давно жил в лесу. Еще не перевелись бывалые лесные жители у кальмарской границы.
Рыжебородый развел огонь в очаге, и оба принялись ощипывать глухаря. Потом незнакомец насадил его на вертел: