- Пойди в роту. Отдай чичас приказание, чтоб койку мою сюда приволокли. А энта бабья мякоть мне без надобности.

Горностай за хвост на пол сдернул, перинку носком поддал.

- Неудобно, ваше величество. Фельфебель и тот на мягком спит. А при вашей должности…

- Ты, что ж это, присягу забыл? Без рассуждениев! Как двину тебя по мордовской волости, так до самой роты и докатишься. Шарика с собой прихвати, развлекусь хоть с собачкой…

- Да как же, ваше величество, возможно? Разве ж дежурный поручик простого ротного пса пропустит?

- А я тебе свой перстень дам. Покажешь - так и кобылу пропустит.

Через пять минут, слышу, волокут мою койку. Шарик, обормот, так козлом с радости на часовых и сигает. Вскочил в опочивальню да меня в губы. Эх, ты, собачка, друг закадычный!

Расклали солдатики койку - Курослеп да Соленый, нашего взвода. Столбами вытянулись, глазами меня так и едят.

- Садись, - говорю, - ребята. Чего там. Чичас нам Сидорчук белую головку откупорит. В остатний раз с вами выпью. Садись, не бойся. Я вам повелеваю.

Только это мы расположились - Сидорчук нам моментальную закусочку соорудил, - сало поджарил, так на сковороде и скворчит… Глядь, из-за двери рука в галунах просовывается, пакет подает.

- Что такое?! Ни днем ни ночью царю от вас передышки нет. Видишь, люди закусывают. Положь пакет на ларь в передней, авось не примерзнет.

Однако за рукой сам курьер так лапшой в щель и тянется.

- Спешно, секретно, в собственные руки - прочитайте от скуки. Расписание занятий вашему величеству на завтрашний день.

Принял я бумагу, водку с досады пробкой заткнул, чтобы градус не выдыхался. Курьеру на чай гривенник дал - человек подначальный: хочь бешеную собаку ему за обшлаг сунь - обязательно доставит.

Вскрыл я конверт, а там скоропишущей машинкой цельная колбаса отбита, лопатой не проворотишь:

- В семь утра - в манеж гусарскую фигурную езду смотреть; в восемь - дагестанскому шаху тяжелую антиллерию показывать; в девять - юнкерей с производством поздравлять; в десять - со старым конвоем прощаться, в одиннадцать - свежий конвой принимать; в двенадцать - нового образца пограничной службы пуговки утверждать; в час - с дворцовым министром расход проверять; в два - подводный крейсер спускать; в три - греческого короля племяннику ленту подносить…

Да два парада гвардейских, да один армейский, да вечером бал, - бык с елки упал! - турецкий посол за моего конвойного есаула троюродную внучку отдает… Анчутка вас задави! Дале я и читать не стал. Дорожки без колес, в оглоблях пес - вертись, как юла, вокруг овсяного кола…

Подошел я к царскому телефону, шарманку повертел, снова зауряд-чиновника вызвал:

- Дзынь-дзынь. Царь говорит. Реестр я ихний получил, бабку их под каблук. А что мне будет, ежели я наряда энтого не исполню?

- Никак невозможно, ваше величество. Солнце цельный день по небу бродит, тоже много чего зря освещает. Не откажешься.

- Да когда ж при таком расписании я настоящее исполнять буду?

Слышу я, усмехается он, стрекулист, по проволоке, шершавым голосом с почтительностью отвечает:

- А может, энто по реестру - настоящее и есть? По всем странам один прейскурант. Поперек койки, ваше величество, не ложись - а то ножки замлеют…

Плюнул я в трубку, к землячкам отошел:

- Ну что ж, землячки, выпьем… Пошлины взяты, товар утонул. Дело энто еще обмозговать надо.

Скука-тоска меня распирает - аж сало горчит. Допили мы сороковку, не пропадать же царскому добру. Походил я по ковру, жука майского, что сдуру в царскую опочивальню залетел, в окно выпустил… Ан тут меня й осенило:

- Тащи, ребята, койку обратно. Простите, что зря потревожил…

Что ж, думаю, власть моя еще при мне. Не все карты биты, один козырь остался. Авось отыграюсь…

Сел за столик да и стал приказ писать: самого себя в рядовые приказал разжаловать, да в свою же роту тую же минуту откомандировать. А за беспокойство повелел себе из царского сундука сапоги на ранту выдать. И сразу ж, братцы, точно утюг отрыгнул, - легко мне стало просто до невозможности…

Вот, можно сказать, и поцарствовал. Как у нас говорится: нашел леший клобук, а взять убоялся…