С полунинской оптикой мы видим движение души. Именно она оказывается под прицелом его самого пристального изучения. И здесь он возвращает нам забытое и приобщает к неведомому, в любом случае бесконечно обогащая. Думаю, поэтому он и нетрадиционный клоун: он все время ищет свои тропы, свои нетрадиционные сюжеты, виртуозно демонстрируя неисчерпаемость лица.

Но корни, корни при желании можно увидеть. Это — маленький человек в длинных черных ботинках, узком сюртуке, с тросточкой. Он уходит вдаль по пустынной дороге, и нам грустно до слез, хотя только что до упаду смеялись над ним же.

Во втором или третьем классе Полунин увидел его фильм «Малыш». Он потряс его до основания. И все встало на свои места. Собственно, именно с этого времени он и пошел той чаплинской дорогой.

Если выйти из римского Пантеона, а там — гробница Рафаэля и слова на ней; «При его жизни Природа боялась быть побежденной. После его смерти она поверила в свою». Слова, достойные жеста великого Мима, так точны, неожиданны и трагичны. Так вот если все-таки выйти из Пантеона, повернуть направо, перейти corso Rinascimento и снова, и еще раз — направо, окажешься на площади Навона. одной из самых больших в Риме. В древние времена здесь был цирк Домициана, теперь — площадь с тремя колоссальными фонтанами.

Имперские замашки, кажется, были здесь всегда. Ко времени создания площади и фонтанов в середине XVII века уже более тысячи лет, как не было Римской империи. А до создания единой Италии (после гарибальдийских войн и подвигов Виктора Эммануила, ставшего в 1861 году королем объединенной страны) оставалось еще около двухсот, и вот — на тебе! — то же сознание всемогущества и величия, воплощенное не в одном, а сразу в трех колоссах всего на одной площади. А каждый — это мощные струи воды, пронзаюшие небо, кони, люди, пальмы и даже египетский обелиск. Таковы фонтаны Бернини.

Он сидит на каменной скамейке и смотрит. (Я сидела тут же, только в другое время.) Он смотрит сосредоточенно, явно что-то замышляя. Перед ним — фонтан Мраморная сказка Эзопа, где огромными фигурами представлены четыре великие реки Земли: Ганг, Дунай, Нил и Рио де ла Плата. Египетский обелиск как раз в середине. Идея кругосветного путешествия напрашивается сама собой. (Не каждому, конечно, а именно ему.) Теперь он улыбается. Чем не круглая земля эта окружность фонтана? Сейчас ветер обрушивает на нее струи воды, долетающие до его скамейки. Чем не могучие реки эти мошные водопады, что падают, разбиваясь о водную поверхность? Вперед! Нужно совершить его, это путешествие! У всех на глазах с командой своих «матросов». Они поборются с водной стихией, будут тонуть, выплывать, искать берега, открывать новые земли! Это будет настоящее кругосветное путешествие. Настоящее — на площади, заполненной весельем, смеющимся людом, и люд тот будет подбадривать, кричать, петь, свистеть, словом, радоваться новым ощущениям жизни, совершая кругосветное путешествие вместе с ним. Может быть, вы вспомнили о Дон Кихоте Ламанчском? Я тоже вспомнила о нем.

Такого еще не бывало у клоунов. А у него — было. Хотя фонтанов повсюду много, а фонтану Сказка в Риме почти четыреста лет.

Он страстный выдумшик и придумщик! Вот уж что льется через край, сверкая всеми цветами радуги, — его фантазия!

Может быть, из-за этого он и стад клоуном?

Таким особенным клоуном?

Потому что так фантазировать в обычной жизни опасно — не поймут. Точно, как в Средние века. А под клоунской маской возможно все. Даже кругосветное путешествие в фонтане.

Долгое время я была уверена, что жест и мимика интернациональны. Даже моя личная возможность с их помощью объясняться, не владея прилично иностранными языками, окончательно убеждала в этом. Однако реакция зрительных залов Европы и Америки на выступления Полунина настолько различна, что заставляет усомниться в этом.

В Америку впервые он отважился поехать лишь с двумя номерами в общей программе. И зал невозмутимо, хотя иногда и не совсем вежливо ждал, когда он закончит, без единой улыбки радости. Все душевные копания там совершенно «не проходят» и уж, естественно, смеха вызвать не могут. Но Полунин упрямый. Он серьезно взялся за изучение аудитории.

Что один и тот же жест или ситуация говорит американцу, французу, англичанину? Взялся за книги, за изучение психологии.

Книги вообще — его давняя страсть, а библиотеки и книжные магазины — места для него особые, словно храм. Кто бы мог подумать из его прежних учителей, тех, кто выгонял его с уроков из-за неистребимой потребности «скорчить рожу» или изобразить нечто такое, что класс ложился от смеха, кто бы мог подумать, что он станет не только гениальным клоуном, но и серьезным ученым, психологом? Потому что без этого даже хорошим клоуном не станешь.

В результате он «дожал» американцев. Уже в следующий раз он поехал со своей полной программой и имел огромный успех.

Не то — англичане. Полчаса зал молчит, напряженно следя за действием. В это время они словно раскладывают его на части, исследуя винтики и шестеренки, как в разобранной машинке. Через полчаса они начинают смеяться — «машинка» собрана, и они поняли, что к чему. Они в восторге от остроумия артиста: так собрать в общем-то простенькие детальки! Гениально! Это надо уметь! И их понимание, их возможности вобрать в себя еще больше, еще сложнее создают то поле, в котором артиста словно «несет». Он импровизирует, рождая совершенно новые ситуации. Он словно летит, сметая дистанцию между собой и зрителем. Зал и сцена становятся единым целым, творящим вместе то, что и зовется чудом искусства. Собственно, именно ради таких самых счастливых мгновений и живет артист.

К французам тоже путь был непростой и непрямой. Они не сентиментальны в отличие, скажем, от немцев и даже очень редко эмоциональны в отличие от испанцев и русских. Психология — важная наука для клоуна...

Не знаю, почерпнул ли он это в трудах по психологии или такова его человеческая суть — делать из самого неприятного любимое. Редчайший дар, согласитесь. Когда не было дома и вся семья перемещалась из города в город с чемоданами в руках, он собрал чемоданы так, что там были полочки — комнаты, а в них — книги, гравюры, костюмы, даже мастерские, если что-нибудь понадобится смастерить. И он страшно полюбил эти чемоданы, и носил их, охраняя так, как если бы панцирь носил саму улитку.

С тех пор утекло столько воды! В 1968 году, в 18 лет, в свой ленинградский период он создал первую группу «Лицедеи», а уже в 1982 в Ленинград по его приглашению приехали 800 мимов со всех концов страны на ставший легендой «Мим-парад». Он был организатором Всесоюзного фестиваля уличных театров в Ленинграде, а в 1989 — уже европейский фестиваль уличных театров «Караван мира». Затем —«Академия дураков», которая начала грандиозный проект по возрождению карнавальной культуры в России.

Он назван «Лучшим клоуном мира», «Лучшим клоуном эпохи». Так оно и есть.

Проходим рядом — думаем о своем.

Не узнаем, не узнаем...

Много лет назад я в первый раз ехала из Парижа в Версаль. Обложенная книжками, планами, я не сразу увидела напротив молодого человека. Ироничного, приятного. Когда наши глаза встречались, в его глазах вспыхивало то ли солнце на голубой глазури, то ли искорки смеха. Вспыхивали и пропадали. А за окном была Франция, и я была совершенно счастлива. Он выходил раньше. Поезд медленно двинулся, набирая скорость, а он стоял на перроне перед моим окном с поднятой помахивающей рукой, спокойно стоял и улыбался. В его улыбке было прощание, сожаление о невстрече, пожелание удачи... Так много всего было в этой полунинской улыбке...

Александр Поддьяков

Учительница сказала: «Ребята, через месяц у нас будет карнавал. Подойдите к делу творчески, пусть каждый сделает что-нибудь необычное.

Самые оригинальные костюмы отметим призами».