— Ерофей! Выводи своих молодцов на дело ратное. Помни — кнехты те могут оказаться непростыми противниками. Не все ещё возможности ныне почившей Ложи нам известны: могут привет прощальный послать. Шофёр, а куда, позволь спросить, ты отправился? Ранят тебя, или не дай того Духи, убьют, кто нас на лимузине катать будет? Сядь рядом с Прохором. Под командование Агафьи поступаешь.

А Ерофея с уже готовыми к бою Кафтанами вопрос мучил:

— Матушка! Коли они теперь без своих винтовок безоружны, не честь будет с таким противником биться!

— А ты, старик, выйди да глянь. Они и ножевому бою, думаю, обучены. Пойдут на равных на ваши сабли. Может, и хитрость тут, какая имеется. Не воинами называл сих кнехтов гроссмейстер Пьер Анри Жан де Лафонтен, а живым материалом. Как думаешь, Атаман, к чему бы это?

Обнажили клинки Кафтаны да разом и ринулись в атаку со всех выходов и окон. Глядь, а вместо винтовок у каждого кнехта по сабле хорошей работы образовалось. Да ножи боевые в левой руке у каждого зажаты.

Корнет требовал, чтобы и ему дали саблю, как офицер не желал в стороне оставаться, когда товарищи насмерть биться вышли, Лилия запретить пыталась. Воинская дисциплина сильна ещё была в старом воине. Но взмолился, как о милости:

— Не заставляй, Принцесса, впервые в жизни приказ нарушить! Пусти на сечу. Уйду ведь самовольно! Рука почти не болит.

— Дайте ему саблю. — Ничего больше Лилия не сказала старику. Хотела, но не время ныне для церемоний.

***

Великая была сеча. Выстояла Вольница.

***

Вошёл Ерофей в гостиную — глаз от крови не видно.

— Ранен?

— Слегка старую голову поцарапал о вражеский нож. Товарищей наших полегло много. Мне старому смерти нет. Значит, понадобится ещё моя служба.

— Послужишь ещё, старый вояка! Какие потери у кнехтов?

— Не понять их потерь, барыня: они вроде и мёртвые, а вроде живые.

— Не понять, что такое ты рассказываешь. Вели сюда для образца доставить одного точно живого, а второго, который по-твоему, ни живой, ни мёртвый. Освидетельствуем с Корнетом. — Приказала Лилия.

Доставили.

— А что это, господа дружинники, лица у кнехтов одинаковые? Или мне мерещится?

— Не мерещится, барыня. — Загалдела Вольница. — Мы, как ратиться с ними вышли, сразу сие сходство заметили: перед смертными вратами и перед доброй сечей зрение острее становится; да некогда было в гляделки играть. Рубились они исправно, но странно, словно на плацу воинские артикулы отрабатывая: все одним приёмом. Таких вроде перебить просто, а они наших другов вон сколько положили.

— Что скажешь, Корнет? — Лилия с надеждой глядела на подземного провидца.

— Не пойму, Принцесса. Думать надо. — Усталый воин наклонился над телами побеждённых врагов.

— Некогда думать. — Вмешалась Собака. — Я, по людским понятиям, существо неразумное. Дайте мне бездумно вражин освидетельствовать. — Не дожидаясь согласия, Сука подбежала к «образцам». Обнюхала. — Они оба неживые. Вернее — оба живые. Торопиться надо.

— Ты здорова ли? Что такое тут нам рассказываешь?

— Спасибо, Матушка. — Оболенский, нашёл недостающее звено в своих рассуждениях. — Собака истину говорит. Я, старый, сразу и не сообразил: это и есть тот самый живой материал. Торопиться потребно. Сии кнехты по подобию одного живого человека сотворены, и одна у них с ним общая жизнь. А человек сей в этом самом дому бывал. Теперь в путешествие отправился. Он к нему все устремления кнехтов направил. Чувствуют они его на любом расстоянии. Малое время пройти должно, чтобы через этого человека их общая жизнь восстановилась. Только не получится на этот раз: прототип их ныне беспамятен. Не признает своих двойников. Стало быть и помочь не сможет.

— Кто же это, Отче?

— А много здесь постояльцев было. Присмотритесь. Может, признаете.

— Некогда нам с личностями разбираться. Скажи, Корнет: куда этих ни живых-ни мёртвых девать будем?

— А пусть молодцы снесут их в дом. Немного времени пройдёт, и нелепое здание это рассыплется в прах. Даже следа его горожане не приметят. Никто и не вспомнит, что оно здесь стояло.

— Это как?

— Так вот, Матушка: видала мои таланты уже. Стало быть, понимаешь — мне в пыль стереть этот притон вместе с материалами ничего не стоит. И греха на душу не возьму при этом: кнехты — не Божье творение.

Судьба дома и его кратковременных постояльцев была решена.

***

Лилия обернулась к уже пришедшему окончательно в себя Прохору:

— Теперь твоя с шофёром служба. Заводи лимузин, активируй прибор, что от Ложи достался. Нас на Празднике Лесной Благодати ждут. Сколько можно терпение Духов испытывать. Они всё ещё там день держат. Где шофёр?

— Машина готова, барыня: как я понял, её из машины в карету преобразовывать не понадобится. Это много легче.

— Дружина пешим порядком, не привлекая внимания, движется к порталу. Проводник — Собака. Лично, Матушка, отвечаешь за транспортировку. Всем быть в боевой готовности. Тяжелораненых и погибших лимузином доставить к Золотым Вратам! Раненых вылечим. Почивших достойным погребением почтим. Лимузину не задерживаться, нас переправлять будешь.

Все бросились исполнять распоряжения. Кажется, мига не прошло, а растворившийся в темноте лимузин уже во дворе стоит, новых пассажиров принять готов.

Праздник Лесной Благодати

Невиданный летающий чум с блестящими белыми боками возник посередине Праздничной Поляны…

Лимузин опустился прямо в самую гущу празднующих. Из дверей вышли Фируз и Лилия с детьми, Собака, все вновь прибывшие.

Вольница, доставленная через Золотые Врата, стояла отдельно: негоже на праздник с мертвецами и ранеными являться.

— Приветствуем Вас, почтенные господа! Духи свидетельствовали Ваше появление. Не ждали так рано. Едва по первой чаше испили. Сейчас только настоящее веселье начинается. Присоединяйтесь к нашему торжеству!

— Присоединимся, только чуть позже. Пока я должен спросит тебя, Шаман, — по-какому праву ты выступаешь здесь как главный?

— Я отвечу тебе, незнакомец. Отвечу потому, что подсказывают мне Духи — имеешь ты право спрашивать. Я — Турухан, шаман Племени Детей Невидимых Родителей. Наш законный Владыка, Хан Тогизбей, исчез много дней и лун назад. Невидимые Родители приказали мне взвалить на свои плечи нелёгкий груз правления. А в день Праздника Лесной Благодати я на один день становлюсь Вождём всего живого в Тайге.

— Понятно, уважаемый Турухан. Командуй и далее праздником. А от обязанностей Хана я тебя освобождаю.

Ужас объял Племя: что говорит этот несчастный, явившийся не понятно откуда? Не накликал бы беду! Знать лихие времена наступают для Детей: не успели отойти от внезапного появления вооружённых людей, обременённых скорбной ношей, а тут неизвестный дерзает отменять распоряжения самих Невидимых.

— Тяжела ноша правления. Рад бы передать её достойному.

— А ваш Хан Тогизбей — достойный?

— Истинно достойный! — в один голос с Шаманом провозгласило Племя.

— Куда ж он подевался??

‑—Про то одним Духам известно, — отвечал Турухан. — Одно только сказали Невидимые: жив ваш Хан и нового пока избирать не следует.

После небольшой паузы Шаман добавил:

— И невозможно это избрание: Ханом можно стать лишь по праву наследования.

— Скажи, Шаман, что сталось с Великим Ханом, который привёл Племя в Тайгу?

— Много-много лет назад почтенный Великий Хан, убедившись в благополучии Племени на новом месте, и оставив нам устав, по которому должно нам было жить в тайге, отправился в Небесные Чертоги пировать с Невидимыми Родителями. С тех пор много зим и лет прошло. Достойные Правители приходили на смену один другому. Тогизбей — последний в череде вечного наследования.

— Ну, тогда всё в порядке. Теперь ты, Шаман, можешь заняться с большим усердием своим камланием. Я, Фируз Счастливый — Хан по праву наследования…и первый по праву наследования. Я — сын Великого Хана, приведшего Племя в Тайгу!