— Не соизволите ли определить, которая из нас…

— Мама! — воскликнула Роза, явно разрушая задуманную Лилиями шутку. Девушка уже повисла на шее одной из женщин. Секундой позже Лилию обнимали уже и Гильфан с Фирузом. Радость была велика.

— Ну вот! Не могли для приличия хотя бы изобразить замешательство, смеясь, пожурили соединившуюся семью девушки.

— Милые дамы!! Поверьте: вы ослепительны! Но не настолько, чтобы муж после очень долгой разлуки не узнал свою жену. А дети никак не могли спутать, кто их мать. — Фируз раскланялся перед француженками, галантно приложившись к ручке каждой. Гильфан неуклюже поклонился дамам. Роза скромно произнесла: «Здравствуйте!»

Лилия представила странных господ. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что позади них стоят воины в красных кафтанах с тяжелыми секирами наготове. Отчего скромность поведения лысых господ была выше всяких похвал.

— Дорогой супруг! Позволь представить тебе цвет Чумской Ложи. На данный момент он же цвет Ложи в целом. Господа перебрались в наш город в ожидании великих событий. По-моему, они не ошиблись ни местом, ни временем.

Фируз как-то странно холодно после первого бурного восторга встречи посмотрел на только что вновь обретенную жену.

— Господа! Я — Фируз, сын Великого Хана Племени и законный наследник этого звания. До выяснения судьбы моего отца я — Законный правитель. Печально, но для многих присутствующих, правление моё начнется с суда. И суд этот будет суров. Я вижу здесь господ в знакомых мне красных кафтанах. Один из них убил при нападении на белую Гору мою жену. Это был первый день нашей жизни как мужа и жены. Думаю, вы понимаете, какие чувства я испытываю к этому человеку. Возможно, он уже умер, тогда ему судьями пусть будут Великие Духи. Но Разброс подарил некоторым весьма долгий век. Я спрашиваю: жив ли этот человек и, если жив, где он сейчас находится?

Старик, предводитель отряда Красных кафтанов, вынул из-за пояса отточенный топор, с поклоном передал его Фирузу. Встав на колени, склонил голову и завернул редкие седые волосы, освобождая шею:

— Секи голову, господин. Я тот злодей.

Пальцы Фируза крепче сжали топорище:

— Дай ответ, подлый человек, как мог ты стрелять в безоружную женщину?

— Я барыне, то есть госпоже Лилии, уже говорил: целил я в тебя. Чести это мне не делает. Ты тоже был безоружен. Дурная лихость взыграла: хотел первым положить супротивника.

— Что ж, разве ты так плохо стреляешь?

— Из лука, отменно. — Надо было ружье брать: старинные ружья точностью боя не отличались. Тогда бы промахнулся по обоим.

— Ты не промахнулся!

— Так я и говорю: руби мою подлую голову!

Топор в руках Фируза начал медленно подниматься вверх. Старик, подставив шею под удар, спокойно ждал своей участи.

Роза в ужасе обняла брата и спрятала своё побледневшее лицо за его широкой грудью.

— Повелитель! Каждый осуждённый, по обычаю, имеет право на защиту. Если он сам не может или не желает себя защищать, за него это может сделать любой, кто знает обстоятельства дела! — Голос Лилии был твёрд и даже грозен. Не боялась она своего супруга.

— Жена моя! Ты хочешь стать защитницей своего убийцы? — удивился Фируз! — Помни, и с тебя спрос будет. Кто твоим адвокатом будет?

— Сейчас ты немощного старика казнить собрался. О нём и поговорим. В чём его вина, спрашиваю я и отвечаю: в попытке убить тебя как врага. Ты всё равно через минуту уже бы вооружился и вступил в бой.

В чём его оправдание, спрашиваю я и отвечаю: в нашей любви. Я хотела заслонить тебя своим телом, но злосчастная коряга под ногами не дала мне такой возможности. Любящее сердце и глаза, в которых навеки запечатлелся твой образ, помогли: глянув врагу в глаза, смогла стрелу его вместо твоего сердца направить в своё.

— То-то я все года твои глаза, госпожа, видел, и в монастыре тебя сразу признал. Лицо-то не запомнил. Одни глаза сквозь тетиву и видел, когда целился. — Негромко сказал Ерофей.

— Значит, намерения в убийстве твоём, Повелитель, не было. А в меня он случайно попал: я и сама не знала, что такое возможно — любовью от стрелы или пули заградить. Следовательно, старик ни в чём не виноват. Подумай, прежде чем невиновного казнить!

— Хороший адвокат у тебя, старик. А долго ли в Чумске живёшь. И как разбойную дружину свою вновь обрёл? Ответь перед смертью.

— Как завоевали мы Белую Гору, да казны вашей не нашли, отправили меня с отрядом Удинский Острог ставить. Там и служил, пока возраст не вышел. Выпросился доживать свой век в Чумск. Тянул меня сюда мой грех. В монастырь пошёл, постриг принять хотел. Игумен отказал: смирения должного не увидел. Наверное, из-за долгой воинской жизни моей с кровью да убийством связанной. Молиться ходить разрешил, а даже в послушники не принял. Живу, живу, а смерти Господь не посылает. Прибился вот в этот богатый дом служить. Им охранная дружина нужна была. Собрал своих: их легко опознать можно, коли сам всю жизнь в красном кафтане проходил. У них тоже судьба незавидная: разбросало, раскидало, душу покалечило им такое существование.

— Это судьба всех завоевателей: Про Разброс не скажу, а души своей наёмник, за деньги чужие племена зорящий, сохранить не может!

— Мы в доме вот этом наёмники были, покуда барыню защищать не взялись, господин, а ранее мы на государевой службе состояли, присягу давали. Земли новые Державе добыть отправлены были! Руби голову!

— А кафтаны где вновь обрели?

— Новые господа пошили. Была у них для чего-то надобность, чтобы потешный бой мы разыграли на Белой Горе в каком-то новом времени, где, считай, один Прохор раньше бывал. Обрядили половину дружины в красное, половину — в белое. И переместили.

— Фируз! Оправдай старика: не его бы помощь, сидела бы я сейчас с сестрицами в подземелье под этим домом!

— Принц, я бы советовал Вам подождать со скорой казнью. Поверьте старому отшельнику, — произнес тихо отец Евлампий.

Фируз опустил топор. Вздох облегчения прокатился по гостиной.

— Рано радоваться. Оставайся на месте, старик. Ты ещё не помилован! Убийцу жены моей я нашёл. Теперь желаю знать: жив ли ещё хоть один любодей, мою жену позору предававший? Хотел бы я посмотреть, что за нелюди могли мать моих детей шлюхой сделать!

— Мама! — В голосе Розы был и ужас, и недоверие. Как-то по-новому глядела она на мать, когда отец прилюдно обвинил её в занятиях ремеслом проститутки.

— Да, дочь моя, была я после смерти отца твоего и моего чудесного оживления в золотой усыпальнице полковой шлюхой. Вы двойней родились. А среди чужеземцев я в другом качестве и не нужна была. Тем вас и выкормила.

— Отец! — голос Розы прерывался рыданиями, — и ты будешь маму винить, за то, что она ради нас с Гильфаном такую муку приняла!

— Мне ведомо было её ремесло. Такова была плата за Оживление. Хозяйка Судеб любит иногда пошутить, только не понятны её шутки людям. Со мной она тоже пошутила: вместо того, чтобы стать Бабаем, обезуметь, состариться и умереть, я получил долгий срок жизни, где вынужден был наблюдать безобразную жизнь моей возлюбленной, а спасительного безумия Хозяйка не давала. Это было уже совсем не по обычаю. Год за годом я видел Лилию. Однако не могу при дочери и сыне чернить мать: и так лишнего сказал. Знайте, дети, я мою супругу и вашу мать Лилию, в той жизни не виню! Так есть здесь моей жены сквернитель?

— Есть! Парень, что помогал им осуществить Переход в резиденцию Братства твёрдым шагом подошёл к Фирузу! — Руби мне голову без суда: сам признаюсь: был с твоей женой за мзду малую, медными монетками уплаченную!

— Ну, тебе-то, мерзавец, я непременно голову отсеку. Без всякой защиты!

— Тогда и мне секи, супруг возлюбленный. Признаюсь, что сама Прохора заманила в свои блудные сети. А его помилуй, он не виноват! Малолетним был, я его совратила! — Лилия присоединилась к подсудимым.

— Неужто, по своему хотению и любви с ним прелюбодействовала?

— Не было никакой любви, но совратила, сознательно!