— Слушаюсь, Ваше Сиятельство! Только не гневайтесь, а лекарства ему необходимы. Сами понимаете, не первый год лечитесь…

— А вот ужо велю тебя на конюшню да батогами, узкоглазый!

— На всё Ваша воля, Ваше Сиятельство.

Как Дух Земли с Солнцем потрудились

И видела Вольница, осаждавшая Белую Гору, как засветились изнутри облака в небе. Земля всколыхнулась. Грянул гром, молния и радуга одновременно осветили крепость туземцев. Затем была Тьма Великая более часу. Дождь, цвета золотой парчи из дальних стран, пролился над храминой язычников.

Стало тихо. Даже комаров не слыхать. Атаман Ерофей дал команду двигаться к крепости.

Вошли красные кафтаны в ворота — кругом пусто. Ни людей, ни собак, ни захудалой кошки. Будто вымерло городище. Над храминой иноверной золотистая дымка клубится и уже почти истаивает.

Когда и как ушли защитники Белой Горы никто не видел. Не иначе, как их Боги или Духи глаза осадникам отвели. Пусто кругом. Да и ладно — ушли хозяева, сбежали от нападавших. Значит, можно теперь законно искать трофеи. Слухами земля полнилась о несметных сокровищах этого дикого племени.

Обошли покинутые дома — мало чем поживились. Видно было, что люди в дальнюю дорогу собирались. Забрали с собой скарб свой да снасти, да припас необходимый.

В храмину вошли: пусто, ни злата, ни серебра. Искали хранилища тайные, да не нашли.

— Где сокровища, Атаман? — роптали служивые. — Подсылы с купчишками божились, что достояния здесь видимо-невидимо.

— Знать, плохо ищем, — отвечал Ерофей, — что в Стольный Град докладывать будем?

— Надобно всё не спеша да подробно разведать, может, зарыли где?

— Не могли так вот просто всё унести!

— Искать будем, братцы. Без казны супротивников нам возвращаться восвояси негоже. Позор на всю Вольницу.

***

А Племя уже покинуло родную Белую Гору. Невидимые Родители постарались. Враг не заметил, как ушёл на Полуночную сторону караван. Было в нём ни много ни мало сто возов золота. Да каждая семья везла с собой и одежду, и одеяла из шкур, и снасти для добычи зверя и рыбы, всё, что могли с собой забрать.

Родители тем временем взялись с Духом Земли за дело великое. Надо было Слёзы переправить вслед за Детьми.

Открыл им Земной Дух пути Горючих Слёз Земных. Подвёл к самому Родительскому Дому Горючую Тропу. Родители (сильны были в волшебстве) совместным Небесным камланием обратили Твердый металл в жидкость. Младший Родитель Солнце теперь должен был могучим лучом своим всколыхнуть огромное золотое озеро, образовавшееся под Родительским Домом, и направить его течение на Горючую Тропу.

Направить-то направил, да всё-таки погорячился. Почти правильно всё сделал, только слишком сильный луч соорудил. Вот Слёзы и пронеслись мимо недр, приготовленных Духом Земли. Попали Слёзы в полый Могучий Утёс да в пустоту бездонную, что из Утёса вела глубоко под речное дно.

Возмутились воды. Отяжелели ранее лёгкие волны. Беспокойно стало в Реке. Речной Дед вознегодовал и ожесточился душою к Духу Земли: «Совсем Старик из ума выжил. Удумал водную стихию возмутить и Народ Речной смутить да из его, Речного Деда, повиновения вывести!».

И точно: Водяные и Девы Водные, Русалками прозванные, тотчас начали творить произвол, и мало что Деда за бороду не таскали. Усмирил, как мог, своих подданных Дух Могучей Реки. А Духу Земли молвил: «Злое дело ты, Родич, содеял. Я в твоих владениях не самоуправствовал. Жили, как добрые соседи. Почто же ты спокойствие вод моих смутил? Зачем такое обилие злата в Утёс да под дно речное направил?

Спору нет — под дном речным твои Земные Недра лежат. И Слёз Горючих целое море. Но был бы добрым Родичем, не стал бы под моими владениями столько Слёз Небесных и Слёз Земных соединять. Иных мест в Земле твоей предостаточно!».

Дух Леса тоже в обиде, что вблизи его владений Слёзы Земные с Небесными соединились: «Нет теперь порядка в Вольной Тайге! И мой Лесной Народ в непослушании пребывает. Лешие да Древесные Девы чудят и вольничают. Не было прежде такого беззакония! С Водой союз Небесным Слезам полезен, а не с Горючими Слезами! Хорошо хоть, в наших краях Чёрный Горючий Камень не водится, а только Бурый Уголь да торф. Совсем пропали б!»

Дух Земли рад бы оправдаться, только не верят ему Водный Дед с Лесным. А хуже всего — сам знает Земной, что нельзя надолго соединять эти два вида Слёз. Бедам великим быть в грядущие времена.

Худо-бедно помирился с Лесным Духом (у него беспорядков меньше было, и скоро он их почти прекратил). Водный Дед на мировую не пошёл.

Так и жили.

ИИВЖН

На полу кабинета снова видны были следы мокрых перепончатых лап. Еле уловимый запах городской канализации и три помятых цветка на столе перед монитором служили визитной карточкой.

«Опять Пончик чувства демонстрирует, — подумала Лилия. — Хорошо, что этот наследственный канализационный дайвер не понимает, куда забирается. Не то пришлось бы службу безопасности подключать!»

— Лилия Эльрудовна! Зайди, пожалуйста, ко мне! — В голосе Главного чувствовалось раздражение. Впрочем, небольшое.

— Вызывали, Лев Николаевич? — с наигранной беспечностью спросила Лилия.

— Заходи, заходи, радость ты наша водоплавающая! Думаешь, зря охрана деньги получает?

— А что случилось?

— Сама не догадываешься?

— Никак нет, Ваше Сиятельство!

— Брось эту фамильярность! Знаю, что за глаза Графом зовёте. Но всему предел есть! Зачем этого озёрного юродивого к институту приваживаешь?

— Ну что вы, Лев Николаевич! Не виноватая я! Он сам пришёл!

— Ладно бы один раз, а тут система! Как ты в Озере поплаваешь, так у нас «канальей» на весь институт разит!

— Сам приходит! Надоел уже.

— Так запрети!

— Пробовала. И потом…

— Ну-ну…

— Папа с мамой его, говорят, много чего видели, когда Озеро осушали. Им подо всем городом поплавать довелось. Могут быть интересные ниточки.

— Так на то и ниточки, чтобы за них дёргать! А ты только воду мутишь да бедному лягушонку мозги пудришь.

— То-то и беда. Я б давно с его родителями побеседовала. Только как говорят: седина в бороду, и не знаю кто у Водяных, в ребро. Пончик с нежностями, а папка меня, бедную беззащитную девушку, все за попу ущипнуть норовит!

— Прояви дипломатию! И от попы твоей драгоценной не убудет. Не девочка! Который уже век живёшь. Или забыла при девичьей памяти?

— Натерпелась я за свою долгую жизнь от вас мужиков! А сами-то помните, как в Верхнеудинске с ума сходили?

— Нет теперь Верхнеудинска! А в Улан-Удэ в прошлом году в командировке был, так, будто только вчера не Граф, а я с мадемуазель расстался. Тоска взяла…

— Лёвушка! Не надо жить прошлым! — каким-то новым, с интимной хрипотцой голосом произнесла Лилия. — Помнишь, я тебе про будущее, про Париж у камина говорила?

Глаза Льва Николаевича стали вдруг грустными-грустными.

— Иди уже, Лилия Эльрудовна. И подумай, как Озёрный Люд к нашему делу пристегнуть. Соорудила девицу себе на потеху, да для пригляду за графом Брюхановым, а теперь честный учёный, бюджетник, между прочим, обречён на вековую печаль по прошедшей любви. А за что не понятно. Кто мне этот граф Брюханов? Только по твоим рассказам знаком.

— Сам знаешь, первый опыт у меня был. Вместе радовались, что за любвеобильным Графом француженка будет приглядывать.

— А кто тебя просил такую козу взбалмошную соорудить? Или сама такая, и её по своему подобию точно состряпала?

— Почему непременно надо меня, бедную, обижать? Говорю же: впервые вместо себя «маячок» в своём образе оставила! Сомолично никак в этой дыре прозябать не могла. Дела поважнее были. Опыта не было. Вот и не отфильтровала из головки Лилиан свои знания про другие времена. У меня-то всё по полочкам в мозгах разложено, а у этой чокнутой в голове салат под названием винегрет получился.