На несколько рядов впереди я шпионила за затылком человека. Он посмотрел на меня и улыбнулся, когда я села в поезд — черные, как смола, волосы, пронзительные голубые глаза, квадратная челюсть, гладко выбрит, и воздух, словно говорящий, я знаю, насколько я красив.
Фрейя рассказывала о таких мужчинах. Почему он смотрит? Почему улыбается? Мне становилось не по себе.
Через проход подросток слушал свой iPod, смотрел в окно и покачивал головой.
Я слышала из наушников повторяющийся ритм. Позади меня мать говорила ребенку успокоиться, но мальчик продолжал спрашивать ее каждую секунду о том, как долго еще ехать в Нью-Йорк.
— А сейчас сколько, мамочка?
Я позвонила Фрейе и оставила сообщение, что я в пути и позвоню, как только сяду в такси, направляясь к ней домой. Прежде чем я засунула телефон обратно в карман, я убедилась, что звук включен, на случай, если она перезвонит.
Потом я стала смотреть на разворачивающийся пейзаж — зеленые холмы, розовые и белые цветы, кобыла и ее жеребенок, делающий первые неуверенные шаги в поле у амбара.
Оскар ушел. Мой знакомый не любит поезда и предпочитает независимость.
Когда я вчера разговаривала с мамой, она была так взволнована моим приездом и не могла перестать говорить о пирогах, которые собирается для меня испечь. Я из-за нее растолстею, если не буду осторожной.
Я, наверное, уснула. Дневник все еще у меня в руках.
Какое-то волнение подтолкнуло меня проснуться. Мне кажется, или поезд начал колебаться? Внезапно за окном стало темно — плотные штормовые облака нависли над нами.
Что бы то ни было, оно ушло. Когда я встала, чтобы оглядеться, все остальные тоже смотрели по сторонам.
— Творится что-то странное, — сказал подросток напротив.
— Не волнуйся. Все позади, — ответила я, пытаясь звучать уверенно, но не веря ни одному слову.
Почему так резко стало темно? Я больше не вижу симпатичного мужчину, он ушел. Мы движемся во мраке. Машина начинает опасно вибрировать.
Ребенок издал пугающий вопль. Я лучше пойду, гляну, что происходит, найду продавца билетов или кондуктора.
Воскресенье, 24 апреля.
Палата больницы Бет-Изрэйел. Нью-Йорк
Врачи сказали, что я спала 48 часов и, когда я проснулась, моя голова была перевязана марлей и присоединена ко всем видам ненужных приборов.
Мой долгий сон спутали с комой, впрочем, рентген не показал сотрясения или большего вреда. Вероятно, я почти исцелилась по дороге в больницу.
Теоретически, я не получила никаких переломов, потому что, скорее всего, оказалась под сидением, когда поезд переворачивался, и застряла там.
Дневник и айфон лежали на прикроватном столике, когда я пришла.
— Вы — чудо! — сказала медсестра, войдя в комнату. — Какая-то авария с поездом! Они до сих пор говорят об этом в новостях.
Она рассказала мне, что сестра уже заходила и еще вернется; Фрейя видела в новостях аварию, мелькание вытащенных тел; потом она разыскала меня в больнице.
Медсестра сказала, что они пытались вырвать журнал капитана из моей железной хватки, когда вытаскивали. Во сне я не переставала бормотать слово «черный».
— Что вы имели ввиду, «черный»? — спросила медсестра, на что я пожала плечами, притворяясь, что не понимаю о чем речь.
Что я помню: был громкий лязг, а затем машина начала колебаться, как только что-то отделилось от поезда.
Мы были окутаны серым туманом, так что из окон не было ничего видно.
Было тихо. Я встала, прижимая дневник к груди. Пассажиры в машине спали, когда я осознала, что все вело ко мне. Я бросила вызов?
Я чувствовала чье-то присутствие рядом. «Кто ты? Ты из Белого Совета?» — раздраженно спросила я.
Я даже не использовала магию на той женщине на станции, просто думала об этом.
Я следовала правилам. И я следую этим чертовым правилам уже сотни лет.
Мы все еще ехали вдоль дороги, но машина тормозила. «Покажи себя!» — подумала я.
Я засмеялась. Действительно засмеялась. Я не думала, что случится что-то большее. Я думала, что это был легкий удар по запястью. «Ну? Продолжай с…»
Я еще не закончила говорить, как что-то врезалось в бок машины.
Это было определенно не от Белого Совета. Это было что-то другое. Что-то опасное, злое.
Оно ударило нас снова, но с такой огромной силой, что машина съехала с дороги, переворачиваясь, мы катились вниз по склону, мое тело ударялось о сидения и окна, всех нас подбрасывало, как в сушилке.
Это был нечеткий водоворот из шока, беспомощности, раскалывающихся костей и боли. Я отключилась.
Выжили только я и подросток. Он в травмпункте. Другим не так повезло. Мать и дитя мертвы, вместе с ними еще человек пять.
Потом я поняла, что знала, что что-то должно случиться.
Я чувствовала пульсацию где-то внутри: женщина, упавшая в обморок на платформе; внезапное жуткое ощущение в воздухе после того, как Маргарет оставила меня на станции; появившийся из ниоткуда работник «Амтрак», говоривший мне сесть в последний поезд; привлекательный мужчина, который мне улыбнулся, а затем исчез — последние два, может быть, один и тот же человек?
«Черный...»
Конечно. Это была черная магия, самая сильная и самая смертельная.
На станции была волна магии, которую я ощущала и только сейчас, оглядываясь назад, поняла. Она высосала жизнь из той бедной женщины, которая упала в обморок. Некоторые восприимчивы, их жизненные силы используются для подпитки.
Но кто бы осмелился практиковать черную магию? Достаточно сильную, чтобы поезд свернул с путей. Кто вообще обладает такой силой?
Мне, конечно, не сравниться с ней
Я была как никогда уверена, что должна быть с семьей. Что-то назревает.
Это было просто предупреждение, и только вместе мы можем бороться с этим.
Я почувствовала ее, как только двери лифта открылись на моем этаже, как аромат из поля нарциссов — земляной, яркий, неистовое совершенство и полезные молоко и мед. Моя сестра здесь. Фрейя!
Ночь воскресенья, 24 апреля.
Квартира Фрейи, улица East 7th , Нижний Ист-Сайд, Нью-Йорк
Прежде чем покинуть больницу, мы навестили мальчика, который был со мной в поезде.
Он лежал без сознания под аппаратом для искусственного дыхания в травмпункте, единственным признаком жизни было ритмичное хриплое дыхание, грудная клетка тяжело поднималась и опускалась, монитор показывал медленный и стабильный пульс.
Его лицо опухло и было едва узнаваемо, на теле была тысяча переломов от множества травм тупым предметом, конечности были подвешены и поддерживались металлическими креплениями, ссадины и рваные раны покрывали каждый дюйм его кожи.
— Это был не несчастный случай, — сказала я сестре, как только мы запрыгнули в такси.
Фрейя принесла мне кое-какие вещи и мне было абсолютно некомфортно в черной рубашке и обтягивающих штанах.
Она указала таксисту направление к дому в Нижнем Ист-Сайде, затем повернулась ко мне, ее зеленые глаза были встревожены.
— Я так беспокоилась! Они сказали, что машина оторвалась от земли! У меня было предчувствие — ты уверена? Но кто и зачем мог это сделать?
Я рассказала, что произошло: темная масса, злой дух.
— Ты должна поехать домой вместе со мной. Продать бар и переехать ко мне в Нортгемптон. Мы так давно не были вместе, — я умоляла её.
Она пристально смотрела на меня, и теперь я заметила темные круги под глазами, и ее лицо, несмотря на молодость, выглядело опухшим, как если бы она много пила.
Ей нужно было хорошее очищение — любовь и забота Джоанны, реабилитационный центр Джоанны, сельская жизнь.
— Я не могу уехать. Тут я счастлива. Я люблю «Holiday Lounge». К тому же, я помогаю людям, — ответила она.
— Помогаешь? — спросила я с удивлением. — Помогаешь им напиться?
