- Да, я хотела, чтобы мир вращался вокруг меня. Мне надоело быть ничтожной, безвестной и безликой, одной из многомиллиардных песчинок в океане вашего бредового сверхгосударства. Для суперцивилизации человек как личность просто не существует. И как бы ты не бился головой об эту несокрушимую пирамиду, находясь внутри, ты не сможешь сдвинуть ее ни назад, ни вперед, ни вбок. Я больше не могла жить в мире, где никто тебя не воспринимает всерьез. Невыносимо быть лишь жалким сексуальным придатком сильных мира того, в то время, когда я сама желала быть сильной...

   Илар молчал. Он понимал, что нужно дать высказаться этой женщине, одержимой манией величия. Она давно не имела возможности излить свою душу человеку, хотя бы отдаленно ее понимающего.

   - Ты же знаешь, я бросила карьеру фотомодели, как только поняла - насколько я была наивной дурочкой. Боже мой! Когда я приехала в Штаты, я же там никогошеньки не знала. Я уцепилась за эту, как мне казалось, престижную работу со всем пылом молодой идиотки. Я воображала Америку, лежащую у моих ног! Но мои судорожные попытки вырваться из обывательского болота и возвыситься над толпой, еще глубже затягивали меня в грязь. Ты знаешь, я не щепетильна... Я стелилась под каждого слюнявого менеджера, под каждого толстобрюхого продюсера, если он хотя бы в какой-то степени мог способствовать тому, чтобы мое прекрасное личико и мое тело было запечатлено на обложке журнала. И чего я добилась? Ни-че-го!

   После первых относительных успехов, пошла черная полоса неудач. Ни с того, ни с сего сменился имидж секс символа. Вдруг стали модными синюшные полупрозрачные девицы типа "а ля Освенцим". Подумать только: это у американцев-то! Которые всегда тащились от баб вот с такими титьками! Суки! Только пресыщенная развратом ублюдочная культура "Нового Вавилона" могла докатиться до такого убожества.

   Елена задохнулась от ненависти и, отдышавшись, продолжила:

   И вот пока эти толстые задницы печатали своих тощих сучек, я прозябала на задворках третьесортных изданий для престарелых лесбиянок. Жуть! Мерзость! Веришь ли, от отчаяния я даже подумывала о пластической операции! Нонсенс! О! Сейчас я вспоминаю это с содроганием. И я перестала кого бы то ни было жалеть. Я поняла вдруг, что родиться, жить, и умереть в безвестности, утешившись грезами "Иллюзория", - вот жалкий жребий большинства людей моего времени, будь оно проклято! Но мне не нужна иллюзорная жизнь, мне нужна настоящая жизнь - с подлинными, а не картонными страстями мыльных опер. И вот я, наконец, вырвалась из того кошмара. Здесь я значу многое. Целые страны ведут из-за меня войны. - Взгляд Елены стал жесток. - Вот этой рукой я управляю Историей. И не под чужим именем, а под своим собственным! Я стала первой знаменитой женщиной в истории Земли. Понимаешь? Первой! Все эти клеопатры и помпадурши были потом, после меня, много их будет... а я одна, самая первая!

   - Ну, допустим, не самая первая, - возразил Илар, любивший точность порой в ущерб вежливости, за что его часто журил двоюродный дядя по материнской линии сэр Чарльз (в прошлом весьма влиятельный сенатор, член Контрольной комиссии при Мировом правительстве). - Если вести счет времени от этого отрезка, столетием раньше тебя - в XIV веке до н. э. - была небезызвестная Нефертити - жена фараона Эхнатона, а еще несколькими веками раньше - Белокурая Хетепхерес, прародительница IV династии, мать самого Хеопса, одна из самых древних цариц мира... Если, конечно, мы не станем считать Еву...

   - Заткнись! Мог бы и промолчать, твоя бестактность оскорбительна! Не надо давить своим интеллектом - я не глупее тебя. Плевать я хотела на твою Нефертити и тем более на ту Белокурую блядь... Будь они такими знаменитыми, про них бы сложили легенды. Где эти легенды? Их нет. А про меня - есть! Пусть я не первая, зато в своем роде - единственная...

   - Единственная и неповторимая, - полушутя, полусерьезно закончил гость мысль хозяйки, - Елена Прекрасная!

   - Да! - Елена вскинулась на постели и приняла позу дикой кошки, готовой к прыжку. - Именно единственная и неповторимая! Но моей власти мешает ваш долбаный мир! Если бы я могла, я уничтожила бы его!!!

   - Ты не можешь уничтожить то, что тебя породило, иначе - уничтожишь самое себя.

   - Это меня и останавливает. Но, если меня прижмут к стенке, я совершу такое...

   - Ты опасная маньячка, - сказал Илар и качнулся вперед, намереваясь встать.

   - Сиди! - крикнула Елена, ее рука вынырнула из-под подушки, и гость увидел черный вороненый ствол бластера. - Иначе сожгу твою твердолобую башку!

   Он мельком взглянул на свое запястье, где находился психрометр: индикаторное поле почернело, это означало, что партнер по диалогу находится на грани нервного срыва и запросто может нажать на курок.

   Илар почувствовал, как, несмотря на гигроскопичный слой костюма, холодный ручеек пота бежит у него по спине между лопатками. Он готов был поклясться, что нацеленный ему в лоб "Скорпфайер", имеет серийный номер АН 8888 и разыскивается Отделом Безопасности Бюро. На инструктажах их формально знакомили со списком служебного оружия, похищенного или утерянного при невыясненных обстоятельствах, но никто не считал нужным запоминать его - пусть этим занимаются службы по борьбе с терроризмом. Но в его мозгу хорошо отпечатались эти четыре восьмерки, в силу редкого сочетания цифр. Ствол, кажется, пропал как раз четыре года назад. Все сходилось.

   - Ну, хорошо, - сказал он, стараясь сидеть неподвижно. - Даю слово, что гарантирую твое инкогнито. Но ты должна отдать мне свое оружие. Мы не можем допустить его появления в доисторической эпохе, это приведет к нежелательному парадоксу...

   - Тебе, мой благоразумненький мальчик, сейчас надо думать не о каких-то дурацких парадоксах, а о том, как унести отсюда ноги или быть мне полезным, в противном случае, сам понимаешь...

   - Хрональные парадоксы не могут быть дурацкими, это очень серьезная проблема безопасности Истории.

   - На сей счет у меня имеется своя теория, - сказала Елена, презрительно улыбаясь. - Я считаю, что нет никакой так называемой чистой или первоначальной Истории, о которой вы все так печетесь. Поскольку История, среди прочего, есть результат воздействия людей на ход событий, то нет большой разницы в том, какие люди воздействуют на события - местные или пришельцы из будущего, каковыми, кстати, могут являться и кваки. Раз природа допускает подобные вмешательства, значит такое вмешательство ПРЕДУСМОТРЕНО Высшим Планом. Оно, это вмешательство, становится фактом Истории и, стало быть, говорить о парадоксе бессмысленно. Если бы я повернула ход событий в нежелательную для кваков сторону, они давно бы перехватили меня еще на старте.

   - Ерунда, - резко возразил Илар. - Юридически тебе нельзя было бы предъявить обвинение за несовершенное еще преступление. А поскольку профилактические аресты теперь отменены, стало быть, изолировать тебя не представлялось возможным. Началась бы гонка во времени с еще большим запутыванием событий, образованием временных петель и как результат - дополнительное ослабление и без того нестабильной ткани континуума.

   - Хорошо, - согласилась Елена, - но почему они не вмешиваются постфактум? Значит, их устраивает творимая мной история!? Ха! А ты не допускаешь мысли, мой глупый прямолинейный мальчик, что Попечители сами же тайно и направляют меня?!

   - Возможно... Не берусь утверждать обратное... Нам не дано знать их планов, но зарываться я тебе не советовал бы.

   - Советы будешь давать, когда станешь моим советником! Если доживешь до того дня, - оборвала его Елена, глаза ее сверкали полубезумным блеском. - В этот отрезок времени я сама творю историю! Это захватывающие чувство - играть судьбами людей. Удовольствие, получаемое от хорошо разыгранной шахматной партии, - лишь бледная тень того чувства, когда играешь живыми людьми. В данной партии я играю на стороне греков. Ты удивлен? Объясню. Потому что делать мне здесь больше нечего... Парис погиб... Гектор, единственный друг, кто понимал меня и хорошо ко мне относился, тоже пал смертью. Мой нынешний муж - Деифоб - ничтожество. Все в городе ненавидят меня! Считают меня виновницей гибели их мужчин. Они только и ждут случая, чтобы расквитаться со мной... Мерзкая толпа, вдохновляемая этой фанатичкой - Кассандрой, жаждет моей крови. Так пусть же они захлебнуться своей! Я помогу грекам взять Трою!