Но сейчас Белозёрский вынужденно молчал, припечатанный тяжестью аргументов, неспособный ответить резкостью - в подобном случае это лишь окончательно обозначит полный и окончательный разгром. Хотя кого винить? Сам же себя и припер к стенке... Стыда, впрочем, Рафаэль не испытывал - скорее досаду, смешанную с уважением к достойному игроку. При всей частой мелкой склочности общения, Белозёрский никогда не считал Толстикова противником - и потому не испытывал негативных эмоций. Скорее подобную колючесть взаимоотношений можно отнести на счет обычного ребячества. В конце концов, самозабвенное бахвальство свойственно отнюдь не только подросткам. Что говорят о разнице между ребенком и солдатом - оно ли не применимо и к генералу? Да и чем развеять монотонную рутину бесконечно похожих будней?

Свято исповедуя правило, что даже на дно следует идти с гордо поднятой головой, Белозёрский уже готов был броситься в проигранную схватку с новой репликой. Но партия невольно завершилась раньше времени. Незамеченная мужчинами Ветлуга буквально выросла из-под земли.

Не говоря ни слова, Галина с явным почти что материнским укором окинула взглядом сначала Рафаэля Леопольдовича, а затем - Толстикова. Раззадоренные генералы разом поникли, смутившись. Вернее, искреннее смущение испытал лишь Белозёрский - Илья лишь изобразил правдоподобную гримасу. Самым тяжелым для Толстикова оказалось не расхохотаться в этот момент.

Ветлуга, уловив фальшь, в свою очередь предпочла промолчать. Сделала вид, что вполне довольна результатом экзекуции. Привычными, скупыми движениями провернула в замке сначала первый ключ, за ним - второй и третий. Когда с борьба щеколдами окончилась, уверенным толчком Галина распахнула дверь. Та, несмотря на массу - несколько центнеров армированной листовой стали! - и сложную систему герметизации, скользит легко: ни единого скрипа или шороха.

- Ну, что стоим? - приподняв бровь, говорит начальница с ухмылкой. - Входите уж... Баловники...

Переглянувшись, двое мужчин одновременно боком протиснулись внутрь. На лице Белозёрского явно читается недовольство - и Толстиков, желая закрепить успех, совершил последний ход. Уже почти переступив порог, Илья запнулся и картинно сверзился на ковер. Дополнительным штрихом плавно разлетевшийся ворох бумаг из папки. Откровенная симуляция, но Галина не заметила. С её точки зрения вполне очевидна грубая игра.

Белозерский вначале совершенно естественно с полным непониманием недвижно наблюдал за падением. Изображая невольно подобие персонажа гоголевской немой сцены. Но, замечая секундный проблеск злорадного торжества в глазах Толстикова, прочитывал ситуацию мгновенно. И вновь генералу единственное, что осталось - бессильно скрипнуть зубами.

- Илья Сергеевич! - всплеснув руками, Ветлуга поспешно с искренней озабоченностью подбегает к Толстикову. На лице поверженного - самострельного - генерала уже нет и тени коварства. Совершенно искренняя маска неловкости пополам с досадой. - Как вы? Вам помочь!

Пока Галина на пару с Толстиковым собирала разлетевшиеся по кабинету документы, тот украдкой, в качестве последнего удара, вновь бросил на Белозёрского насмешливый взгляд. Так, что генералу просто нестерпимо хотелось несимметричного ответа. Но между тем Ветлуга успела, негодуя, упрекнуть:

- Рафаэль Леопольдович! Ну как ж вы так! Ведь не маленькие уже - зачем всё это озорство?

Белозёрский, уже не в силах сдерживать эмоции, раздраженно бросает в ответ, чуть ли не задыхаясь от возмущения:

- Галина Викторовна! Да ведь это все гнусная инсинуация! Он же сам все подстроил!,..

- Стыдно, Рафаэль Леопольдович, - неодобрительно покачивая головой, отвечает Ветлуга.

- Да вы посмотрите сами: бесстыжий взгляд, ехидная ухмылка!...

- Илья Сергеевич... - Галина пристально всматривается в лицо Толстикова. Тот какое-то время борется, но вскоре теряет самообладание. Уже через пару секунд заходится в радостном хохоте. Беззаботно откинув голову назад, рассевшись прямо на полу, Илья смеется, чуть ли не обнимая руками живот.

Белозёрский и Ветлуга пытаются бороться, но поражение предопределено - неизбежно. Первым сдается Рафаэль. Ни следа от былого раздражения - кривая ухмылка, коварно просочившаяся сквозь напускную маску недовольства расцветает искренним смехом. Наконец не выдерживает и Галина: за официальной строгостью слов не скрыть искрящейся радости.

- Илья Сергеевич! Рафаэль Леопольдович! Да что же это, в конце концов?! Ну что вы здесь устраиваете представления! - в картинном возмущении женщина раздраженно бросает подобранные бумаги на пол. С независимым видом поднимается, направляясь к рабочему столу. Но обоим генералам ясно видна предательская улыбка.

Толстиков, продолжая смеяться, поспешно и вполне споро подбирает с ковра бумаги, сортируя по ходу и засовывая в папку. Белозёрский, тем временем с комфортом усаживается в кресле по правую руку от начальницы. На привычном месте первого зама. Маленькая, но откровенная месть... Уверенными жестами, словно фокусник, генерал извлекает из хитро взятой всевозможными защелками папки документы. Искомое после в ведомом лишь владельцу порядке причудливым пасьянсом ложится на стол.

Управившись наконец, Толстиков между тем наконец поднялся с пола. Наскоро - больше дурачась - отряхнувшись, неспешно проследовал к столу. С шумом отодвинув кресло, уселся напротив Белозёрского. Папка, брошенная на лакированную столешницу с возмутительной небрежностью, издав тихий хлопок, насторожено замерла.

- Что, Рафаэль Леопольдович? Боитесь ниппонских (или нихонских?) шпионов? - ехидно усмехнулся Толстиков, кивком указав на папку коллеги.

- Мои сведения, Илья Сергеевич, представляют реальную важность, - на лицо Белозёрского вернулась великолепная маска презрения. Верно, весьма похожим образом самый последний римлянин пару тысяч лет назад смотрел на любого разодетого в золото варвара - ощущая полное моральное превосходство. - В отличие от того... ну одним словом того самого, которым вы, если так можно выразиться... занимаетесь.

- Довольно! - директор раздраженно хлопнула ладонью по зеленому сукну. Только на этот раз похоже эмоции вполне искренние. - Немедленно прекратили! Мы здесь делом занимаемся или что?! Илья Сергеевич, приступайте...

Толстиков, невозмутимо пожав плечами, взял слово:

- Хорошо. Итак, по порядку. Начну с хозяйственной части... - генерал не глядя выудил из папки кипу листов и принялся излагать с места. При этом голос Ильи разом преобразился - исчезли без следа намеки на иронию. Генерал стал похож на генерала: строгий, подтянутый, серьезный. Каждое слово ложилось на слух словно отточенный, отполированный кирпич в ряд. - На сегодняшний день к изначально подготовленному парку из шестидесяти тяжелых танков ИС-10 и двухсот основных, среди которых десять - Т-117КА, сто сорок - Т-115А, пятьдесят - Т-110А. Дополнительно собрано из резерва пятьдесят единиц: десять тяжелых и сорок основных соответственно. Резерв на сегодня составляет сто сорок тяжелых для оперативной сборки, пятьдесят для полного цикла, тысяча пятьдесят пять основных для оперативной и двести для полного. Что дальше?... Развертка линий конвейерной сборки завершена на семьдесят процентов: завершены работы по первому цеху, второй и четвертый на уровне контрольной проверки цикла. Третий цех будет разморожен по завершении в равной степени пуско-наладочных работ на остальных объектах...

- Илья Сергеевич, - Ветлуга прервала Толстикова, на вздохе. - Это все, конечно, здорово. Только ведь мы эти цифры наизусть помним - уже не первый год здесь. Если есть качественные изменения, прошу, - давайте сразу к ним.

- Хорошо, - Толстиков непринужденно кивнул. Ладони умеренными, небрежными пасами перетасовал листы. Подровняв края, опустив стопку ребром на стол, генерал продолжил: - Тогда так... Эксперименты с рефлектирующими кристаллами пока не продвинулись дальше известного - преодолеть рубеж в пять метров не удается. Так что пока технология неэлектронной связи недоступна.