– Я, товарищ капитан.
– Сколько выявлено антисоветчиков и им сочувствующих за неделю?
– Э…мною ведётся работа в этом направлении.
– Плохо ведётся. И так почти повсеместно. Берите пример с участкового Шведа, он в течении пяти дней задержал двух потенциальных шпионов иностранных разведок.
– Товарищ капитан, у него на участке один лес да дворов 600 с трудом наберётся.
– Вот видишь, Кормилицын, даже среди леса можно найти врага социалистической революции. А у тебя что? Более тысячи семей под надзором и тишина. Это начинает выглядеть подозрительно.
– Исправлюсь, товарищ капитан, – бледный сержант встал навытяжку.
– То-то же. Через неделю подашь список на семь врагов народа. Всем понятен план работы? Тогда по рабочим местам. Максимов, задержись на минуту…
– Слушаю, товарищ капитан.
– Тут такое дело, Вася, не стал говорить при всех, – Решетов посмотрел на плотно закрытую дверь «красного уголка». – Швед, на своём участке, обнаружил автомобиль германского производства. Уверяет, что его «рыбаки» бросили. Сгоняй в Капитолово, разузнай место, оцени состояние техники и притащи сюда.
– Понял, будет сделано.
– Что у нас с последним задержанным?
– Не признаётся, вражина.
– Усиленные методы допроса применяли?
– Применяли да бестолку – требует встречи с «рыбаками».
– Будет ему встреча, пусть не переживает. Кстати, где они сейчас?
– В Кащенко. Двое совсем хлипких оказались. Они и так несли полный бред, а после общения с нашими «специалистами»…
– Перестарались ребятки. Нам нужен качественный враг, идейный, чтобы высшее начальство видело в нас опору против контрреволюции, а тут…одни сумасшедшие.
– Пётр Алексеевич, а если они правду говорили про войну, развал страны?
– Вася, забудь и выкинь из головы. Советскую власть ничто не пошатнёт, она есть и всегда будет, иначе это попахивает заговором против Вождя. Всё, на этом и закончим. Прибудет конвой из Капитолово – возьмёшь их «газик». Задержанную сразу ко мне, хочу первый с ней побеседовать.
– Ясно, товарищ капитан. Разрешите идти?
– Иди и запомни мои слова, дольше жить будешь.
Решетов прошёл в свой кабинет, по пути приказав секретарю принести стакан горячего чая с тремя кусочками сахара. Берлога – так он называл это уютное местечко за двойными дверями. Плотные занавеси из тёмно-зелёного бархата, слегка раздвинутые в дневное время, давали немного света и вкупе с настольной лампой создавали интимный полумрак. Здесь капитан чувствовал себя истинным хозяином человеческих судеб. Как приятно проводить «допросы» арестанток, слушая тихий плачь и мольбы. Жалко, что кожа их тел быстро теряет упругость и принимает землистый оттенок после нескольких дней, проведённых в сырых подвалах. А вонь тюремных камер? Нет, лучше «общаться» с просительницами за арестованных мужей, братьев или отцов. Да, была тут одна «лапочка» – папа, видите ли, простой музыкант. Только почему у него фамилия Шлосенберг? Явно германский шпион, здесь и гадать не надо. Правда пришлось и её отправить по этапу за «террористическую деятельность»…не будет язык распускать, компрометируя руководство райотдела НКВД. От скуки решил заняться рапортами, тщательно откорректированными секретарём – рядовые милиционеры с грамотой не очень дружили. Драки, пьянки, грабёж – ничего интересного, одна сплошная рутина. Решетов, по натуре человек азартный, придумал своеобразную игру – угадывать облик женщин, доставляемых подчинёнными. И на этот раз себе не изменил – достал чистый лист, остро отточенный карандаш и начал фантазировать:
Рост – 160-165 см,
Лицо – продолговатое с прямым носом,
Волосы – тёмные
Глаза – карие,
Грудь – большая,
Бёдра – широкие,
Одежда – светлое ситцевое платье чуть ниже колена, на голове лёгкая панама.
Обувь – парусиновые туфли.
За каждый угаданный пункт следовала награда в виде стопочки конька, изъятого у одного контрреволюционного купчика.
– Товарищ капитан…
– Кузькин, ты когда научишься стучать?
– Но вы же один, – растерялся секретарь.
– И что? А если я пишу товарищу Сталину отчёт о достигнутых успехах?
– Виноват.
– Виноват он…чего хотел?
– Машина прибыла из Капитолово.
– Отлично, – капитанскую грудь наполнило предвкушение охотника в засаде. – Задержанную сюда, авто пусть заберёт Максимов. Всё ясно?
– Так точно.
Решетов сел спиной к двери, на ходу усложняя условия игры. Через пять минут тихо шикнуло уплотнение двери и под немалым весом скрипнули половицы.
«Чёрт, толстуха. Жирная и, наверняка, потная толстуха» – он досадливо поморщился и развернулся к неизвестной…У входа стояла настоящая дворянка – высокая, стройная. Машинально отметились пункты 2, 5 и 6. Не дождавшись приглашения, женщина прошла вперёд и села напротив хозяина кабинета.
– Что же вы, гражданочка…нарушаете…
– Вы уверены?
От её голоса по телу капитана пробежала вибрация и сладко заныло сердце. Да, такой красотки у него ещё не было.
– Органы НКВД никогда не ошибаются. С какой целью вы оказались в приграничном районе?
– Мужа искала.
– Как интересно. И кто у нас муж?
– Мирошников. Вы его должны знать.
– Так-так-так. Дайте припомнить…высокий, светловолосый…проходит по делу о подготовке покушения на товарища Сталина, – он впился глазами в холёное красивое лицо, пытаясь увидеть страх за близкого человека. Сильно напуганная женщина готова на всё, ему ли не знать об этом.
– Не смешно.
– Гражданочка…– Решетов поднялся, подошёл к задержанной сзади, положил руки на плечи и наклонился к уху, вдыхая широко открытыми ноздрями манящий запах здорового тела, -…Смеяться будет тройка, подписывая приказ о применении меры высшей защиты советского государства. Это расстрельная статья, милочка. Вам не жаль мужа?
– Жаль, – равномерно вздымающаяся грудь притягивала взгляд как магнитом.
– Я конечно не бог, но изменить строгость наказания в моих силах. Достаточно написать служебную записку, что гражданина Мирошникова втянули в террористическую группу обманным путём и тогда он получит десять лет без права переписки.
– Пишите.
Равнодушный тон и односложные ответы начинали злить и одновременно возбуждать. Захотелось накрутить густые волосы на кулак, оттащить сопротивляющееся тело на диван и показать, кто здесь хозяин жизни, но он сдержал себя. С трудом, тихо скрипя зубами…не хотелось заканчивать игру слишком быстро. Это потом надоест смотреть на разбитые губы, синяки под глазами, порванную грязную одежду…
– Просто так ничего не делается, – капитан назидательно помахал пальцем. – Вас сейчас проводят в камеру, не Букингемский дворец конечно, но там хорошо думается. Советую не затягивать с размышлениями, у революционного суда и так много дел.
Он вернулся за стол, вычеркнул на листе ошибочные пункты и нажал кнопку вызова секретаря:
– Кузькин, арестованную в пятую. Ни единым пальцем… Понятно?
– Понятно, товарищ капитан.
– Идите, арестованная. Хорошенько подумайте над своим поведением, но учтите – я долго ждать не намерен, иначе отменю приказ не трогать.
– Жди меня и я вернусь, только очень жди…– строчки, произнесённые задумчивым голосом резко контрастировали со взглядом матёрого душегуба на нежном лице.
– Кузькин! – неожиданно для самого себя, заорал Решетов и ударил кулаком по столу, – В двенадцатую её, суку дворянскую! Ночью допросить с пристрастием!
После ухода конвойных он хлопнул стакан коньяка и долго расхаживал по кабинету, стараясь успокоить нервы. Тварь!Мало их жгли и резали, мало. Ничего-ничего, Востриков с Туракиным быстро мозги вправят, вот там её и можно оприходовать. Заодно и муженька притащить, пусть полюбуется как с его жинкой забавляются. Как ни странно, но после этих мыслей стало хорошо и следующая порция алкоголя окутала желудок приятным теплом.
Попытка пообщаться с конвоирами успехом не увенчалась. На простой вопрос «Куда едем?», получил такой же простой ответ: «Не разговаривать!». Народ молча потел, стойко перенося духоту раскалённого салона, видать привычное дело. В воздухе плавала пыльная взвесь от скачков по ямам и колдобинам, что-то стучало, где-то скрипело. Периодически похрустывала коробка при выборе передач – вот под такую «музыку» мы и прибыли в райотдел. Лишь по вывеске у центрального входа удалось определить населённый пункт – Парголово. Меня передали двум рядовым милиционерам и проводили в пустой кабинет, где я долго сидел на шаткой табуретке. Потом заявился следователь с тремя «кубарями» в петлицах и, не обращая ни на кого внимания, стал что-то строчить в бумагах.
