Гонсолен, влюбленный в свою жену, даже не подозревал о ее измене. Другая на месте Мадлен, чтобы усыпить бдительность мужа, удвоила бы свое внимание к нему. Обыкновенно случается, что по мере того, как приближается падение женщины, она становится нежнее по отношению к супругу. Госпожа Гонсолен была слишком скрытна, слишком осторожна, чтобы демонстрировать мужу большую привязанность, чем прежде. Она всегда оставалась чрезвычайно сдержанной и холодной, а он пользовался любым представившимся случаем, чтобы удовлетворить самые прихотливые ее фантазии.

После тех ссор, что происходили в первое время их совместной жизни в Бушу, молодая женщина с ледяным равнодушием и мраморным лицом принимала доказательства любви, расточаемые ей Гонсоленом. Прошли годы, не смягчив этой неприязни. Мадлен не любила Гонсолена, она не могла ему простить отказ. Его упрямство разрушило ее мечты и планы, которые она строила, рассчитывая на его богатство. После нескольких месяцев глубокого спокойствия, во время которого ни один намек не напоминал о прошлом, теперь, когда у нее был любовник, теперь, когда она любила страстно, когда была принуждена к постоянной осторожности, не стоило пробуждать подозрений у Гонсолена, не стоило проявлять к нему чувства, к которым он не привык. Следовало предвидеть, что торговец лесом удивится этой внезапной привязанности, постарается узнать причину и станет следить за своей женой. Правильнее всего, конечно, было – что, впрочем, и согласовалось с философией молодой женщины – с прежней суровостью и прежней сухостью принимать безграничную преданность и смешанную с тревогой нежность Гонсолена. До сих пор ни малейшее сомнение не закрадывалось в душу старика.

Мадлен без раздумий показалась бы в объятиях Франсуа на публике, если бы он потребовал от нее этого доказательства любви. Но, поскольку случай мог открыть их тайну, поскольку в глубине души Мадлен боялась, что муж жестоко поступит с Франсуа, если когда-нибудь узнает о нанесенном ему оскорблении, она предпочитала окружать свою связь таинственностью. С необыкновенным хладнокровием она предпринимала все предосторожности, которые было только возможно.

Особенно ее тревожил Томас Луар. Мадлен спрашивала себя, не будет ли он проницательнее ее мужа, не станет ли подозревать ее и следить за ней. Этого действительно надо было опасаться. Однако те две недели, которые семейство Горме провело в Бушу, прошли в безмятежном спокойствии, и ничто не заставляло любовников тревожиться за будущее. По прошествии этого времени Франсуа и Мадлен продолжали встречаться, никогда не забывая о предосторожностях и стараясь сделать все, чтобы сохранить свою тайну.

С Томасом Луаром Мадлен вела себя как прежде. Все ее мысли были заняты Франсуа, однако она сохранила присутствие духа и власть над собой, чтобы скрыть поглощавшую ее страсть от лесоруба, запальчивости и ревности которого она опасалась.

Их прогулки продолжались, но в разговорах было меньше романтических излияний, и если Луар выказывал прежнее восхищение по отношению к своему предмету обожания, то Мадлен, слушая его, со своей стороны начинала испытывать утомление и скуку. Прежде ее развлекало это приключение, теперь же признания крестьянина надоедали ей и звучали в ее ушах фальшиво. Прежде, когда плохая погода вынуждала Мадлен оставаться дома, Луар писал ей письма. Если его отправляли в город по делам и он не мог увидеть Мадлен до отъезда, то подбрасывал письмо в ее комнату. Теперь она даже не читала того, что он ей писал.

Гонсолен мало-помалу проникся доверием к лесорубу. Он возложил на него управление лесопильным заводом, стал поручать ему продажу и покупку леса. Аккуратность молодого человека, его честность, понятливость и смышленость в делах наконец преодолели инстинктивную антипатию, которую в первое время чувствовал к нему Гонсолен.

В конце лета торговец лесом поручил своему мастеру уладить одно дело, которое требовало его присутствия в Париже в течение нескольких дней. Накануне Мадлен уехала в Безансон провести неделю у родных; Луар, радуясь развлечению, которое представилось ему во время отсутствия Мадлен, охотно принял предложение Гонсолена. Он немедленно приготовился к поездке и на другой же день отправился в путь. Первые три или четыре дня он занимался делами Гонсолена, юноша не мог и думать об утонченных развлечениях этого города, который знал по рассказам, по описаниям в романах и который представлялся его воображению в романтическом ореоле.

В один из вечеров, закончив неотложные дела, Луар решил побродить по бульварам. Была вторая половина октября, но день стоял на редкость теплый. Наступивший вечер не принес никакой прохлады. По всей линии бульваров светились огни витрин, демонстрируя при газовом свете товары из бронзы, бриллианты и жемчуг, сверкавшие на темном бархате футляров, великолепие всевозможных материй. Толпы гулявших по городу горожан заполняли улицы. Томас Луар с любопытством рассматривал малейшие детали. Он не торопясь шел мимо магазинов, засунув руки в карман, с улыбкой на губах. По улицам беспрерывно мчались фиакры, экипажи и омнибусы. На небе собирались тяжелые тучи.

Луар несколько раз останавливался на тротуаре и с удовольствием смотрел на бесконечный ряд экипажей. На углу улицы Шоссе-д’Антен сверкал огнями театр «Водевиль». Томасу захотелось войти, но еще не было семи часов. На улице возле кофейни со столиками сидели мужчины, женщины проходили мимо, накинув на руки длинные шлейфы и демонстрируя края вышитых юбок. Луар спросил, где находится Комеди Франсэз. Ему указали. Он отправился туда. Играли комедию Мюссе. Он купил билет и вошел.

После второго акта Луар вышел на улицу освежиться. В зале, набитой зрителями и освещаемой газом, было ужасно жарко. Томас прохаживался под арками у здания театра, с интересом поглядывая в сторону Лувра. Вдруг он остановился. Мимо него прошел высокий молодой человек, и Луар узнал в нем сына генерала Горме; в Бушу он часто видел, как доктор беседовал с Мадлен. Франсуа никогда не обращал внимания на Луара и с трудом узнал бы его.

Томасу пришло в голову подойти к Франсуа и заговорить с ним. Он бросился в толпу, протянул контрамарку контролеру и поднялся по лестнице наверх. В коридоре его задержала толпа и разлучила с доктором в ту самую минуту, когда он уже подходил к нему, однако Томас успел заметить, как Франсуа постучался в ложу, как отворилась и таинственно затворилась за ним дверь. Мелькнула рука в белой перчатке.

Начинался третий акт. Томас прошел на свое место, взволнованный сам не зная почему. Он чувствовал странное беспокойство, необъяснимая боль сковала ему сердце.

Его не интересовало, что происходит на сцене, он неотрывно смотрел на ложу, куда вошел Франсуа, и старался рассмотреть женщину, сидевшую рядом с ним, но незнакомка упорно оставалась в тени. Франсуа время от времени наклонял голову, рассеянно оглядывался, а потом опять исчезал в тени.

В начале следующего антракта Луар уже стоял в коридоре, подстерегая Франсуа, но на этот раз дверь ложи не отворилась. Из залы невозможно было приметить, что за женщина так старательно прячется от чужих глаз. «Очевидно, – думал Томас Луар, – доктор встретился со своей любовницей. Его сестра не стала бы прятаться таким образом. Она хорошенькая, и ей нечего опасаться любопытных взоров, к тому же она настолько кокетлива, что охотно позволила бы любоваться собой».

Странное, безотчетное беспокойство, похожее на предчувствие, овладело Томасом.

– Что мне за дело? – тихо пробормотал он. – Разве меня волнуют любовные похождения Франсуа Горме?

И все же словно какая-то таинственная сила заставляла его подсматривать за Франсуа. Опасаясь, что молодой человек в последнем акте выйдет из ложи и ускользнет, Томас не вернулся в театр, а стал в дверях у подъезда, прислонившись к пьедесталу статуи. Наконец по шуму шагов и громким голосам Луар догадался, что спектакль кончился. Толпа спускалась по лестнице, женщины накидывали на шеи платки, мужчины надевали пальто. Между тем полил дождь, загремел гром. Отовсюду слышалось: