– Да, сэр, в три часа утра, – подтвердил тот.

– Вам не кажется странным, что мисс Спенсер куда-то пропала? Не правда ли, это вызывает некоторое недоумение?

– Действительно, это удивительно, сэр.

– Вы, конечно, уже знаете, что мистер Вавилон передал мне все права на эту гостиницу? – продолжал свои расспросы Теодор Раксоль.

– Слышал, сэр, – последовал краткий ответ.

– Вероятно, вам известно обо всем, что здесь происходит, Жюль?

– Как метрдотель, сэр, я обязан за всем приглядывать, – с достоинством проговорил слуга.

– Для иностранца вы отлично говорите по-английски, Жюль, – заметил американец.

– Для иностранца, сэр? Я англичанин и родился и воспитывался в Хартфордшире. Возможно, вас ввело в заблуждение мое имя, сэр. Я зовусь Жюлем, потому что метрдотель любой действительно первоклассной гостиницы непременно должен иметь или французское, или итальянское имя.

– Понимаю. Сдается мне, Жюль, что вы малый неглупый. И как долго пользовалась гостиница вашими услугами? – поинтересовался новый владелец «Вавилона».

– Чуть больше двадцати лет, сэр, – с прежней невозмутимостью ответил метрдотель.

– Ну, это долгий срок. Не думаете ли вы, что пора двигаться дальше? Не засиделись ли вы на одном месте? Вы еще молоды и можете отличиться в какой-нибудь другой сфере.

Раксоль пристально взглянул на Жюля, и тот не менее пристально посмотрел на нового патрона.

– Вы недовольны мной, сэр?

– Откровенно говоря, мой друг, вы, как мне кажется… гм… слишком часто подмигиваете. И я нахожу весьма прискорбным, когда у одного из моих главных служащих обнаруживается привычка снимать белые ленты с дверных ручек по ночам, – проговорил с сарказмом американец.

Услышав это замечание, Жюль едва заметно вздрогнул.

– Понимаю, сэр. Вы хотите избавиться от меня, и для этого годится – если вы позволите так выразиться – любой предлог. Прекрасно. Не могу сказать, что это меня удивило. Иногда случается, что метрдотель и хозяин гостиницы не сходятся характерами, и тогда, если один из них не уйдет, это может плохо отразиться на работе гостиницы. Я ухожу, мистер Раксоль. В сущности, я уже и сам подумывал отказаться от этого места, – сохраняя внешнее спокойствие, проговорил слуга.

Миллионер одобрительно улыбнулся:

– Что вы желаете получить вместо предварительного уведомления? Я хочу, чтобы вы покинули отель не позднее чем через час.

– Я ничего не желаю, сэр, это было бы ниже моего достоинства. И я оставлю гостиницу через четверть часа, – с достоинством ответил метрдотель.

– Так, значит, прощайте. Остаюсь искренним вашим доброжелателем до тех пор, пока вы будете держаться на значительном удалении от моей гостиницы, – ледяным тоном произнес Теодор Раксоль и поднялся с места.

– Прощайте, сэр. Благодарю вас.

– Да, кстати, Жюль, вам не стоит утруждать себя обращениями с просьбами о месте в другие первоклассные европейские отели, потому что я приму необходимые меры к тому, чтобы эти просьбы даже не рассматривались, – сделал дополнение к своей предыдущей тираде американец.

– Не затрагивая вопроса о существовании в самом Лондоне пяти-шести первоклассных отелей, владельцы которых заплясали бы от радости, если бы я предложил им свои услуги, – ответил невозмутимо Жюль, – могу уведомить вас, сэр, что я оставляю свою профессию.

– В самом деле? Вы избрали своим умственным способностям иную сферу применения? – чуть удивленно поинтересовался теперь уже бывший патрон.

– О нет, сэр. Я сниму квартиру на Альбермен-стрит или на Джермин-стрит и просто-напросто стану вести светскую жизнь. Я накопил около двадцати тысяч фунтов – сущие пустяки, но с моими потребностями мне этого достаточно, – и теперь начну наслаждаться жизнью. Извините, что утруждаю вас этими подробностями. Прощайте еще раз, – таковы были последние слова получившего отставку метрдотеля.

Тем же утром Раксоль отправился с Вавилоном в первую очередь к адвокату в Сити, затем к маклеру, чтобы оформить в соответствии со всеми правилами приобретение гостиницы.

– Я думаю обосноваться в Англии, – сказал Раксоль по дороге в отель, – это единственная страна… – Он запнулся.

– Единственная страна?.. – переспросил мистер Вавилон.

– Единственная страна, где можно надежно вложить капитал и жить, чувствуя себя в полной безопасности. В Соединенных Штатах нет ничего, на что стоило бы тратить деньги, там нечего покупать. А во Франции и Италии не ощущаешь себя защищенным, – последовал ответ.

– Но ведь вы же истый американец? – удивился бывший владелец отеля.

– Я истый американец, но мой отец – он начал с того, что убирал дортуары в одном оксфордском колледже, а закончил тем, что нажил десять миллионов долларов на железе – так вот, мой отец принял благоразумное решение отправить меня на воспитание в Англию. Я прошел трехгодичный курс в Оксфорде не хуже любого юноши из высших слоев общества. Пребывание в колледже пошло мне на пользу и принесло выгоду, гораздо большую, чем многие мои удачные спекуляции. Я усвоил, что английский язык отличается от американского и значительно лучше его и что в жизни англичан присутствует нечто – что именно, я и сам не могу определить, – чего никогда не будет у американцев. Помилуйте, да в Америке мы ведь до сих пор подкупаем свои суды и газеты! И восемнадцатый век для нас все равно что для европейцев сотворение мира! Да, решено, я переведу свои капиталы в Лондон. Выстрою дом на Парк-Лейн, куплю какое-нибудь старое-престарое поместье с историей длиной в добрую милю и не торопясь, постепенно осяду на месте. Знаете ли, мой друг, ведь я человек довольно добродушный и общительный, но во всем Нью-Йорке у меня не найдется и шести настоящих друзей! Вы только подумайте!

– А у меня, – заметил Вавилон, – и вовсе нет никаких друзей, кроме товарищей детства в Лозанне. Я провел в Англии тридцать лет и не приобрел ничего, кроме прекрасного знания языка и порядочного запаса презренного металла.

И оба почтенных джентльмена одновременно вздохнули.

– Да, кстати, о презренном металле, – заметил Раксоль, – как вы думаете, сколько удалось скопить Жюлю за время его пребывания у вас?

– Гм… – Вавилон улыбнулся. – Трудно сказать. У него были возможности – возможности исключительные!

– Так что, по-вашему, двадцать тысяч франков, с учетом подобных обстоятельств, сумма не очень большая?

– Вовсе нет. Что же, он посвятил вас в свои дела? – с некоторым удивлением поинтересовался бывший патрон метрдотеля.

– Отчасти. Я отказал ему от места, – последовал краткий ответ.

– Вы его прогнали? – продолжал удивляться почтенный швейцарец.

– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил Раксоль.

– Да, конечно, но почему?! Я вот хотел избавиться от него последние десять лет, но никак не мог собраться с духом, – со вздохом проговорил Вавилон.

– Это все произошло очень просто, уверяю вас. В конце концов он даже начал казаться мне довольно симпатичным.

– Ни мисс Спенсер, ни Жюля за один день! – задумчиво промолвил Вавилон.

– И заменить их некем, – добавил новый владелец отеля. – А в гостинице все идет себе да идет как ни в чем не бывало!

Но когда Теодор Раксоль вернулся в «Великий Вавилон», на месте мисс Спенсер в конторе восседала высокая и стройная, величественного вида девица в изящнейшем черном туалете.

– Боже мой, Нелла! – воскликнул он, входя в контору. – Что ты тут делаешь?

– Заменяю мисс Спенсер. Мне хочется помочь тебе в управлении гостиницей, папочка. Из меня наверняка выйдет отличный клерк. Я договорилась с некой мисс Селиной Смит, одной из здешних стенографисток, она научит меня всем премудростям, и я отлично со всем справлюсь.

– Но послушай, ты же Элен Раксоль! Так мы заставим говорить о себе весь Лондон! Богатейшая из всех американских наследниц – и вдруг клерк в гостинице! А я-то приехал сюда отдохнуть и успокоиться! – в смятении проговорил взволнованный отец.

– И гостиницу, видно, купил, чтобы отдохнуть и успокоиться, папочка? – с легкой ехидцей поинтересовалась мисс Элен.