– Если вы хотите его видеть, то само собой разумеется, – незамедлительно последовал ответ.

– Хочу, – подтвердил миллионер, – по поводу моего ужина?

– Рокко – великий человек, – пробормотал, игнорируя последние слова гостя, мистер Вавилон и нажал на кнопку звонка. – Мой поклон мистеру Рокко, – сказал он появившемуся на зов мальчику-посыльному, – и передайте ему, что, если это его не затруднит, я был бы очень рад увидеть его на минуту.

– Сколько вы платите Рокко? – спросил Раксоль.

– Две тысячи в год и посольское содержание, – прямо ответил хозяин отеля.

– Я дам ему посольское содержание и три тысячи, – сообщил американец.

– И умно сделаете.

В эту минуту в комнату тихонько вошел Рокко, высокий худой мужчина лет сорока с очень длинными тощими руками и длинными шелковистыми темными усами.

– Вот, позвольте вам представить, Рокко, – произнес Феликс Вавилон, – мистер Теодор Раксоль, из Нью-Йорка.

– Ошарован, – проговорил с поклоном Рокко. – Тот самый Теодор Раксоль, который, как вы это называете, миллионер?

– Вот именно, – вставил Раксоль и поспешно продолжил: – Хочу сообщить вам первому, мистер Рокко, о том обстоятельстве, что я покупаю «Великий Вавилон». Если вы соизволите радовать меня своим творчеством и в дальнейшем, я с удовольствием предложу вам три тысячи в год.

– Три, вы говорите? – переспросил Рокко. – Ошарован.

– А теперь, мистер Рокко, вы очень меня обяжете, если передадите мое приказание Жюлю – именно Жюлю – подать мне через десять минут в столовую, стол номер семнадцать, простой бифштекс и бутылку пива. И, надеюсь, вы сделаете мне честь и позавтракаете со мной завтра?

У мистера Рокко даже дыхание перехватило, он поклонился, пробормотал что-то по-французски и вышел.

Пять минут спустя продавец и покупатель гостиницы «Великий Вавилон» уже подписали каждый по краткому соглашению, наскоро составленному на листках почтовой бумаги с названием отеля. Феликс Вавилон ни о чем не спрашивал, эта-то стоическая его невозмутимость и действовала сильнее всего на Теодора Раксоля. «Много ли нашлось бы в мире содержателей гостиниц, – спрашивал себя Раксоль, – которые проглотили бы без всяких комментариев эти бифштекс и пиво?»

– С какой даты вам угодно считать нашу сделку состоявшейся? – спросил Вавилон.

– О, – воскликнул слегка удивленный Раксоль, – мне все равно. С сегодняшней, я думаю?

– Как пожелаете. Я давно собирался на покой. И теперь, когда наступила минута ухода, да еще и с таким шумом, – я готов. Я вернусь в Швейцарию. Там много не истратишь, но это моя родина. Я стану первым швейцарским богачом.

Он улыбнулся горестно-насмешливо.

– Да у вас и так, небось, состояние-то порядочное? – спросил будто мимоходом и с некоторой фамильярностью Раксоль, словно ему впервые пришла в голову такая мысль.

– Кроме той суммы, что я получу от вас, у меня еще полмиллиона в обороте, – скромно проговорил швейцарец.

– Значит, вы будете почти миллионером? – добродушно поинтересовался новоиспеченный владелец отеля.

Феликс Вавилон кивнул.

– Поздравляю, – сказал Раксоль тоном судьи, обращающегося к только что получившему патент молодому стряпчему. – Девятьсот тысяч фунтов, переведенные на франки, – немалая сумма для Швейцарии.

– Для вас, мистер Раксоль, такая сумма, конечно, означала бы бедность. А чему приблизительно равняется ваше состояние? – прибавил он, заражаясь нескромностью собеседника.

– Да я, право, и сам точно не знаю, миллионов эдак около пяти, должно быть, – ответил простодушно Раксоль.

– У вас бывали Затруднения, мистер Раксоль?

– Да и теперь есть. Вот бездельничаю пока в Лондоне, чтобы отдохнуть от них немного.

– Покупка гостиниц тоже входит в ваше представление об отдыхе? – с некоторой иронией продолжил свои расспросы Феликс Вавилон.

Раксоль пожал плечами.

– Все-таки разнообразие, знаете, после железных-то дорог! – засмеялся он.

– Ах, мой друг, вы сами не знаете, что купили!

– Как не знать, – возразил американец, – я просто-напросто купил самую лучшую гостиницу в мире, вот и все.

– Правда, правда, – согласился Вавилон, задумчиво глядя на старинный персидский ковер. – Во всем свете не существует ничего равного моей гостинице. Но вы раскаетесь в своей покупке, мистер Раксоль. Это, конечно, дело не мое, но я все-таки не могу не сказать вам: вы раскаетесь в этой покупке.

– Я еще никогда ни в чем не раскаивался, – с налетом самоуверенности заявил заокеанский магнат.

– Так, значит, очень скоро начнете, быть может, уже сегодня.

– Почему вы так думаете? – удивленно спросил Теодор Раксоль.

– Да потому, что «Великий Вавилон» – это «Великий Вавилон». Вам кажется, что, раз вы управляете железными дорогами, или копями, или пароходной линией, значит, можете управлять чем угодно. Может быть. Только не «Великим Вавилоном». В «Великом Вавилоне» есть что-то такое… – Бывший владелец гостиницы воздел руки к потолку.

– Прислуга, конечно, обкрадывает вас, – утвердительно заметил американец.

– Конечно. Я теряю на этом приблизительно фунтов сто в неделю. Но это что! Я подразумеваю совсем другое. Я говорю о наших постояльцах. Это все слишком высокопоставленные персоны. Великие дипломаты, великие капиталисты, великие сановники – все люди, правящие миром, теснятся под моей кровлей. Лондон – центр всего, а моя гостиница – ваша гостиница – центр Лондона. Как-то раз у меня одновременно поселились король и вдовствующая императрица! Только представьте себе это!

– Это великая честь, мистер Вавилон. Но в чем же затруднение?

– Где ваша проницательность, мистер Раксоль? – с грустной усмешкой ответил тот. – Где вся та сообразительность, которая доставила вам такое богатство, что вы даже не можете его сосчитать? Неужели вы не понимаете, что крыша, под которой ютится вся сила и власть мира, должна, при необходимости, стать убежищем также и для бесчисленных, безымянных заговоров, интриг, злодейств и всяких темных дел? Все это ясно как день и темно как ночь. Я никогда не знаю, кто меня окружает, мистер Раксоль. Я никогда не знаю, что делается вокруг меня. Только иногда передо мной вдруг мелькнет на мгновение нечто странное, намекающее на подозрительные поступки и темные тайны. Вы говорили о моих слугах. Это всё слуги хорошие, ловкие и умелые. Но что они помимо этого? Насколько мне известно, мой четвертый помощник повара может оказаться просто-напросто агентом какого-нибудь европейского правительства! Как знать, может, и сама неоценимая мисс Спенсер состоит на жалованье у какого-нибудь придворного портного или франкфуртского банкира? Даже Рокко может быть еще кем-нибудь, кроме Рокко.

– Тем интереснее, – заметил Теодор Раксоль.

– Как ты, однако, долго, папочка, – проговорила Нелла, когда миллионер вернулся к столу номер семнадцать.

– Всего-то двадцать минут, голубушка.

– А ты говорил – на две секунды! Это большая разница! – чуть капризно заметила девушка.

– Да ведь пришлось, знаешь ли, дожидаться, пока бифштекс-то поджарится!

– И много хлопот тебе доставила наша пирушка?

– Никаких. Но она обошлась совсем не так дешево, как ты думала, – ответил любящий отец.

– То есть как, папочка? – удивилась Нелла.

– Да так, что я просто-напросто взял да и купил всю гостиницу. Не проболтайся смотри.

– Ну, ты всегда был родитель самый примерный! Так ты подаришь мне на день рождения гостиницу?

– Нет, я буду сам ее держать – для развлечения. А кстати, для кого этот стул? – Раксоль заметил, что на столе появился третий прибор.

– Это для одного моего приятеля, который явился пять минут назад. Конечно, я пригласила его разделить с нами обед. Он сейчас придет, – последовал незамедлительный ответ.

– Могу я взять на себя смелость спросить, кто это?

– Некто Диммок, по имени – Реджинальд, по роду деятельности – англичанин, живущий в качестве компаньона при Ариберте, принце Познанском. Я познакомилась с ним, когда прошлой осенью была с кузиной Гетти в Петербурге. Да вот и он. Мистер Диммок, это мой милый папа. Знаете, он одержал-таки победу над поваром насчет бифштекса!