– Корпус естественного языка! А я-то искала случая применить книжный сканер.
С усмешкой она хлопает ладонью по столу.
– Притаскивай их в Гугл. У нас есть для этого машина. Обязательно притаскивай.
Она слегка подскакивает на стуле, и ее губы складываются на слове «корпус» в занятную гримасу.
Запах книг
Моя задача: вынести книгу из магазина. Если у меня получится, я, может быть, узнаю об этом месте и его назначении что-то интересное. Но главное: это, может быть, впечатлит Кэт.
Просто забрать журнал домой я не могу, потому что Оливер с Пенумброй тоже в него пишут. Журнал – это часть магазина. Если я захочу забрать его на дом, понадобится веская причина, и я даже не могу представить какая. «Эй, мистер Пенумбра, я хочу написать портрет Тиндэлла акварелью». Ага, сейчас.
Есть и другой способ. Можно взять другой журнал, старый – не IX, а VIII, или даже II, или I. Тоже опасно. Некоторые из этих журналов старше самого Пенумбры, и я боюсь, как бы от моего прикосновения они не рассыпались в прах. Так что последний из заполненных томов, VIII, самый безопасный и логичный выбор… но он при этом все время на виду. Восьмерку ты видишь всякий раз, когда ставишь на полку последний журнал, и я абсолютно уверен, что его пропажу Пенумбра тут же заметит. Так что, может, VII или VI…
Скрючившись за стойкой, я одним пальцем трогаю корешки журналов, проверяя целостность конструкции, и тут брякает колокольчик на входе. Я рывком выпрямляюсь. Пенумбра.
Он разматывает тонкий серый шарф и описывает кривой круг около стойки, постукивая по крышке суставами пальцев и бросая взгляды сначала на короткие полки, потом на Дальнеполочный фонд. Негромко вздыхает. Что-то будет.
– Сегодня тот самый день, мальчик мой, – произносит он наконец, – ровно тридцать один год назад я приступил к управлению этим магазином.
Тридцать один год. Пенумбра сидит за этой стойкой дольше, чем я живу на свете. Это заставляет меня осознать, насколько я новичок в масштабах этого места, мимолетное дополнение.
– Но лишь одиннадцать лет назад, – продолжает Пенумбра, – я поменял имя на витрине.
– А чье там было раньше?
– Аль-Асмари. Он многие годы был моим учителем и работодателем. Мохаммад Аль-Асмари. Я всегда считал, что его фамилия на стекле смотрится лучше. И до сих пор так думаю.
– Пенумбра отлично смотрится, – возражаю я. – Это таинственнее[10].
Пенумбра улыбается.
– Меняя название, я думал, что изменю и магазин.
Но он совсем не изменился.
– И почему?
– Ох, много причин. Хороших и плохих. Отчасти дело в финансировании… я ленился. В былые времена я читал больше. Искал новые книги. А теперь, похоже, мне хватает моих любимых.
Ну, раз уж он об этом заговорил…
– Может, стоит задуматься о закупке каких-то более популярных вещей, – начинаю я. – Существует рынок независимых книготорговцев, и куча народу просто не знает, что ваш магазин есть, но когда узнают, то здесь им особо нечего выбрать. Вот у меня кое-кто из друзей заходил посмотреть, и… у нас не нашлось ничего, что они бы захотели купить.
– Не знал, что люди ваших лет еще читают книги, – говорит Пенумбра.
Он поднимает бровь. – У меня сложилось впечатление, что все читают с мобильных телефонов.
– Не все. Есть множество людей, ну, знаете, тех, кому по-прежнему нравится запах книг.
– Запах! – повторяет Пенумбра. – Когда заходит разговор про запах, считай, дело табак.
Он улыбается – потом ему что-то приходит в голову, и он с прищуром смотрит на меня.
– У вас ведь нет… электронной книги?
Ы-эх. Как будто директор колледжа спрашивает, не лежит ли у меня в рюкзаке травка. Но дружелюбно, будто хочет, чтобы я с ним поделился. А читалка у меня как раз при себе. Я вынимаю ее из сумки. Она слегка потертая, с длинными царапинами на задней панели и с пятнами чернил у нижней границы экрана.
Пенумбра поднимает ее и хмурится. Экран пуст. Я, протянув руку, трогаю уголок, и машинка оживает. Пенумбра шумно втягивает воздух, и в его голубых глазах отражается бледно-серый прямоугольник.
– Надо же, – говорит он. – А я-то все еще не опомнился от этих вот разновидностей… Он кивает на макинтош.
– …волшебного зеркала.
Я открываю настройки и делаю ему шрифт покрупнее.
– Отличная типографика, – замечает Пенумбра, вглядываясь в текст и поднося очки к экрану. – Я знаю этот шрифт.
– Ага, – говорю я. – Это у них стандартный.
Мне он тоже нравится.
– Классический шрифт. Gerritszoon.
Пенумбра, помолчав, добавляет:
– Мы использовали его для оформления витрины.
А электричество в этой машинке не заканчивается?
Он слегка встряхивает читалку.
– Батареи должно хватать на пару месяцев. Но моя дохлая.
– Пожалуй, это утешает.
Пенумбра со вздохом возвращает мне книжку.
– Нашим книгам батареи пока не нужны. Но я не дурак. Не бог весть какая выгода. Так что, думаю, хорошо… Тут он подмигивает мне.
– …что у нас такой щедрый покровитель.
Я засовываю читалку в сумку. Но меня-то это не утешает.
– Честно, мистер Пенумбра, если мы просто прикупим популярных книжек, люди полюбят наш магазин.
Здесь станет…
Я замолкаю, потом решаю говорить начистоту:
– Станет повеселее.
Он трет подбородок, устремляя взгляд в пространство.
– Пожалуй, – произносит он наконец. – Пожалуй, пора собрать остатки энергии, что у меня была тридцать один год назад. Я подумаю об этом, мальчик мой.
Я не передумал добыть и принести в Гугл какой-нибудь из прошлых магазинных дневников. Дома, под сенью Мэтрополиса, развалившись на диване и прихлебывая паровое пиво, несмотря на семь утра, я рассказываю свою задумку Мэту, который вертит малюсенькие дырочки в стенке какого-то похожего на крепость здания в бледно-мраморной облицовке. Мэт тут же выдает план. На это я и рассчитывал.
– Я могу сделать неотличимую копию, – говорит он. – Без проблем, Дженнон. Только дай мне фотографии оригинала.
– Но ты же не можешь скопировать все страницы, а?
– Только внешний вид. Обложку, корешок.
– А что если Пенумбра откроет неотличимую копию?
– Не откроет. Ты говоришь, эта книжка как бы из архива, верно?
– Верно…
– Так что важна только поверхность. Люди хотят, чтобы вещи были настоящими. Всему поверят, только дай повод.
Из уст шамана спецэффектов звучит убедительно.
– Ладно, значит, тебе нужны только фотки?
– Хорошие фотки. – Мэт кивает. – Куча фоток. Со всех углов. Яркий, ровный свет. Ты понимаешь, что я имею в виду под «ярким, ровным светом»?
– Без теней?
– Без теней, – соглашается Мэт, – что, конечно, никак не выйдет в вашем закутке. Там у вас, можно сказать, магазин круглосуточного полумрака.
– Ага. Тени и книжный запах, у нас этого навалом.
– Могу притащить кое-какую подсветку.
– Боюсь, это меня выдаст.
– Ладно. Глядишь, немного тени и не помешает.
Значит, операция спланирована.
– Кстати, о темных делишках, – говорю я. – Как у тебя с Эшли?
Мэт сопит.
– Я ухаживаю за ней в традиционной манере, – отвечает он. – И кроме того, мне запрещено говорить об этом в квартире. Но в пятницу я веду ее ужинать.
– Ничего себе, все по полочкам.
– Наша соседка – величайший в мире раскладыватель по полочкам.
– А она… В смысле… о чем вы вообще разговариваете?
– Мы разговариваем обо всем, Дженнон. И, представь себе…
Он указывает на бледно-мраморную крепость.
– …она нашла эту коробку. Подобрала на мусорке у себя в офисе.
Чудеса. Скалолазка и мастер ризотто, профессиональный дирижер общественным мнением Эшли Адамс участвует в строительстве Мэтрополиса. Может быть, она, в конце концов, не такой уж андроид.
– Это прогресс, – говорю я, салютуя бутылкой.
Мэт кивает.
– Прогресс.
Павлинье перо
У меня тоже свой прогресс: Кэт пригласила меня на домашнюю вечеринку. К сожалению, пойти я не могу. Я вообще не могу ходить ни на какие тусовки, потому что моя смена в магазине начинается ровно в «туса ноль-ноль». Обида ввинчивается в сердце: Кэт устраивает бал и любезно выписывает мне контрамарку, а у меня связаны руки. «Жаль», – печатает она. Мы общаемся в гугл-чате.
