Что? Хэтти явно преувеличивает.

– Вы бы поверили мне, если бы присутствовали при том, как Каллисту застали с Паркером, – сказала Хэтти. – Боже, это было как сцена с нравоучительного средневекового гобелена: дуэль, две служебные постройки сожжены дотла, по меньшей мере полдюжины отборных лошадей сбежали на болота и грумам пришлось потом неделю гоняться за ними. – Она покачала головой. – А уж если вспомнить то, как Эван защищал мою честь, то это всего лишь стычка в клубе.

– А кто такой Клэр? – не удержалась Кейт.

– Чем меньше вспоминать о Клэре, тем лучше. Давайте просто говорить о некоем джентльмене, который лишился… кое-каких жизненно важных членов.

Господи! Кейт попыталась соединить только что услышанное с тем Эваном Грамерси, которого знала и почти обожала. Он казался таким сдержанным и элегантным. Когда они играли в четыре руки той ночью, Кейт по-настоящему ощутила глубину и интенсивность эмоций, таившихся за внешним спокойствием. Но насилие?

– И все-таки я рискну. Откровенно говоря, моя добродетель не пострадала, так что совесть у меня чиста.

– Кейт, – попыталась вразумить ее Хэтти. – Я не принадлежу к тем, кто считается с общественным мнением, но даже я понимаю, что если вы провели ночь с Торном, то уже скомпрометировали себя. И совсем не важно, было что-нибудь между вами или нет.

Торн говорил то же самое – слово в слово. Если эти двое, такие разные, согласны в одном, то Кейт придется признать, что это правда.

Хэтти сжала ей руку.

– Умоляю вас: облегчите свою душу передо мной или расскажите Эвану только часть правды. Но если вы не желаете дурного капралу Торну, пусть Эван ничего не узнает о прошлой ночи. И ради всеобщей любви поменяйте платье перед разговором с ним.

Послышался стук в дверь.

Кейт набрала полную грудь воздуха и быстро вытерла глаза.

– Кто там?

– Это я. – Дверь со скрипом приоткрылась и явила очаровательную мордашку Ларк. Увидев Кейт, она распахнула дверь настежь и вопросила: – Что такое? Вы все еще больны?

Та покачала головой.

– Нет. Все в порядке.

– Просто только что я поведала ей очень грустную, даже трагичную, историю, – пояснила Харриет поднимаясь. – А Кейт слишком близко к сердцу приняла ее мораль.

– Перестань наконец ее изводить, хотя бы до тех пор, пока она не войдет в семью. – Повернувшись к Кейт, Ларк улыбнулась: – У Эвана посетители в таверне. Поверенные, как мне кажется. Он хочет вас видеть.

Кейт еще не доводилось бывать в комнатах, расположенных над обеденным залом таверны.

Следом за Фосбери она поднялась по узкой лестнице и, оказавшись в длинном коридоре без окон, застыла на месте, пораженная знакомой картиной.

Она стояла в начале бесконечного темного туннеля, а в дальнем конце брезжило ее будущее. Снизу доносились звуки фортепиано. – Кейт ступнями ощущала знакомую вибрацию. Она смежила веки, и голубая вспышка пронеслась перед глазами.

– Кейт, это вы? – донесся голос Эвана из первой комнаты слева.

– Да. – Встряхнувшись, она провела рукой по юбкам муслинового платья, расшитого весенними цветами, и переступила порог комнаты.

Это была небольшая, но удобно обставленная гостиная, которой обычно пользовалась семья Фосбери. Должно быть, они освободили для Эвана всю анфиладу комнат, достойных маркиза.

– Мисс Кейт Тейлор, мне исключительно приятно представить вас нашим семейным юристам – мистеру Бертуистлу и мистеру Смайту.

– Как поживаете? – Кейт вежливо присела, приветствуя мужчин, одетых в одинаковые коричневые костюмы и от этого похожих на близнецов.

– А это… – Эван обратил ее внимание на пожилую женщину, одетую в линялое синее платье, фасон которого был на пике моды много лет назад. – А это миссис Феллоуз.

Кейт улыбнулась и кивнула ей и неприятно поразилась, когда миссис Феллоуз даже не шевельнулась в ответ, так и продолжала неподвижно сидеть в стеганом кресле и смотреть в окно.

– Катаракта, – шепнул ей на ухо Эван. – Бедная старушка почти не видит.

– О! – Поняв причину такого поведения, Кейт подошла к даме и взяла за руку. – Миссис Феллоуз, для меня большая честь познакомиться с вами.

Эван прикрыл дверь в гостиную.

– Миссис Феллоуз как раз рассказывала о своей работе экономкой в Амбервейле двадцать лет назад.

– В Амбервейле? – Сердце у Кейт замерло. В тот день в Уилмингтоне Эван сказал, что они собираются опросить бывших слуг Саймона, но потом не вспоминал об этом.

Он пододвинул Кейт стул, и когда она, поблагодарив, села, сел сам.

– Скажите, миссис Феллоуз, у моего кузена был большой штат слуг?

– Нет, милорд: только мы с мужем. Мистер Феллоуз уже восемь лет как умер. А еще в то время у нас служил повар и каждый день приходила девушка-судомойка. Белье в стирку отдавали на сторону. Большая часть комнат всегда была на замке. Гостей не принимали. Его светлость и мисс Элинор любили уединение.

– Да, могу представить. – Эван улыбнулся Кейт. – А потом мисс Хаверфорд забеременела, правда ведь?

Такая бесцеремонность, судя по всему, не понравилась старухе, однако она ответила:

– Правда, милорд.

– Потом мисс Элинор родила. Сына или дочь?

– Девочку. – Продолжая смотреть в сторону окна, мисс Феллоуз улыбнулась пылинкам, которые носились в солнечном свете. – Они назвали ее Кэтрин.

В другом конце комнаты мистер Бертуистл прочистил горло. Его пронзительный взгляд уперся в Кейт, точнее сказать – в родимое пятно у нее на виске, потом раздался голос:

– Миссис Феллоуз, вы не помните, имелись ли у ребенка какие-нибудь… особые приметы?

– У несчастной крошки было родимое пятно. Прямо на лице.

Несчастная крошка? Впервые в жизни Кейт была благодарна судьбе за отметину на виске. Если бы у нее губы были из каучука и она смогла бы дотянуться ими до виска, то непременно поцеловала бы родимое пятно.

Наклонившись вперед, она с таким усердием ловила каждое слово, что физически ощутила, как напряглись ее барабанные перепонки.

– Если хотите знать, – добавила миссис Феллоуз, – это все из-за вина. Я тысячу раз говорила мисс Элинор, что женщине на сносях ни в коем случае нельзя пить кларет, это непристойно. Но ей нравилось время от времени прикладываться к бутылке, и, конечно, когда ребенок родился, на виске у него красовалось огромное пятно.

– Можете описать, как оно выглядело? – попросил Эван. – Я понимаю, прошло много лет…

Миссис Феллоуз поерзала в своем кресле.

– Но я все хорошо помню. Пятно было вот тут. – Она подняла скрюченные от старости пальцы к своему виску. – Имело форму сердца. Никогда не забуду, как они смеялись, глядя на него.

– Они смеялись? – переспросила Кейт, совсем забыв, что не участвует в беседе.

– Смеялись друг с другом, да. Им просто нравилось вместе смеяться – над чем угодно. Я слышала, как леди сказала его светлости: «Мы ведь знаем, что она твоя, не так ли?» Это насчет того, что у него тоже было родимое пятно. Но покойный лорд Дру настаивал, что пятно перешло ребенку от мисс Элинор, потому что у нее на лице имелась такая же отметина, в виде сердца.

В другом конце комнаты Бертуистл и Смайт ожесточенно строчили перьями, записывая каждое слово.

Эван взял руку Кейт и легонько сжал.

– Я знал, всегда знал, что вы наша.

– Судя по всему, Саймон и Элинор очень любили друг друга. – Кейт задыхалась от переполнявших ее чувств.

– О да! – Старая экономка заулыбалась. – Никогда не видела, чтобы молодые люди с такой готовностью отдавали себя друг другу. – Улыбка ее погасла. – А когда его светлость неожиданно умер… о, как она страдала!

– А что случилось?

– Мы так и не поняли. Доктор сказал, может, акушерка принесла заразу. Я всегда считала, что во всем виновато рисование. Это вредно – проводить на ногах целый день, вдыхая кошмарные запахи. – Старая дама покачала головой. – Как бы там ни было, его светлость умер. Мы все пребывали в унынии, а мисс Элинор и вовсе не в себе: одна во всем мире, с новорожденной на руках и без гроша в кармане. Да вообще безо всего – в доме запасов не имелось, получать продукты в кредит мы тоже не могли.