Весь период самой первой военной жизни советских органов разведки и госбезопасности (ВЧК и Разведупра) прочно связан с поколением первой чекистской гвардии старых ленинцев и дзержинцев. У этого периода есть четкий ориентир – существование ВЧК под началом Феликса Дзержинского в 1917–1922 годах, первая своеобразная пятилетка советских спецслужб. Кроме того, этот период выделяют и отсекают от последующих еще и существование государственного образования Советская Россия (пусть формально СССР и создан в 1923 году, год спустя после переформирования ВЧК в ГПУ), фигура Владимира Ленина у власти в этом государстве (основатель Советской России тоже формально пережил ВЧК, умер он в 1924 году, но, в сущности, с 1922 года страной уже не правил) и Гражданская война в стране. Ну и фигура Феликса Дзержинского, объединяющая историю первой ВЧК в 1917–1922 годах в особый и достойный отдельного рассмотрения период, его имя во главе ЧК – такой же символ этих первых пяти лет жизни ленинской России, как кровавая Гражданская война, политика военного коммунизма, кожанки первых чекистов и прочие приметы той революционной эпохи, которую партия долго и упорно называла самой романтичной и незапятнанной пятилеткой советской истории.

Без этой эпохи первой Советской России, Гражданской войны, «красного террора» нельзя понять большинства процессов в жизни спецслужб последующих периодов жизни СССР, включая трагическую развязку сталинского террора против бывшей чекистской верхушки из числа многих верных соратников Дзержинского, большей частью уже с 1922 года отсеченных от руководства спецслужбами и переведенных на другую партийную и государственную работу. Террор в годы Гражданской войны в России стал первой страницей истории этих служб, одновременно раскрашиваемой затем советской пропагандой в романтически-ностальгические краски и поражающей при детальном изучении своей почти бессмысленной и озверелой жестокостью. Этот «красный террор» во многом сделал советские спецслужбы такими, какими они затем являлись долгие десятилетия, как перенесенная в раннем детстве опасная болезнь может наложить отпечаток на характер и здоровье человека на протяжении всей его жизни. «Красный террор» 1918–1921 годов стал той лихорадкой для советских спецслужб, переболев которой они заметно ожесточились на всю оставшуюся жизнь, или тифом, в те же годы прокатившимся гигантской волной эпидемии по России и Европе, – как раз тиф у выживших после него здорово менял их характер. Об этой прививке жестокости, ставшей к тому же для советских спецслужб предметом постоянной героизации образа «чекиста времен Гражданской» или «славной эпохи Дзержинского», явившейся источником чекистского мифотворчества, стоит поговорить отдельно.

Так один из ближайших соратников Дзержинского в ЧК Мартин Лацис формулировал основной тезис самосознания чекистов времен Гражданской войны и «красного террора». Этот высокопоставленный чекист в те годы стал из руководителей новой спецслужбы ее своего рода первым глашатаем, или пресс-атташе, выражаясь по-современному. Именно Лацис в те годы больше других высказывался в прессе по поводу действий ЧК, объясняя ее мотивы, а позднее и в своей книге воспоминаний «ЧК в борьбе с контрреволюцией». Именно он был вдохновителем издания при ВЧК журнала «Красный террор», а в дни своего руководства Украинской ЧК учредил в Киеве такой же чекистский рупор – журнал «Красный меч». Это уникальное в истории наших спецслужб печатное издание ВЧК, в «Красном терроре» долго печатали списки расстрелянных и людоедские по сущности статьи с обоснованием такого массового террора в стране, даже обменивались мнениями по методам казней и допросов. Позднее власть спохватилась и еще в годы существования ВЧК к концу Гражданской войны журнал «Красный террор» закрыла, позднее никогда у советских спецслужб от ГПУ до последней структуры в лице КГБ такого откровенного издания уже не было. Если бы в структуре ВЧК было тогда привычное нам сейчас пресс-бюро, несомненно, Лацису бы поручили его возглавлять.

Говоря о «красном терроре» и участии в нем органов ЧК, часто имеют в виду официально объявленную Лениным кампанию, когда начиная с сентября 1918 года в ответ на так называемый «белый террор» начали массово уничтожать политических противников и расстреливать по спискам заложников из тех лиц, кому новая советская власть не доверяла. Затем этот официально санкционированный властью «красный террор» разгулялся на фронтах и в тылах кровопролитной Гражданской войны, а фронтов и соответственно тыла в этой всероссийской бойне хватало. Официально эта кампания закончилась где-то в 1921 году с окончанием активной фазы Гражданской войны. Если же говорить о красном терроре ЧК без кавычек, то на самом деле он начался до официального ленинского указа о терроре осени 1918 года и не закончился, когда смолкли окончательно залпы Гражданской войны, приняв просто иные формы.

В широком смысле этот террор, как кампания подавления и уничтожения без соблюдения судебно-следственных процедур лиц, зачисленных новой властью в контрреволюционеры, стартовал сразу с создания ВЧК в декабре 1917 года. Весь конец этого года по просторам России происходили стихийные расправы над чиновниками свергнутого романовского режима, чинами полиции, интеллигенцией, дворянами, офицерами, юнкерами.

Поэтому первой задачей ЧК было оседлать стихийный террор «революционеров снизу», перенять это дело от не уполномоченных на революционный террор бегущих массово с фронта солдат, матросов-анархистов и просто деклассированных элементов, то есть начать взамен стихийного «красного террора» разнородных масс централизованный террор государственной спецслужбы. Именно эту задачу от Ленина через главу ВЧК Дзержинского получили местные «чрезвычайки» на местах, стремительно разраставшиеся в первые месяцы 1918 года по всем российским губерниям и крупным уездам. С этого и начинался «красный террор» в большом его смысле. Все четыре всадника апокалипсиса сопровождали нашу русскую революцию после 1917 года: Война, Смерть, Голод и Мор. И рядом все годы Гражданской скакал и новоявленный всадник этого страшного эскадрона, «Красный террор», в чекистской кожаной тужурке и с маузером в руке – уже собственное изобретение большевистской революции.

Кстати, когда в советской литературе прославляли «чекистов в кожанках», предпочитали не упоминать такой пикантной детали. Эти первые пресловутые куртки из кожи чекистам в 1918 году впервые раздали в качестве спецобмундирования, найдя их на складе в Петрограде (это была военная помощь Антанты еще царской России – обмундирование для первых военных летчиков), в сугубо утилитарных целях – на коже не плодились вши, разносившие тогда страшные бациллы тифа. Это уже потом кожанки станут символом ЧК, их сделают культом, и о «вшивой» версии их появления, как и о подозрительности их происхождения из стана врагов революции, упоминать станет совсем неудобно.

В 1918 году вслед за чекистами ставшими модными и страшными символами власти кожанками спешили обзавестись многие партработники средней руки и даже главные вожди большевистской партии, лично Троцкий и Свердлов щеголяли в партийной коже. К 1920 году партия даже была вынуждена бросить клич о том, что кожанки нужно сдавать для нужд Красной армии на фронте, а не щеголять в них напоказ в тыловых учреждениях, и многие чекисты тоже расстались с привычной кожей. Хотя окончательно из чекистского обихода кожанки вытеснены только после окончания Гражданской войны, когда в новом ГПУ ввели единую форму военного типа. И чекистская кожанка отошла в историю, став символом первой ЧК ленинских времен.