— Не дело это, Всеволод Святославич, — заёрзал в кресле Ярослав, — эдак крамолам конца не будет.

   — За зятя беспокоишься, брат? — усмехнулся Всеволод. — А ты посади его в поруб на хлеб и воду, тогда у нас с Игорем не будет сомнений в том, что есть справедливость на белом свете.

Ярослав не успел ответить.

За дверью гридницы послышалась возня, словно кому-то преграждали дорогу. Дверь резко распахнулась, и в помещение ввалился Владимир Глебович, которого за руки удерживали Ярославовы гридни.

   — Я что, не могу пойти куда хочу? — заговорил Владимир, обращаясь к Ярославу. — Урезонь своих молодцов, батюшка. Иль пленник я в твоём тереме?

Ярослав приказал гридням удалиться.

   — Здрав будь, Всеволод Святославич, — с вызывающей улыбкой промолвил Владимир, делая шаг вперёд. — А Игорь что же, побоялся приехать?

» Всеволод поднялся со стула, большой и грозный. Его лицо приняло хищное выражение.

   — На ловца и зверь бежит, — сказал он, отходя к стене, на которой было развешано оружие, быстро сорвал со стены боевой топор и повернулся к Владимиру.

Тот перестал улыбаться.

Всеволод, взяв топор на изготовку, двинулся вперёд.

   — Не достал я тебя стрелой, так достану топориком! — весело проговорил он.

Ярослав загородил собой Владимира:

   — Всеволод, умоляю!

   — Прочь с дороги! — рявкнул Всеволод, оттолкнул Ярослава и метнул топор.

Владимир сумел увернуться и тоже кинулся к стене с оружием. В его руке сверкнул франкский меч.

   — Ого! — усмехнулся Всеволод. — Сколь ты грозен, брат!

Швырнув во Владимира стулом, Всеволод воспользовался моментом и вооружился кривой половецкой саблей.

— Это тебе за Глебов! — воскликнул Владимир, делая выпад за выпадом.

Всеволод умело отбивался, сабля в его руке сверкала как молния.

Ярослав закричал, сзывая своих гридней. Святослав подбежал к распахнутому окну и тоже позвал своих дружинников.

Два князя, не замечая ничего вокруг, бились на мечах, как заклятые враги. Оба ловкие и быстрые, сильные и неутомимые, безжалостные в своём намерении сразить соперника.

Прибежавшие на зов дружинники кое-как обезоружили буянов и растащили их в стороны.

   — Я ещё доберусь до тебя, злыдень! — грозил Всеволод, стараясь стряхнуть нависших на него гридней.

   — Доберёшься, так без головы останешься! — отвечал Владимир, извиваясь в державших его руках.

   — Успокой же своего зятя, брат, — раздражённо сказал Святослав Ярославу. — Да не здесь! Тащи его куда подалее!

Ярослав выскочил из гридницы. Его приближённые следом за ним уволокли и Владимира.

Святослав поставил опрокинутую лавку и сел.

По его знаку Всеволода отпустили.

Но дружинники не уходили, поглядывая настороженно на здоровяка Всеволода. Их было пятеро, а они с трудом удержали его одного.

   — Садись, брат, — устало промолвил Святослав, кивнув Всеволоду на скамью.

Всеволод оправил на себе разорванную свитку[95] из дорогой объяри[96] и повиновался.

   — Не умно ты поступаешь, Всеволод Святославич, — после долгой паузы сказал киевский князь. — Я хочу, чтоб промеж вас мир был, а ты зубы показываешь. Не по-людски это.

   — Хочет ли мира Владимир? — хмуро проговорил Всеволод.

   — Захочет, — твёрдо произнёс Святослав.

   — Может, и захочет замириться с нами, но захочет ли повиниться? — с сомнением промолвил Всеволод. — Игорь обид так просто не прощает. Владимир его в измене обвинил, но не вынес это на твой суд, великий князь, а сам принялся мстить. Ныне ты здесь чтобы рассудить нас, так рассуди по совести и накажи его.

   — Почто одного Владимира? — спросил Святослав.

   — Ибо на нём вина большая, — ответил Всеволод. — Владимир эту распрю затеял. На зачинающего и Бог ополчается.

— Не могу я сейчас судить Владимира и тем более наказывать его, — почти с отчаянием вымолвил Святослав, — Рюрик с Давыдом его сторону держат, не понравится им такое решение. А враждовать с Ростиславичами, когда я урядился с ними вместе на половцев идти, никак не годится. Возьми ты это в толк, Всеволод. И брату своему растолкуй. Неужто благо Руси для него не важнее?

   — Я передам Игорю твои слова, великий князь, — Оказал Всеволод, поднимаясь со скамьи. — Прощай покуда...

Игорь, выслушав Всеволода, помрачнел.

   — Выходит, князь киевский не смеет поперёк воли Ростиславичей и шагу ступить, — сказал он. И добавил с кривой усмешкой: — А ещё великим величается!

   — Ныне тот из князей велик, кто войском силён, — заметил Всеволод.

Замирения Игоря с Владимиром Переяславским не получилось, несмотря на все попытки Святослава Всеволодовича.

И тогда решил киевский князь обойтись в походе на половцев без северских князей.

...В начале августа объединённое русское войско двинулось в степи. Кроме киевских и черниговских полков в нём были дружины Рюрика и Давыда. Впереди с дозорным полком шёл Владимир Глебович.

Переяславский князь сам потребовал этого, и Святослав уступил, тем самым выказывая тому своё расположение.

Хан Кончак, узнав, что князья казнили Кобяка, хотя за прочих пленных ханов согласились взять выкуп, проявил бурную деятельность, стараясь ополчить на русичей всю Степь от Днепра до Дона. Это было трудно, ибо лукоморские половцы обвиняли Кончака в коварстве, утверждая, будто он нарочно промешкал и i ie успел к битве на Орель-реке.

«Кончак желал избавиться от Кобяка, ведь он сам не раз говорил, что двум великим ханам в Степи тесно, — поговаривали в кочевьях. — Теперь Кобяк мёртв, и Кончак призывает ханов мстить русичам за его смерть. Себе отводит роль предводителя».

Лукоморцы после страшного разгрома на Орели не откликнулись на призыв Кончака: многие их ханы и беки томились в плену у русских.

Некоторые ханы приднепровских орд присоединились к Кончаку, так как понимали, что русские дружины пройдут сначала по их кочевьям. Хотя были и такие, кто предпочёл уйти за Южный Буг. Из донских ханов Кончака поддержали его старые соратники Гза и Чилбук.

Русские рати шли по следам половецкого войска, уходившего вглубь степей.

Кончак рассудил так: если в сражении одолеют половцы, то немногие русичи смогут вернуться назад из самого сердца Великой равнины. В случае победы русских князей ханам будет легче спастись, ведь они у себя дома.

На Руси с тревогой ожидали известий от ушедшего войска.

Не смог оставаться в бездействии и Игорь.

   — А мы чем хуже, брат, — заявил он Всеволоду. — И мы ратной славы поищем в Поле половецком!

Всеволод с охотой встретил призыв брата.

Игорь вызвал из Рыльска племянника Святослава, посадил на боевого коня старшего сына Владимира.

Семнадцатилетний Святослав Ольгович отменно проявил себя при штурме Глебова, за спинами своих дружинников не прятался. Игорь, желая оказать честь племяннику, отдал ему в дружину многих бывалых дружинников его покойного отца, и в том числе воеводу Бренка. Теперь дружина Святослава была ничуть не слабее Всеволодовой дружины.

Под начало сына Владимира Игорь передал дружину сверстных, составленную из боярских отроков примерно одного возраста с княжичем. Было в этой дружине полсотни юных воинов.

Ефросинья пыталась возражать.

Владимиру всего-то тринадцать лет, куда ему воевать! — говорила она с возмущением. — Мало тебе, что ли, твоих бородачей, что несмышлёных отроков в поход гонишь! Думаешь, большой прок от них будет в битве?

— Молчи, жена! — отвечал Игорь. — Вон у Всеволода молодцы в дружине почти все безусые, а с бывалыми воинами в сече потягаться могут. А почему? Потому что с ранних лет с коня не слазят, с копья вскормлены и под стягами взлелеяны. Моему сыну такие же гридни надобны!

Ушёл Игорь в поход и даже священника с собой не взял, чтоб инок в рясе, еле верхом сидящий, не замедлял движения его небольшого стремительного войска. Повозки он тоже не взял, сказав, что этого добра и у степняков добыть можно.