Черные тени бесшумно проскользнули мимо квартиры Ольги. Пытаюсь унять дрожь и не могу. Мне уже понятно, кто тот самый «душок», за которым пришел Степан. Что, если будет стрельба? Чувствует ли Ольга, что я нахожусь прямо за ее дверью? Пытаюсь уловить хоть какой-нибудь звук с той стороны, но тщетно. Что она делает в два часа ночи? Конечно, спит. Но как здесь вообще можно спать? А что, если зайти к ней потом, когда все закончится? Идиотская мысль. Любой стук в дверь в это время насмерть перепугает их с матерью. А потом – что я ей скажу? Мы с разведчиками пришли за твоим соседом Рустамом, который помогает вам с матерью, но вот незадача – он оказался боевиком! Ольга говорила, что в подъезде, кроме них, живет только Рустам с матерью и младшей сестрой. На шестом этаже. Показываю Степану пятерню и прикладываю еще один палец, спрашивая жестом: «Шестой?» Он только удивленно вскидывает в темноте брови: «Откуда, мол, знаешь?»

На пролете между четвертым и пятым этажами разведчики сняли растяжку. Уже на шестом, почти перед самой квартирой, еще одну. Видимо, Рустам минирует на ночь подходы к своему жилищу, а утром растяжки снимает. Если бы проглядели хоть одну гранату, операция была бы сорвана. Полегли бы все, у рифленых «эфок» большой радиус поражения.

Трое бойцов встали напротив двери. Остальные четверо, включая Степана, спустились на пролет ниже. Степан знаком приказал мне остаться на площадке, чему я внутренне обрадовался. Мне совсем не хочется входить в квартиру Рустама вместе с разведчиками.

Дверь высадил ударом ноги двухметровый Леха по кличке Терминатор. Прозвали его так за внушительные габариты и жестокость, а также полное отсутствие эмоций, достойное робота. У Лехи всегда одинаковое выражение лица. Трудно понять, что происходит у него внутри, когда он ест, спит, играет в нарды или воюет. По слухам, убивает Леха также невозмутимо, предпочитая отправлять врагов в иной мир при помощи ножа, нежели автомата. Как и многие в команде Степана, он прошел еще первую чеченскую.

Разведка врывается внутрь. «Хорошо, хоть дверь не была заминирована», – проносится у меня в голове. В квартире раздаются приглушенные крики, шумная возня и женский вопль, который стих после тупого удара, видимо, прикладом. Уже через несколько секунд разведчики обрушиваются вниз, таща за собой человека с мешком на голове. Руки его скованы сзади наручниками. Я едва отскочил в сторону, чтобы не быть сметенным, и всю дорогу обратно, до бэтээров, просто бегу вслед за всеми, даже не пытаясь снимать. Человека затолкали внутрь одного из бронетранспортеров, а через несколько минут машины встали возле заброшенного двухэтажного здания. Я удивился тому, что мы не вернулись на базу. Несколько человек заняли оборону, остальные потащили пленника внутрь дома, спустились в подвал, зажгли большие фонари. Я все еще надеюсь, что это не Рустам, но когда Степан снял мешок с головы чеченца, я увидел именно его. Бледного, заспанного, со щетиной, из которой уже начинает формироваться жидкая бородка. У Рустама нет выражения недоумения на лице, он прекрасно понял, что произошло. Взглядом попавшегося в ловушку зверя обвел комнату. Увидев меня, удивленно вскинул брови и криво ухмыльнулся. Он сидит на полу среди битого кирпича и цементной пыли, в зеленых спортивных штанах с белыми лампасами и серой толстовке с надорванным, видимо, во время захвата рукавом. Я понимаю, что место, куда мы приехали, не случайное, и Степан не первый раз привозит сюда захваченных боевиков. Видимо, ориентируясь на оперативную информацию, «призраки» устраивают «чистку», выхватывая по ночам из руин членов НВФ и помогающих им. «Зачищают» тех, кто устанавливает на дорогах фугасы, убивает российских солдат, собирает информацию для боевиков.

– Он же совсем ребенок, ему всего шестнадцать! – говорю Степану, когда, пройдя через маленький коридор, мы оказались в небольшом помещении, тоже без окон. Внутри горят два факела, сделанные из гильз от зенитных патронов. Я понял, что не ошибся – это место у разведчиков является чем-то вроде оперативного штаба. – Почему ты решил, что он боевик?

– Этот «ребенок» убил восемнадцатилетнюю девчонку, свою соседку, только за то, что она работала секретарем в Доме правительства. Просто пришел и хладнокровно задушил. И заодно ее бабку, родители девушки давно погибли, – в глазах Степана злобно сверкают огни пламени. – Этот «ребенок» привез на своей машине несколько ПЗРК и спрятал в своей квартире. Это из них на этой неделе с крыши его же дома «духи» сбили две наших вертушки. На счету этого «ребенка» несколько фугасов, на которых подрывались наши пацаны. Этот, как ты говоришь, ребенок – активный член джамаата Мовсара Ахмедова.

– Ошибки быть не может?

– Не может. Мы с фээсбэшниками давно его пасли. Удивляюсь, как он Ольгу твою не тронул с матерью, они же тоже в Доме правительства работают. Может, не успел.

Я удивленно посмотрел на Степана.

– Да, да, и это знаю. Положено мне все знать.

– Что ты собираешься с ним делать? – спросил я.

– То, что должен, – отрезал Степан.

– Послушай, ему же шестнадцать всего, – снова повторяю я. – Почему ты не отвезешь его на базу, не отдашь под суд?

– Суд? – Степан скрипнул зубами. – Чтобы «чехи» потом его отпустили через пару недель под каким-то предлогом? Чтобы от его поганых ручонок еще больше наших парней полегло? У меня другой приказ, Мишаня. Мы таких тварей уничтожаем. Мы не берем их в плен, а отстреливаем уродов как бешеных псов. Потому что хороший враг – мертвый враг! Чтобы доказать его вину по закону, нужно много времени. Даже если дело дойдет до суда, что вряд ли, ему даже срока не дадут приличного, потому что малолетка. И он это знает. Тех, кого он убил, – уже не вернуть. А его, скорее всего, просто отпустят, потому что и в прокуратуре местной найдутся какие-нибудь родственники или просто сочувствующие. И он снова будет убивать. О чем тут вообще говорить? Среди «чехов» полно ментов, которые днем официально на стороне федералов, а по ночам наши блокпосты долбят. И «коридоры» «духам» обеспечивают. Ты сам это прекрасно знаешь! Одними официальными методами нам эту войну не выиграть. Слишком много крыс развелось!

Когда началась война, Рустаму было лет восемь. Он вырос в руинах и уже не помнит, что мир может быть другим. Возможно, его погибший отец был как-то связан с боевиками. Или старший брат. Если брат жив и находится в горах, тогда все становится ясно. Рустам ежедневно приезжает к воротам базы, собирает информацию. Устанавливает и запоминает всех сотрудничающих с федеральной властью, изучает охрану комендатуры и правительственного комплекса. По заданию старших устанавливает на дорогах фугасы, а когда надо, и убивает. Возможно, своей соседке, которую задушил вместе с ее бабушкой, он тоже чем-то сначала помогал?

Теперь ясно, почему Степан привез Рустама сюда. Он хочет его казнить, предварительно выбив информацию. Сейчас мне стала понятна фраза подполковника, оброненная когда-то: «У каждого разведчика здесь есть своя яма». Тогда она показалась мне метафорой. Оказывается, Степан действительно имел в виду ямы, в которых прячут трупы после казней.

– Зачем ты взял меня с собой? – спрашиваю его. – Неужели ты думаешь, я буду брать интервью у человека перед смертью? Даже если он боевик? И что мне делать потом с этим интервью, как объяснить, куда исчез человек?

– Ну, интервью можно и со спины взять, не показывая лица. Пусть расскажет все, что знает. Чтобы поняли «духи», что мы до каждого из них доберемся. До каждого последнего урода! Если не захочешь в эфир давать – дело твое. Нам с фэпсами пригодится запись допроса.

– Это без меня. Камеру берите, пишите. Я не буду. Не могу, не имею права.

Мы вернулись в комнату, где держали Рустама.

– Почему ты задушил свою соседку? – спрашивает его Леха-Терминатор, держа за волосы.

– Она была сука, – через силу отвечает Рустам своим высоким, гортанным голосом. – Работала на федералов. Жаль, не успел добраться до других своих соседок, – он посмотрел на меня и осклабился: – Ничего, всех достанем!