– Мать твою! – высказался Федор, тряся пальчиком. И я это услышал. Как это? Я в недоумении уставился на экран.

– Ты чего, косорукий, делаешь?

Косой подскочил как ужаленный и принялся озираться. Хаймович открыл глаза.

– Толстый? Ты чего в прятки играешь? Ты где?

– Как где? В командном пункте.

– Замечательно! – поднялся на ноги Хаймович. – Мои поздравления, Максим! Осмотри всё внимательно и мне рассказывай, только давай слева направо и сверху вниз, ничего не пропуская.

– Нет, ты прикинь, Хаймович, до чего техника дошла! – сокрушался Федя. – Он торк его знает где, а мы с ним разговариваем.

– Я думаю, Максим нас не только слышит, но и видит. Так ведь, Максим?

– Ага.

– Нет, я так не играю, – надулся Федя. – А мы-то его почему не видим?

– Это не предусмотрено системой. Он в наблюдательном пункте, а мы в наблюдаемой зоне, только и всего.

Косой хмыкнул и промолчал.

– Давайте не отвлекаться на мелочи, – это он Косому. – Рассказывай, Максим.

И начались мои мучения. Старый сто раз переспрашивал одно и то же. Я взмок, хотя жарко не было. И всерьез подумывал над тем, чтобы притащить деда на веревке, поднять на веревке и сюда, чтоб он сам всё осмотрел и не морочил мне голову. И, не выдержав, прямо деду это и предложил. Но он отказался, ссылаясь на то, что он не такой легкий, как кажется. Кости, мол, у него тяжелые. А еще он попросил меня не отвлекаться, а продолжать.

Пытка продолжалась с полчаса, но мне показалась вечностью.

– Так, Максим, вот этот стол, который перед тобой, на нем что лежит?

– Доска с кнопками.

– А перед доской экран есть?

– Есть, только не показывает ничего.

– Темный?

– Синий.

– Командная строка есть?

– Чего?

– О, господи! Ну как тебе пояснить… Помнишь, как на ноутбуке?

– Где?

– Ну как на том аппарате, который я взломать не мог.

– Сказал бы Косому, он прикладом бы раз – и вдребезги.

– Максим, не прикидывайся глупее, чем ты есть. Надо же, раскусил, подумал я, пряча улыбку.

– Что-то типа.

– Что именно?

– Ну написано «вход в систему», белая полоска и палочка на ней то появляется, то пропадает.

– Всё правильно, – вздохнул Хаймович. – Попробуй нажать на клавишу, знаешь, такую…

И Хаймович принялся пальцами рисовать на полу загогулину.

– На ней слово не по-русски написано, но первая буква похожа на русскую Е.

– Нажал.

– И что?

– Пишет, что пароль введен неправильно. Спрашивает: пароль забыли?

– Подсказку жми.

– Где?

– Боже мой, – Хаймович заломил пальцы. – Ладно, чем черт не шутит. Палочка на месте, моргает?

– Да.

– Буквы русские на доске видишь?

– Ага.

– А сбоку цифры есть?

– Есть.

– Набери: 04061966.

– Набрал. Только тут точки вместо цифр.

– Так и должно быть. А теперь жми клавишу, ну ту самую, которая загогулиной.

– Есть! Пишет: вход в систему выполнен. Тут квадратик вылез: пишет, что введен режим безопасности «А» и спрашивает: отменить? Ниже два квадратика: «да» и «нет».

Хаймович прислонился к стенке и схватился за сердце. Федя подскочил к нему.

– Тихо, дети мои, тихо… – сдавленно произнес старик. – Всё просто настолько замечательно, что мне не верится. А теперь, Максим, видишь стрелочки на все четыре стороны?

– Нет… А, вижу.

– Наведи стрелочкой на «да» и подтверди. Жми загогулину.

– Всё. Пишет, что режим безопасности снят. Вы только ко мне не рвитесь по лестнице, – я замялся, как-то не верилось в удачу. – Вдруг защита еще есть. Я сам к вам приду.

Я развернулся к выходу и уже на пороге комнаты услышал:

– Никогда не думал, что все так просто… У него оказался тот же пароль, что и на домашнем компьютере. Сколько раз я говорил, это слишком просто, только чайники ставят в пароль свой день рождения.

– А чей это день рождения? – спросил Косой.

– А я разве не сказал? – очнулся Хаймович. – Да соседа моего – Мухи.

Апатия охватила меня, мне было совершенно все равно жить или умереть. Только торопить смерть не спешил, некое сознание греховности сдерживало меня. Да, я помогал выжить другим. Но всё это как-то порывами, приступами. Что-то происходило с моим метаболизмом. Впрочем, я теперь много чего мог. Научился отключать болевые рецепторы, замедлять сердечный ритм. Тело почти полностью подчинялось моим прихотям и нуждам. Однажды, когда на балконе высотки застрял мальчишка, я пополз по отвесной стене и вытащил его. Забавный был мальчуган, он так напомнил мне… Может быть, мне нужно было взять на себя заботу о детях? Я заботился о них по-своему… Они должны были вырасти на обломках цивилизации, вырасти совсем другими людьми.

Вприпрыжку спускался по лестнице. Торопился услышать, что Хаймович может еще интересного рассказать, пока сам не свой. Из него ведь потом слова клещами не вытянешь.

При имени Муха он обычно становился нем как рыба, несмотря на частые оговорки.

Опоздал все-таки: услышал я, как Хаймович отбивается от Феди:

– При чем тут генерал? Да не был он военным – ученым он был, я полагаю, гениальным ученым. Что даст фору любому генералу. Скорее всего, всё это его детище, он о работе никогда не распространялся.

– Так с чего ты, Хаймович, решил, что он тут командовал?

– Тьфу, и ты, Максим, туда же? Ну есть у меня кое-какие соображения по этому поводу. Но всё это слишком неопределенно, чтобы утверждать что-то наверняка.

– Однако пароль его ты знал точно, – сухо сказал Косой. – А нам тут горбатого лепишь.

– Ну знаешь, Федор, никто не давал тебе права разговаривать со мной в таком тоне. Всё! Баста!

Хаймович замолк, обиженный. Но тут вступил я – пора было кончать с этими загадками:

– Ладно, Хаймович, колись, рассказывай, что знаешь! Это твой излюбленный прием – найти повод обидеться и под таким подливом замолчать.

– Под соусом, а не подливом, молодой человек, – улыбнулся Моисей Хаймович.

– Да? А какая, на хрен, разница?

– Так был он военным или нет? – наступал Федор.

– Сказать, что он совсем не был военным, было бы неправдой. В молодости все несли воинскую службу, каждый в свое время. В память о службе было модно наносить татуировки на предплечье с эмблемой вида войск, в которых служил. Так вот, если вам удастся с ним когда-нибудь встретиться, опознать его вы всегда сможете по знаку на плече: парашют, под ним самолетик и три буквы: ВДВ.

– Ты хочешь сказать, что он до сих пор жив? – сглотнул я слюну.

– А почему бы и нет? А теперь, удальцы мои, давайте поднимемся на четвертый этаж. Видимо, действительно пора рассказать вам кое-что, но сначала надо найти кое-что важное. Пойдемте, время не ждет.

Надо ли говорить, что ломанулись мы с Косым, как будто нас собаки за пятки хватали. Хаймович поспевал, но дышал неважно. Добежали до третьего этажа, и вдруг что-то громко и металлически завыло. Перед лицом выросла пелена. Толчком сбиваю Косого в сторону коридора и валюсь назад, сбивая с ног Хаймовича. Кричу, стараясь перекрыть оглушительный вой:

– Всем стоять! Защита включилась!

Федя поднимается, потирая плечо, следом Хаймович, держась за шею и что-то шипя. Поднимаю глаза и вижу, как сверху движется серая летящая масса. Вот она коснулась невидимой преграды, и черные, обугленные и шипящие трупики начали падать, как капли дождя, нам под ноги. Крылышки и лапки сгорали мгновенно, и нечто бесформенное и воняющее усыпало лестницу. Мы отошли подальше. Вой стих, и мертвецкий голос объявил:

– Попытка проникновения объекта предотвращена. Уровень угрозы класса «А». Система безопасности активирована.

Хаймович выглядел расстроенным, и с губ его слетело неведомое ругательство:

– Ядрёны пассатижи!

– Ну вот Хаймович обретает человеческое лицо, – сказал я, – первый раз в жизни слышу, как ты ругаешься.

– Это, собственно, не ругательство, – смутился Моисей Хаймович, – это присказка моего отца.