Остановившись на краю зарослей камыша, я стою и смотрю на эту вышку. Она справа. И бежать остаётся только к ней. Бесспорно - вариант самый оптимальный, с учётом того, что сейчас сталкеры выбьют оттуда отребье и прикроют мне спину, когда я буду к ним подбегать. Они обязательно массовым обстрелом скинут стаю кабанов у меня "с хвоста". Но дело в том, что вчера по этой линии я слышал их же переговоры. Но вчера они обороняли вышку. Я слушал диалоги, обрывающиеся хрипом пробитого пулей горла, хныканье взрослых мужиков, которые сообщали, что окружены ренегатами... Вышка была не стабильна. Несколько раз за неделю она могла переходить из рук в руки, а приёмник ловил сигнал только с двух часов дня до пяти. Всё остальное время я был в неведении.
Выбора у меня, имевшего за спиной стадо разъярённых кабанов, особо не имеется, и я бросаюсь вправо, карандаш пронзает пространство между бетонными блоками, наваленными на дороге, и я появляюсь на открытой поляне. Передо мной стоит вышка, оборудованная огневыми точками. Кругом в меня тычут винтовками и ружьями. И здесь карандаш делает очередную петлю.
На кого же я там вырвался? Нет, ренегаты - безбожные твари. Даже если они увидят кабанью ватагу - они первым делом пристрелят меня. Для них главный враг в Зоне - всегда человек. Исход ужасен. Меня пронзают пулями и карандаш, не отрываясь от карты, дрожит, оставляя волнистые следы. Но что если не они? Исходить из худшего уже не получается: в такой концепции все мои планы иссякли уже на третий день одиночного заточения. Что если там сталкеры?
Петля стёрта, и карандаш продолжает чертить линию к подножию вышки. Здесь точно петля. Обернувшись назад, я наблюдаю картину истребления кабаньей своры. Огонь ведётся с вышки, с укреплённых позиций на земле; я и сам открываю огонь по тем, что опасно приближаются к кому-либо из сталкеров. К кому-либо из одетых в голубые комбинезоны сталкеров... Их комбинезоны голубые.
Мужик передаёт в рацию ещё раз, более отчётливо. Он говорит, чтобы его товарищи не светили своими голубыми комбинезонами в зарослях камыша. И всё это прямо сейчас я слышу по своему радиоприёмнику. Торгаш наврал мне. Никаких различий между таинственной болотной группировкой, о которой слухи ходят уже года три, и между теми ребятами, главаря которых я пристрелил, не было. Те парни в голубых комбинезонах - они не свеже сформировавшаяся бригада. Я пристрелил командира мощной и таинственнейшей группировки Зоны, облачённой в костюмы цвета чистой небесной глади, и сейчас они занимали вышку.
Возможно, первые два дня на линии было тихо лишь потому, что эта точка не была им нужна. Видимо, ей издавна владели Ренегаты, а теперь сталкеры решили на неё посягнуть. Они планировали патрулировать местность, чтобы найти того человека, который убил их главаря.
Возле петли, притаившей свою загогулину у основания смотровой вышки на плане местности, я рисую голову человека и пулю. Последний выстрел из своего автомата я произвожу в свою голову. Сталкеры не Ренегаты - они не станут без разбора убивать первого встречного, даже по подозрению в таком зверском преступлении, которое таится у меня за душой. Сначала они расстреляют кабанов. Потом они свяжутся с дежурными, видевшими меня в тот роковой день неделю назад, и попросят описать, кого они видели. Когда дежурные на вышке убедятся в том, что в их руки попал давно искомый экземпляр, они спустят с меня штаны, смажут вазелином, и плотно натянут. Позже то же самое произойдёт со мной на их базе. О том, как они меня умертвят - даже представить боязно.
Поэтому, оставив возле петли на карте обозначение суицидального исхода моего побега от окруживших хижину зомби, я отшвыриваю план местности, с очередным неудачным планом побега, к стене, одним глотком допиваю кофе, ставлю кружку возле радиоприёмника, который вырубаю, потянув за рычажок, и отключаю настольную лампу.
ВОЛК
автор Jack
Вот, опять... Вместо теплой спальни-казармы и сытного ужина, после более-менее стандартных нагрузок в череде занятий по учебному плану, десантирование в тайгу. Какой же изувер, в порыве преподавательской нетерпимости, придумал столь изощренную форму обучения? Нет, все понятно, война и все такое, с приставкой "спец". Сейчас это до сознания не доходит. Сейчас хочется "почендосить", "зачунять", "свалить в увал", к девчонкам. И после зимних каникул, разнеженные на домашних пирожках, спецтела подлежат спецтренингу для спецосознания специсключительности в спецусловиях. Прямо, какая-то школа выживания Рея Мирса. Но, довольно таки упитанному Рею, и в кошмарном сне не приснилась бы такая школа, да еще и с приставкой "спец". Нет, уж лучше быть просто Колоссальной Универсальной Рабочей Силой Абсолютно Нежелающей Трудиться с сопротивлением во много ОМ и без всяких "спец". Как правило, такое "очарование" посещает тебя, когда яростные хлопки аплодисментов ветра по местам, где под шлемом спрятаны уши, сопровождают начало нового этапа в жизни. То есть, когда уже ничего нельзя изменить, когда ты несешься навстречу с неизбежностью, с криком души - не хочу-у-у-у-у-у!!! Неизбежность встречает тебя забившим рот снегом, зарослями хвойного разнообразия и непечатными комментариями, от всей совокупности увиденного и прочувствованного на собственной шкуре. А дальше... - тишина. Да, да! Почти как в пьесе Генри и Ноа Лири. Безысходность и сосущая пустота внутри. Потеря чего-то близкого, привычного. Даже напряженно-школярская обстановка учебного класса кажется сейчас очень домашней, а замысловатые словообороты ротного - колыбельной. Почему-то, сразу приходят на ум бабушкины пирожки, нереально, как в сказке о Красной Шапочке из далекого детства. Тишина накрывает с головой, внезапно. Стоишь посереди этого безмолвия и равнодушно взираешь на бесформенное месиво дуба, также неуместное сейчас, как и ты сам. Гость. А незваный гость, как известно, хуже... всего. Однако инстинкт берет свое. Подобное "взирание" в "домашних" условиях обеспечило бы незамедлительно наряд вне очереди, и чем длительнее "взирание", тем больше нарядов. Пришлось быстро навести порядок в мыслях и чувствах. Лирика закончилась. Ладно..., пора выполнить поставленную задачу.
Трое суток одному. Трое суток? Всего то? Да, это, конечно, не 14 лет Эдмона Дантеса, весьма содержательно, и не без пользы для себя в последующем, проводившего оставшееся время в компании с одним занятным старичком. Здесь, в этом ослепительно белом безмолвии, составит ли кто компанию? Тот, кто мог бы ее составить, лучше бы прошел стороной и не заметил 150 кг безнадеги. Ну, хорошо, все упаковано. Несколько минут достаточно, чтобы оглядеться по сторонам, примостившись на коряге. Рекогносцировка ничего утешительного не дала. Надо торопиться. В тайге быстро темнеет. Между прочим, в отличие от Эдмона, которому любезно предоставили крышу над головой на весь срок "спецоперации", эту крышу надо было искать самому. Чувствуете разницу? Перед этим аргументом все 14 лет меркнут, как ничтожные 14 минут. "Да, это не Рио де Жанейро. Это гораздо хуже" - проносились мандражно-дурашливые мысли, скорее от пацанской бравады, нежели от зрелого осознания действительности. Ясно одно - придется топать и искать, где интересно и увлекательно провести оставшиеся 70 часов. Солнце протискивалось между шапками снега на кедровых и еловых лапах тускло и безнадежно, как через матовое стекло, с тяжело густеющей синевой под ними. Верный признак, что к вечеру начнется снегопад. Летом здесь местами заболоченная темнохвойная тайга, море брусники и клюквы, а там где посуше, расстилается благоухающий ковер из зверобоя, душицы, кровохлёбки, тысячелистника, медуницы, адониса и Бог знает чего еще. Сейчас кусты багульника и папоротника в низинах вспухали бесформенными сахарными пузырями. На них тоже начинала наползать тревожащая сердце синева. Можно, не мудрствуя лукаво, сделать отличную берлогу вот в таком пузыре из снега и кустарникового остова. Чем не шалаш Ильича или хижина дяди Тома, к примеру? Но, память о домашнем уюте и казарменном комфорте гнала дальше, преодолевая усталость, моральную и физическую. Надо развести костерок. Непременно костерок! Это благодатное тепло, это жизнь. Это горячий чендос, в конце концов. В шалашике, свернувшись в три погибели, сделать это будет весьма проблематично.
