– Их войска приближаются к Амориону с запада, но мы имеем недостаточно сведений оттуда. Приходится полагаться на донесения шпионов и слухи. И это в своей собственной стране! – Бизакий негодующе тряхнул головой. – Ужасно! Так или иначе, но у Цикаста сейчас несколько тысяч воинов; кроме того, он делал все возможное, чтобы подготовить горожан к самозащите. А защищаться они будут до последнего, я так считаю, ведь если они сдадутся, их не ждет ничего хорошего: макуранцы обычно отправляют своих пленников на рудники.

– Сумеет ли Цикаст удержать Аморион, если Абивард бросит в бой все имеющиеся у него силы? – спросил Маниакис.

Бизакий и Руозас снова переглянулись, будто спрашивая друг друга, насколько далеко они могут зайти в своей откровенности. Наконец Бизакий ответил вопросом на вопрос:

– Величайший, кто может устоять в наши дни, когда макуранцы бросают в бой все свои силы?

– Значит, надо научиться. – Маниакис раздраженно пнул ногой комок земли. – Проклятие, ведь во времена Ликиния мой отец и я не раз наносили макуранцам поражение в бою. А Ставракий отдал своим воинам на разграбление столицу Макурана, Машиз.

– Ах, величайший, – грустно сказал Руозас. – С тех пор в Аранде утекло немало воды…

Маниакис не стал уточнять, относились ли эти слова к подвигам Ставракия или к его собственным победам.

Гарсавра была городом со славной историей. Местный храм, как в большинстве провинциальных центров империи, повторял своими очертаниями Высокий храм Видесса. Правда, зачастую подобные подражания оказывались неудачными. Глядя на главное святилище Гарсавры, по крайней мере, можно было составить представление об оригинале.

Фасад местного храма выходил на мощенную булыжником рыночную площадь в центре города, почти такую же большую, как столичная площадь Ладоней. Руозас с горечью рассказывал, что в былые времена на этой площади яблоку было негде упасть, столько здесь собиралось торговцев, прибывавших с востока – из столицы, Опсикиона, даже из Калаврии, и с запада – из Амориона, Васпуракана и Машиза.

Теперь тут царило запустение. В одном углу площади стояло несколько жалких палаток, где гончары пытались торговать своими изделиями из местной тусклой, серо-желтой глины. В другом ткачи предлагали на продажу отрезы шерстяной ткани. За переносным столиком писец составлял какую-то бумагу для неграмотного заказчика. Остальная часть площади находилась в полном распоряжении голубей, выискивавших крошки, да тощих кошек, пытавшихся подкрасться к этим важно вышагивавшим птицам.

Когда Маниакис вышел из резиденции эпаптэса и направился в храм, чтобы вознести молитву, торговцы побросали свое занятие и устремились к нему с криками:

– Величайший! Пощади! Мы не в состоянии заплатить даже подушевой налог и налог на очаг, не говоря уже о налоге на прибыль! Видит Господь, у нас давным-давно нет никакой прибыли! Пощади, пощади!

Слишком многие торговцы во множестве мест империи пели ту же песню при встрече со своим Автократором.

– Я сделаю для вас что смогу, – устало ответил он и сам почувствовал, насколько неубедительно прозвучали его слова.

Что ему действительно следовало сделать, чтобы помочь не только торговцам, но также всем остальным подданным империи, так это выгнать макуранцев с видессийских земель раз и навсегда. Понять, что от него требуется, для Маниакиса не составляло никакого труда, но добиться нужного результата – совсем другое дело…

После двухдневного отдыха, пополнив запасы, он повел свою маленькую армию на Аморион. Когда они поднялись на плато, духота немного спала, хотя погода оставалась по-прежнему очень жаркой. Вблизи главного русла Аранда и по берегам его малых притоков росли злаки и фруктовые деревья, но вдали от воды иссушенная, пыльная земля исторгала из мелких трещинок лишь чахлую траву да низкорослый кустарник. То тут, то там бродили полуодичавшие коровы и овцы, пытавшиеся жевать жалкую поросль.

– Пожалуй, мы сможем прокормить своих людей, даже если у нас появятся трудности с подвозом провианта, – сказал как-то Парсманий, поглядывая на бродивших неподалеку от лагеря животных. – Вот такой же скот неплохо выручал моих воинов в Иверионе большую часть времени.

– Я бы предпочел заплатить за тех животных, которых нам придется забить, – ответил брату Маниакис. – Разумеется, то, чего мне хочется, и то, что я на самом деле могу себе позволить, – разные вещи. С тех пор как я натянул алые сапоги, пришлось усвоить такую простую истину.

– Подобную истину усваивает всякий, кто находится у власти, – согласился Парсманий. – И чем выше ранг, тем дороже обходится урок.

Маниакис внимательно прислушался к тому, как прозвучали слова брата. Ибо второе, чему научили его алые сапоги, – никому не доверять безоговорочно. Ему была крайне неприятна необходимость всякий раз оценивать степень недовольства Парсмания, но выбора у него просто не оставалось.

– Еще три-четыре дня, и мы будем в Аморионе, – сказал он. – Тогда вместо одной заботы, о подвозе провианта и снаряжения, у нас появится другая: решится ли Абивард на штурм города, зная, что внутри находятся свежие силы. – Он невесело рассмеялся:

– Вот еще один урок, преподносимый троном. Всегда приходится о чем-то беспокоиться. День, когда тебе покажется, что все обстоит прекрасно, почти наверняка окажется именно тем днем, когда против тебя созрел незамеченный тобой заговор.

– Думаю, ты прав, – ответил Парсманий. – Ладно. Пожалуй, пойду посмотрю, как там мои люди. А потом пора и на боковую.

– Очень разумное решение, брат мой. – Маниакису была по душе серьезность, с которой его брат теперь относился к командованию авангардом.

Власть, находившаяся ныне в руках Парсмания, была гораздо больше той, которой он когда-либо прежде обладал, но справлялся он с обязанностями совсем неплохо. У Маниакиса не было никаких причин жаловаться на его недостаточное усердие со времени того достопамятного вечера неподалеку от Кайцикона. Если когда-нибудь удастся наскрести достаточное количество воинов, чтобы сформировать две армии, Парсманий может оказаться подходящим командующим для одной из них… Автократор задумчиво потер подбородок. Цикаст командовал такой армией, причем вот уже несколько лет действовал как независимый владыка. Назначение Парсмания через его голову может сильно обидеть генерала. Но достаточно ли такой обиды, чтобы подтолкнуть Цикаста к мятежу? Придется подумать и об этом.

– А еще алые сапоги быстро учат, что жизнь куда более сложная штука, чем могло показаться до того, как их натянул, – сообщил Маниакис шелковым стенам своего шатра. Стены не возражали.

За всадником, скакавшим в сторону главных сил, поднимался хвост из клубов пыли. Маниакис заметил этот хвост задолго до того, как смог разглядеть самого разведчика. Подскакав ближе, всадник резко натянул поводья. С морды коня падали клочья пены; животное тяжело водило боками. Отсалютовав Автократору высоко поднятым сжатым кулаком, разведчик доложил:

– Впереди огромные облака пыли, величайший! Они быстро приближаются к нашему авангарду.

– У тебя есть предположения, кто бы это мог быть? – нахмурился Маниакис.

– Нет, величайший, – ответил разведчик.

– Возможно, свежие подкрепления? – с надеждой в голосе пробормотал Автократор. Впрочем, сам он так не думал. – Ведь подкрепления должны двигаться в сторону Амориона, а не по направлению к нам.

– В точности так, величайший, – подтвердил вестник. – Но как бы то ни было, пыль стремительно приближается, двух мнений тут быть не может.

– Нет, – сказал Маниакис самому себе, глядя из-под руки на запад, – Я ничего не вижу. Пока не вижу. Но если со стороны Амориона сюда скачет множество всадников, значит, они либо наши воины, выбитые из крепости, либо преследующие беглецов макуранцы. Возвращайся обратно, – приказал он вестнику. – И будь готов передать мне следующее сообщение от Парсмания.

– Есть, величайший. – Всадник отсалютовал снова и вонзил шпоры в бока своего коня, принуждая животное сразу перейти в галоп.