– Право на борт! – прокричал рулевому Фраке – со слезами на глазах и с болью в голосе. Галера Эринакия была настолько близко, что даже отворачивать рискованно: если оба корабля свернут в одну сторону, столкновение неизбежно.

Мгновение казалось, что так и будет. Флагман с Ключа начал повторять движение “Возрождающего”. Маниакиса прошиб холодный пот. Если Эринакий решил сохранить верность Генесию, лучшую возможность сделать великолепный подарок тирану трудно было представить. Но дромон друнгария тут же отвернул вправо и занял параллельную позицию, едва не цепляя кончиками своих весел за весла “Возрождающего”.

Легко перекрыв узкую полоску воды между двумя кораблями, хриплый голос проревел:

– Эй, там! Решили проверить, насколько у вас нервы крепкие, что ли?

Если у ограждения на левом борту дромона стоял сам Эринакий, то он выглядел в точности так, как его описывал Курикий: нервный человек с ястребиными чертами красного злого лица, украшенного клочковатой, с волчьей проседью бородой.

– А разве ты сам не пытался выяснить именно это, высокочтимый Эринакий? – прокричал в ответ Маниакис.

Друнгарий расхохотался. Его смех напоминал волчий вой.

– Да, я имел в виду что-то в таком духе! – рявкнул он. – Ну и как тебе это понравилось?

Маниакис еще не забыл мгновенного липкого ужаса, охватившего его перед, казалось бы, неизбежным столкновением. Но ужас уже почти смыла волна жаркого гнева; первая его мысль была о мести. Но потом ему стало стыдно, и стыд легко погасил ярость. В конце концов, Эринакий имел полное право знать, какого монарха он увидит на троне, если пошлет Генесия к Скотосу.

– И что же, удалось мне пройти твое маленькое испытание, высокочтимый Эринакий? – спросил Маниакис.

Тем временем расстояние между двумя дромонами увеличилось, и друнгарию пришлось немного повысить голос.

– Да, тебе это удалось, – ответил он и добавил, как бы подводя итог:

– величайший. Маниакис почти не обратил внимания на это слегка грубоватое признание своего верховенства. Он с тревогой наблюдал за тем, что происходило на флангах противостоящих друг другу флотилий. В центре, где капитаны обеих сторон видели своих командиров ведущими переговоры, тоже воздержались от боевых действий. Но на флангах разгорелось настоящее сражение. Пара-другая протараненных дромонов уже пошла ко дну, люди барахтались в воде, отчаянно цепляясь за весла, доски и обломки обшивки. На нескольких кораблях полыхали пожары, вызванные боевой горючей смесью, использовавшейся на видессийском флоте.

– Может, прикажешь своему трубачу сыграть перемирие? – спросил Маниакис. – Ибо в гражданской войне империя всегда несет двойные потери, получая незаживающую рану всякий раз, когда гибнет еще один воин, на чьей бы стороне он ни сражался.

– Одной этой причины более чем достаточно, чтобы сыграть перемирие, – отозвался Эринакий. – Генесий не понял такой простой истины до сих пор и не поймет никогда, проживи он хоть тысячу лет! – Друнгарий подал знак трубачу.

Сладкие звуки сигнала перемирия поплыли над водой. Маниакис слегка подтолкнул локтем Фракса, тот подозвал своего горниста, и спустя мгновение простая мелодия, призывающая прекратить сражение, лилась уже с обоих флагманов.

Не все капитаны и далеко не сразу вняли этому призыву. Некоторые командиры кораблей с Ключа искренне сохраняли верность Генесию. А кое-кто из капитанов Маниакиса, успевших ввязаться в сражение до того, как прозвучал сигнал к перемирию, не желал прекращать почти выигранную схватку.

Эринакий с Маниакисом принялись вместе наводить порядок. Дромоны Маниакиса выходили из сражения там, где могли это сделать. А где не могли, внезапно получили поддержку верных Эринакию кораблей. Большинство дромонов, капитаны которых остались на стороне Генесия, пошло ко дну, кое-кто сдался. На двух или трех взбунтовавшаяся команда силой принудила к капитуляции своих непокорных капитанов.

Но несколько кораблей сумели-таки прорваться и устремились на северо-запад, к Видессу; их весла бешено вспенивали воду. Отчаяние позволило им развить скорость, которая оказалась не под силу их преследователям.

– Когда завтра поутру Генесий узнает об измене и поражении, он от злости повыдергает себе усы, – усмехнулся Эринакий. Точнее, ощерил зубы в волчьем оскале. – Эта мысль греет мне душу.

– Мне тоже, – согласился Маниакис. – Но это значит, что завтра нам придется заботиться о собственной безопасности куда больше, нежели сегодня. Есть ли у тебя колдун, которому ты доверяешь? Тиран уже пытался покончить со мной при помощи магии.

Эринакий пренебрежительно махнул рукой, всем своим видом выразив глубочайшее презрение:

– Я флотоводец и никогда не позволял замусоривать себе голову всей этой ерундой, связанной с колдовством.

– Поступай как знаешь, – не стал спорить Маниакис, хотя не разделял, да после той ночи в Опсикионе и не мог разделять столь пренебрежительного отношения к магии. Да, колдовское искусство – непростая штука, его трудно применить так, чтобы достичь нужного результата, а во время сражений от него мало проку. Но, несмотря на это, оно вполне реально и может оказаться смертельно опасным.

– Неужели ты доверяешь ему? – прошептал Маниакису на ухо настырный Фраке. – Даже без кораблей Тиберия флот Ключа не уступает по силе нашему. А если они в сговоре, то перетопят нас всех, как котят.

– Если бы Эринакий действительно хотел с нами разделаться, он мог прекрасно обойтись без давешней пантомимы, – устало ответил Маниакис. – Достаточно было выстроить флот сразу за мысом – и дело сделано. Ведь нам необходимо привлечь как можно больше людей под свои знамена. Фраке; мы с самого начала только на это и могли рассчитывать. И если бы вышло иначе, разве мы продвинулись бы так далеко?

– Понимаю. – Фраке упрямо выпятил подбородок. – Целиком и полностью согласен с тобой. Одно маленькое “но”: мы продвинулись так далеко с теми людьми, которым можно доверять. Во всяком случае большинству из них. Но если мы пойдем вместе с этим флотом на Видесс, а Эринакий в последний момент передумает, мы уподобимся человеку, который шел на двух ногах и вдруг обнаружил, что одна из них отвалилась.

– Очень живописно, – заметил Маниакис. – Беда в том, что, двинувшись на Видесс без флота с Ключа, мы уподобимся одноногому с самого начала.

Фраке досадливо поморщился, но кивнул:

– В общем-то верно. Согласен. Но будь осторожен, величайший!

– Постараюсь, – пообещал Маниакис и, повысив голос, обратился к Эринакию:

– У твоих пирсов найдется место для моих кораблей?

– Да. Мы разместим их в Гавдосе или в Сикеоте, на северной оконечности острова, – ответил друнгарий. – Думаю, ты захочешь держать основную часть моих кораблей в одной гавани, а основную часть своих в другой. Чтобы постоянно находиться в окружении вооруженных людей, которым полностью доверяешь.

Вряд ли он мог слышать тихий разговор Маниакиса с Фраксом. Да, не мог. Один взгляд, брошенный на широкую полосу воды, разделявшую два флагмана, убедил Маниакиса в этом. Он вовсе не собирался устраивать друнгарию проверку на сообразительность, но тот, похоже, устроил себе такую проверку сам. И прошел ее с блеском.

– Если ты полагаешь, что я упущу случай поймать тебя на слове, высокочтимый Эринакий, то ты ошибаешься, – сказал Маниакис.

В ответ друнгарий засмеялся своим лающим смехом.

– С твоей стороны было бы непростительной глупостью отказаться, пока я на деле не докажу, чего стою. Так как? Гавдос или Сикеота? Северный порт немного просторнее, зато к южному проще подходы. Но я полагаю, ты в любом случае захочешь иметь меня в заложниках? – Друнгарий сформулировал свое предположение в виде вопроса, но голос его звучал утвердительно.

– Ну, раз уж ты сам упомянул об этом, то да! – дипломатично отозвался Маниакис, вызвав своим ответом новый взрыв волчьего хохота. – Какой порт выберем? – повернулся он к Фраксу.

– Гавдос, – без колебаний ответил тот. – Друнгарий прав: туда легче подойти, а ведь далеко не все наши капитаны прежде бывали на Ключе.