немногих догонявшихся на штормовую ночь крепкими напитками пассажиров. Кэп подошел к
стойке, взгромоздился на барный стульчик, что-то спросил бармена.
«Что, больше заняться нечем в шторм?» Неожиданно скитальца Ната осенило: ему бы
потихоньку, ни шатко ни валко, сваливать от «вездесущего ока» братвы, а он на виду у всех
торчит в компании эффектной женщины! И капитан смотрит пристально неспроста. «На раз
стукнет по рации кому надо, старый сексот!» Но долг джентльмена требовал по-рыцарски
отнестись к даме сердца. Он вздохнул легонько и снова подлил в бокалы. — Это просто
ностальгия. И мне жизнь представляется фарсом на три акта. Никто не знает, что будет дальше.
Но все же финал должен быть со счастливым концом, ведь правда? Живет человек, и жизнь — как
бы случайно — ставит на его пути испытания. Разные: богатством и славой или нищетой и
лихолетьем. Говорят, удачливый увидит все и возьмет, что надо. А другой будет довольствоваться
тем, что подарила судьба. Или все-таки выбирают нас?
Чем ближе Нат Берлин знакомился с чужим непростым прошлым, тем дальше оставались в
прошлом его передряги. Уходили, уносимые волнами, выдуваемые ветром перемен. И внутренне
даже радовался тому, как все разворачивается, влечет по незнакомой жизненной тропе.
День вчерашний и день сегодняшний и — что ждет впереди?— размышлял он, слушая
рассказы прекрасной попутчицы. Если эти три понятия соединены, то логичнее ответить на
вопросы, которые ставит перед нами современная жизнь. Большинство из нас рождается не
спланировано, не заранее выдающимися личностями: их имена останутся безразличны для
скрижалей истории. Ну, простой человек, простая жизнь, но если снять этот поверхностный слой
с человеческой обычной судьбы, то откроются пытливому взору такие глубины, такие потаенные
извилины жизни…
Они были последними, кто покинул бар в корабельном чреве. Нат тащился сзади, со старым
портфельчиком в руке, любуясь красивыми и манящими формами поднимавшейся по лестнице
Елены. «Ничего, будешь моей еще сегодня! Или уже завтра?» — Автоматически взглянул на часы,
его пару раз кинуло штормом неуклюже о жесткую переборку. И больно, и смешно.
— Вы мне все больше НАТО напоминаете, военно-политический союз, — улыбалась ему,
оборачиваясь. — Непоследовательны, белые цвета на флаге преобладают — ни то, не се. Ни Богу
свечка, ни черту кочерга. Но настырны. Затянули в каюту, баловник!
Нат был взволнован, тыкался ключом в дверь своей каюты.
— Кто мог просветить в сложной интимной сфере тогда, если не подруги, с которыми я
дружила все школьные годы? — Попутчица продолжила свою исповедь в Натовской каюте, с
ногами забравшись в кресло и держа на отлете тонкими пальцами время от времени слегка
вздрагивавший и оттого тонко звеневший бокал с крепким янтарным напитком. — Так вот,
слушайте дальше. Конечно, сказалась сексуальная революция, накрывшая нашу страну в начале
девяностых. Кино с гундосым переводом, первые фотографирования голышом, как сейчас
говорят — ню! А тогда — срамота, вожделенная, всезаполняющая!
— Гримасы переходного времени, — поддакивал Нат, довольный поворотом разговора в
фривольное русло. — А ваш первый сексуальный опыт? Фоточку бы... ха-ха... — неловко и
хмельно подшутил он.
— Вот на снимке все мы втроем. Конец девятого, кажется. На уборке школьного сада. Наше
звено тогда собрало больше всех. Я посередке. Как крошка Тиль между великанами
Уленшпигелями.
— Не понял, — не сразу врубился Нат. — Что-то вам хорошо знакомое — Тили, Шпигели?
— Шпигели-мигели. Неважно, проехали! Так называла нас училка по литературе, —
усмехнулась. — Вот эта, с лопатой, грудастая — Тонька. Работала, как трактор. А видная
красавица с буряками в руках на фотке — это Окси,— она вздохнула немного грустно.
С фотографии смотрели не по-детски развившиеся девахи.
— На этой мы летом, после девятого. Фотографировал один прапорщик, Жень-Шень. Между
прочим, довольно неплохо, как по гарнизонным меркам.
— Какую смелость надо было иметь, — искренне удивлялся Нат, — в начале девяностых, в
гарнизоне.
— Да, и первый успех. Жень-Шень даже продавал где-то наши картинки, множил на
принтере, даже на машину себе заработал. — Расшалившаяся собеседница задорно рассмеялась.
— Представьте, и вдруг мне предлагают в Стамбуле отсняться в «Плейбое»?
— Так-так... — подсуетился Нат, наливая себе виски и зашторивая иллюминатор.
Они очутились почти во мраке, который не могли разогнать даже светлячки зажженных
сигарет и слабый свет настенного бра.
— Вот он, смотрите,— она протянула глянцевый журнал.
Нат взял его в руки, развернул,
— Постойте, так это не шутка? Эта Хелен Фистикли — вы! — Жадно разглядывая
блестящие страницы, посматривал на прекрасную рассказчицу с удовольствием, умилялся: «Еще
немного, и буду с фотомоделью из Стамбульского номера «Плейбоя!» Классная фишка!»
— Лишний раз убеждаюсь, насколько мужчины нетерпеливы! — словно читая его мысли,
подзадоривала прекрасная попутчица. — А чего домострой разводить, правильно? Нет, я не
феминистка, но буду откровенна: Ваша патриархальщина мне явно по вкусу, вы такой крепкий,
игривый. Буду называть вас Натик, можно?— Она придвинулась к нему теснее, прильнула всем
своим горячим и зовущим телом, помогла пролистнуть страницу. — Эту фотосессию снимали в
Чорагане. Уже сколько лет прошло с тех пор, но я ничего, в форме, — улыбалась новоявленному
приятелю. — Тогда в Стамбуле моя жизнь сделала новый поворот. .
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛОВЦЫ СЕНСАЦИЙ
Студия «Дениз Мувиз» занимала второй этаж ухоженного, с лепниной на роскошном
фасаде, здания в одном из элитных районов на Азийской стороне Стамбула. На первом
этаже шумело модное кафе в итальянском стиле, место утренней тусовки Стамбульского
бомонда. Ближе к полудню сходились в стильный интерьер «испить кофе» актеры, певцы,
музыканты и заводились сплетнями из закулисья. Ушлые студийные агенты отслеживали
натуру под шумок, выбирали на фото и кинопробы счастливцев, заносили в картотеку,
зазывали менеджеров и продюсеров для переговоров с молодыми исполнителями. Позже
заплывали вальяжно «звезды», популярные шоумены и телеведущие, модные артисты,
баловни судьбы. Еще вчера такие же претенденты на успех, а сегодня раскрученные в вихре
экранного преображения «поп-дивы» манерно устраивались в отдельных кабинках,
прихлебывали крепкий кофе, потягивали душистый дымок из кальяна, и благосклонно
общались с менее удачливыми собратьями по цеху.
Получите ангажемент!
Тусовщики подозрительно разглядывали вошедшую в кафе «несдешнюю» незнакомку.
Вокруг зашептались намакияженные лица, злорадно посмеивались и громко шутили. Ленке
казалось — над ней смеются! Поправила шарфик, чувствуя себя немного не в своей тарелке.
«Конкурентку почуяли, басурмане? — разозлилась, фыркнула. — Куда там! «Тырла» актерская...»
Бойкое сборище свободных творческих индиферентов зароилось в кафе на волне спроса
бурно развивавшегося в евразийской стране шоу-бизнеса, и патронировалось незримо с верхней
студии вдохновителем, успешным и талантливым Тариком Денизом, подбавлявшим массовке
творческого рвения и подъема. Место это считали удачным — здесь витал незримо «Его
Величество Шанс». Можно было с одного концерта, попав на замену или «разогрев», сорвать
пиар-раскрутку и войти в топ-рейтинг. Получался ангажемент, заключались контракты,
записывались диски, возрастали гонорары.
Присела за свободный столик, заказала кофе, рассматривала с интересом из мягкой
