Почему-то в это Рождество было сложнее прогнать мысли о его смерти. Она не знала, в чем причина, но справиться с ними в этот раз было труднее.
И вот наступил праздничный день. Пришли дети и принесли с собой море подарков. Все соседи видели, как они любят миссис Дойл и как забоятся о ней. В окнах виднелась большая сверкающая елка, и проходящие мимо, наверное, заметили, как сияют дверные ручки — Бренда тайком от матери как следует их начистила.
Приготовление обеда не потребовало ни малейших усилий. Маленький сын Кети все время мирно спал наверху, Майкл и Роуз благодушно рассуждали о следующем Рождестве, когда можно будет привезти на семейный праздник и их ребенка. Бренда была «гвоздем программы»: она увлеченно рассказывала о молодом вдовце, который с недавних пор работает у них в офисе. У нее были на него виды, и, если звезды удачно сойдутся, она придет с ним вместе на рождественский обед в будущем году.
Все согласились, что сегодня — счастливейшее Рождество из всех, какие у них бывали.
— Счастливейшее с тех пор, как умер отец, — уточнила миссис Дойл.
— Конечно, — поспешно заметил Майкл.
— Да, мы это и имели в виду, — подтвердила Кети.
— Ну естественно, со дня смерти отца. Мы именно так и хотели сказать, — кивнула Бренда.
Удивительно, обычно мама никогда не вспоминала папу в Рождество. При этом сейчас она не казалась печальной — будто сказала это просто для вида.
В этот раз никто не спешил домой. Посуду мыли по очереди — пока кто-то стоял у мойки, остальные сидели у разгоревшегося и громко потрескивавшего огня и беседовали с миссис Дойл. Немного спустя посмотрели телевизор и сходили на прогулку — все, кроме Кети и Роуз, которые приглядывали за одним младенцем и обсуждали скорое появление другого.
А потом был чай с тортом, а еще чуть позже на столе появилась небольшая тарелочка с холодной индейкой, к которой Бренда подала чудесный хлеб собственного приготовления. Тут все, конечно, заявили, что тому вдовцу очень даже повезет, если он попадет Бренде на крючок.
И вот все разошлись. В доме по-прежнему было чисто и уютно. Вся оберточная бумага от подарков была аккуратно сложена в нижний ящик шкафа. Раньше миссис Дойл каждый раз мучительно думала, оставить ее или выбросить. Но в этот раз решение приняли за нее.
Перед ней на буфете рядком выстроились подарки: духи, пудра, красивый набор — ручка и карандаш в подарочной коробочке, подписка на любимый журнал и суконное саше с вышивкой ручной работы для хранения нескольких последних номеров этого журнала. Все это лишний раз доказывало, как они хорошо знают ее вкусы и привычки. Почему же все эти вещи вызывали у нее легкое недовольство? Может, все дело в листке, лежавшем рядом с ними? Педантичная Бренда записала, какая из вещей кем подарена. Она это сделала, чтобы потом было понятно, кому и за что выразить признательность, подписывая традиционные благодарственные открытки. Да, это разумно. Список мог пригодиться, но все же ей шестьдесят два, а не девяносто два года. Не нужно все ей разжевывать, как младенцу. Зачем нужна эта бумажка? Миссис Дойл и так запомнила, кто что подарил, ведь сейчас не так уж много фактов приходится держать в голове, не то что в былые годы. Она сохранит это в своей памяти и без ненужных шпаргалок.
Обычно в рождественский вечер миссис Дойл валилась с ног от усталости. Но сейчас она долго сидела у огня, а потом снова взяла в руки портрет Джеймса. И вдруг задумалась: если Бог благ, как сегодня утром говорил священник, почему же Он заставил ее мужа страдать долгие месяцы, мучиться от боли и страха приближающейся смерти? Как Он допустил, чтобы Джеймс умер так рано? Ответа на этот вопрос она не нашла, в душе только шевельнулось чувство вины за то, что она дурно думала о Боге. Миссис Дойл отправилась спать и долго лежала в темноте с открытыми глазами — во всяком случае, ей показалось, что время тянется бесконечно.
Дети заезжали к ней несколько раз на праздничной неделе. Вообще-то они всегда так делали — просто появлялись на пороге, не предупреждая ее заранее. Обычно поднималась суматоха, миссис Дойл говорила, что вот-вот собиралась готовить лепешки, но в этом году обеспечение продовольствием во время этих визитов было организовано на высшем уровне, будто речь шла о важной военной операции. Майкл и Роуз забежали на следующее утро после Рождества и привезли сэндвичи с ветчиной на случай, если появятся нежданные гости. Когда днем постучались Брайан и Кети, было что подать им к чаю. В свою очередь, Кети принесла какую-то интересную смесь — концентрат из лимона, виски и гвоздики. Этот коктейль было легко приготовить — достаточно добавить горячей воды. И когда вечером на пороге появилась Бренда, можно было угостить ее этим оригинальным напитком.
И все-таки всем детям показалось, будто с мамой что-то неладно. Она была такая тихая, даже слишком. Это было ей несвойственно. Она сидела и ждала, пока с ней кто-то заговорит, а сама не произносила ни слова. Миссис Дойл не выражала своего мнения ни по какому поводу, ни на что не жаловалась, да и вообще много молчала. За ее спиной они обсудили странности ее поведения и решили, что на болезнь это не похоже. Деликатно спросили про самочувствие: нет-нет, у нее ничего не болит, все в порядке. Это встревожило их уже в Стефанов день, и до четверга ничего не изменилось. К субботе она совершенно замкнулась в себе.
Причину происходящего открыла та же Бренда. В этом году матери не пришлось суетиться, но при этом ей было абсолютно нечего делать. Вся ее жизнь строилась на том, что она куда-то бегает и за что-то переживает. Суета была в центре ее существования. А теперь на месте суматохи образовалась пустота. Брат и сестра Бренды усомнились, так ли это. В конце концов, Рождество прошло чудесно.
— Для нас, — мрачно заметила Бренда. — Оно было чудесным только для нас.
Итак, солнечным субботним днем Бренда заявилась к матери без всякого предупреждения и ничего с собой не привезла. Она сидела и наблюдала, как мать быстро возвращается к своему обычному суетному ритму. Энергия снова била ключом. Миссис Дойл, как прежде, металась по дому, вздыхала и охала: неизвестно, открыты ли вообще сейчас какие-нибудь магазины и если открыты, то какие именно. Бренда с пониманием кивала. Она не захватила ничего из того, что хранилось в ее большом холодильнике, являвшем пример высокоорганизованного быта. А ведь изначально она собиралась привезти кое-что матери, но потом передумала. Надо подождать и дать суете как следует вскипеть, перелиться через край и превратиться в настоящий вихрь.
Спустя некоторое время Бренда ударила козырем:
— Мама, а ты пойдешь на распродажи? Там же всегда такие толпы и так сложно что-то выбрать…
Миссис Дойл с энтузиазмом проглотила наживку. Глаза у нее загорелись.
— Не знаю, зачем нам всем это надо? — продолжала Бренда. — Это такое мучение. Но, с другой стороны, иногда можно купить что-то стоящее. Так как ты думаешь: лучше заявиться туда в первый же день и толкаться в очередях или повременить, пока все немного успокоятся?
Результат не заставил себя долго ждать. Оживление или некое его подобие снова появилось на лице матери. Она опять терзалась сомнениями, сетовала на усталость, рассуждала, стоит ли тратить на все это силы. Ах, как трудно понять, что за товар перед тобой: дешевка, специально прибереженная для распродажи, или действительно хорошая вещь, предлагаемая покупателям с существенной скидкой. Миссис Дойл тут же перевернула ведь дом, пытаясь найти листочки, на которых в течение года записывала, какие вещи можно купить, если их цена уменьшится на треть. Бренда поняла, что сезон суеты продолжается: он в самом разгаре и теперь все будет по-прежнему. Только немного жаль того идеального Рождества, которое только что миновало и, наверное, больше не повторится.
«Типичное ирландское Рождество…»
Перевод С. Марченко
Все сослуживцы считали своим долгом пригласить Бена к себе на Рождество. А он устал объяснять им, что это ни к чему — у него все в порядке.