— Ты сошел с ума, — расхохотался Михаил.
— Нет, это ты сошел с ума! — воскликнул Калин. — Теперь я наконец-то вижу законные основания для того, чтобы повесить тебя после того, как все закончится.
— Вспомни, мы договорились, что на этой встрече не будут звучать взаимные угрозы, — осадил его Касмар. Калин видел, что патриарх по обязанности защищает Михаила, но, как и он, с нескрываемым презрением смотрит на бывшего боярина.
— Так что ты в итоге предлагаешь? — спросил патриарх у Кромвеля, не обращая на рассвирепевшего Михаила никакого внимания.
— Признайте Михаила президентом. Армия, флот и промышленность будут находиться под моим контролем, так как я стану главой союза Руси, Рима и Карфагена. С такой силой я буду на равных говорить с мерками и, если они предадут нас, смогу их одолеть.
— Почему ты так считаешь?
— Потому, что «Оганкит» в руках у меня, а не у них А с ним я контролирую море. Ваш Кин никогда не понимал важности флота. Что касается тебя, Калин, и тех, кто захочет к тебе присоединиться, вы можете отправляться в Вазиму или даже в Новрод и поступать по своему усмотрению. Можете служить нам или нет, но я всем гарантирую сохранение жизни.
Калин невесело рассмеялся и покачал головой:
— Я отказываюсь.
— Я тебе все рассказал. Ты теперь должен понимать, что у вас нет никаких шансов на победу.
— Я уже был в такой ситуации и не боюсь оказаться в ней снова. С тех пор как янки помогли нам одолеть бояр, я свободный человек. Я не подчинюсь ни тебе, ни меркам, ни особенно тебе, — произнес Калин, дрожащей рукой указывая на Михаила.
— У тебя есть какие-нибудь встречные предложения? — быстро спросил Касмар, прежде чем Михаил успел ответить на выпад Калина.
— Только одно. Чтоб вы сдохли! — вскричал Калин, вскочив на ноги.
Он молча проклял священника, обыскавшего его при входе в собор. Если бы у него сейчас был револьвер, то он не колеблясь застрелил бы этих двух ублюдков, и пропади они пропадом, эти законы и договоренности!
— Мы еще можем спастись! — прорычал патриарх и грохнул кулаком по столу.
Калин поражено уставился на всегда доброжелательного и спокойного Касмара, который теперь выглядел не на шутку разъяренным.
— Вбейте немного разума в его тупую голову, ваше святейшество, — произнес Михаил, с нескрываемым удовольствием глядя на побагровевшего от гнева Калина.
— Я пытаюсь вбить немного разума во все ваши тупые головы, — обрезал его Касмар.
Калин продолжал молча смотреть на священника. — Мы все согласились, что мерки, Тугары, как бы они себя ни называли, — это наш общий враг, — продолжил Касмар. — Как люди, познавшие милость Кесуса, которого почитаешь и ты, Тобиас Кромвель, подобно другим янки, мы противостоим им. Подумайте, что можем мы сделать, объединившись! Тобиас Кромвель, твой флот и народ Руси могут сражаться не друг против друга, а вместе. Михаил Иворович, если есть люди, будь они знатью, купцами или крестьянами, которые поддерживают тебя, пусть будет так. Русь велика — в ней найдется место тем, кто разделяет твои взгляды, и им будет возвращена часть их бывшего состояния. Фабрики будут работать на вас троих, всех вместе, увеличивая нашу мощь на случай прихода мерков. Не лишайте русский народ, который раньше был в рабстве, того, чего он добился, не сжигайте вновь город, недавно восстановленный из пепла. Не разрушайте всего из-за своих амбиций и дайте Калинке и тем, кто признает его своим вождем, сохранить хотя бы это. Пусть будет так, и тогда мы все еще можем спастись. Сейчас мы похожи на детей, дерущихся в песочнице, в то время как всем нам угрожает страшная опасность.
— А как насчет тысяч жизней, отнятых этими людьми? — холодно поинтересовался Калин.
— Их не вернуть, — печально ответил Касмар, — но если мы позволим этому сейчас встать между нами, то погибнут и все их семьи. Души убитых сейчас сверху взирают на нас и, несомненно, не желают такой страшной участи для своих любимых. Настало время, когда надо забыть о мести.
Калин горько вздохнул. Действительно ли Винсент погиб? Калин знал, что Винсент хотел бы, чтобы он сделал все для спасения Тани и детей, даже если бы при этом он отказался отомстить за его смерть, какой бы подлой она ни была.
«О Кесус, — взмолился про себя Калин, — неужели все должно так закончиться? Неужели моя мечта о свободе привела к этому?»
Он посмотрел на своих врагов.
— Мое первоначальное предложение остается в силе, — заявил Кромвель. — Если ты не согласишься, Калин, вынужден сообщить, что я устрою в твоем городе настоящий ад.
Михаил рассмеялся и поднялся со стула.
— Холоп, я все так и задумал с самого начала. Ты дурак. Если бы я был на твоем месте, то повесил бы тебя на ближайшем же дереве, а ты, как полный идиот, позволил мне участвовать в этой бессмысленной затее под названием республика.
Продолжая смеяться, Михаил вышел из комнаты. Кромвель на мгновение задержался, его глаза не отрывались от лица Касмара, как будто он хотел сказать ему что-то еще. Калин с ненавистью посмотрел на него, и взгляд Тобиаса затвердел. Кромвель выскочил из кабинета Касмара и с грохотом захлопнул за собой дверь.
— Ну и что теперь? — с горечью в голосе спросил патриарх.
У Калина слова застряли в горле.
— Что с нами будет?
— Мне пора возвращаться к своим людям, — наконец вымолвил президент Руси. — Если мои враги опередят меня, они могут открыть по мне огонь, когда я буду пересекать площадь.
Калин еще раз низко поклонился священнику, и Касмар осенил его крестом. Надев шляпу, Калин открыл дверь и нервной походкой, выдававшей его гнев, вышел в коридор.
Священник, который привел его сюда, сопровождал Калина и на обратном пути. Калин видел, что его спутник сгорает от желания узнать, чем закончились переговоры, но ничего не сказал ему. Пересекая неф, он вновь преклонил колена, быстро поднялся и пошел к выходу.
— Господин президент, ваше оружие, — произнес священник, дрожащей рукой протягивая ему револьвер.
Калинка выхватил у него свою пушку.
— Было бы лучше для всех нас, если бы ты не отбирал его у меня, — срывающимся голосом сказал он.
Священник опустил глаза. — Патриарх дал клятву, что ваша встреча в соборе произойдет без оружия, — прошептал он, отодвигая засов. Четверка телохранителей метнулась к нему через площадь. Солдаты, защищавшие фланги, взяли мушкеты на изготовку.
Телохранители снова прикрыли его своими телами и бегом ринулись обратно, фактически таща его на себе Едва они отбежали от здания собора на несколько шагов, как из развалин сената громыхнуло вражеское орудие. Картечью положило немало солдат, прикрывавших отход Калина. Один из телохранителей, подталкивавший его в спину, рухнул на мостовую и остался лежать. Из зданий, расположенных на противоположной стороне площади, раздался залп, и над головой Калина засвистели пули. Через несколько секунд президент оказался у распахнутой двери, и его охранники силой втолкнули Калина внутрь штаба. Остальные солдаты поспешили найти укрытие в узком переулке, куда не долетали неприятельские пули.
Один из тех, кто вбежал в дом вслед за Калином, бросил взгляд на опустевшую площадь и увидел, что над его раненым товарищем склонился человек в рясе. Священник пытался помочь раненому подняться, когда мушкетная пуля высекла искру из мостовой в дюйме от его ноги.
— Безбожные карфагеняне! — взревел телохранитель Калина и бросился обратно на площадь. Вместе со священником ему удалось втащить раненого в дом, несмотря на град пуль, обрушенный на них карфагенянами.
— Отличная работа, солдат, — похлопал его по спине Ганс.
— Этим людям ничего не стоит убить священника, — произнес Калин, глядя на побледневшее лицо своего недавнего проводника.
— Пожалуй, мне не следовало отбирать у тебя револьвер, — прошептал тот.
— Что они предложили? — спросил Ганс.
Калин жестом предложил ему следовать за собой. Пробравшись сквозь возбужденную толпу солдат, они вошли в комнату, расположенную в глубине здания, и закрыли за собой дверь. Там их ждали оставшиеся верными республике сенаторы, которые тут же окружили Калина и засыпали его множеством вопросов. Президент молчал, пока не стихли все крики.
