Сюда согнали сотни рабов, сооружавших позади пролома защитный земляной вал. Несмотря на нарушенную линию обороны, солдаты 5-го Суздальского полка были вполне способны отразить попытки врага проникнуть в город. Все ближайшие улицы, пострадавшие от артобстрела, были перегорожены баррикадами из камней. Однако силы, находившиеся под командой Винсента, были чрезмерно разбросаны. Сто человек охраняли пролом, еще пятьдесят расположились у южной бреши, остальных он оставил в резерве на форуме, чтобы бросить туда, где создастся критическая ситуация.
Положение усугублялось тем, что при возведении стен никто не думал об их устойчивости против пушечных ядер. Они были слишком высокими и слишком тонкими, а самое главное — на них не имелось достаточно широких бастионов, где можно было бы установить полевые орудия, которым требовалось большое пространство для отката. Попытались привязывать верхний станок лафета веревками, чтобы уменьшить откат, но после четвертого выстрела цапфа треснула, и пушка окончательно вышла из строя.
Самыми дальнобойными орудиями, имевшимися в распоряжении Винсента, были двадцать баллист с двойным торсионом, но и их дальность стрельбы составляла всего четыреста футов, что не позволяло накрыть вражеские укрепления. Он опять взглянул в ту сторону. Ах, если бы у него была хоть парочка снайперов с оптическими прицелами — они бы задали перцу орудийным расчетам противника. Винсент дал себе слово, что если выберется когда-нибудь отсюда, то обязательно позаботится об этом.
— Ложись! — закричал дозорный.
Рабы, побросав орудия труда, разбежались. Винсент чувствовал себя под огнем противника так, будто он был обнажен, но, как командир, он обязан был явить подчиненным образец бесстрашия. С показной беспечностью он повернулся спиной к батарее карфагенян и стал рассматривать пролом в стене.
Раздался пронзительный вой. Винсент окаменел, почувствовав, как его обдало струей воздуха, и на мгновение с ужасом подумал, что это конец. Но тут в доме, стоящем против пролома, образовалась зияющая дыра, а секунду спустя последовали громовый разряд и вспышка. Повалил дым, и боковая стена дома обрушилась, похоронив под собой трех рабочих, спрятавшихся под ее защитой. Черепица с крыши градом застучала о стену здания, стоявшего на другой стороне улицы.
Рабы вскочили на ноги и в ужасе бросились прочь от этого гибельного места. Но тут же перед ними выросли легионеры, перегородившие улицу щитами. Сверкнул металл, и один из рабов, держась за бок и крича от боли, заковылял обратно. За ним угрюмо поплелись и остальные, ворча и посылая проклятия.
— Как вы думаете, удастся ли нам избежать полного разрушения города?
Обернувшись, Винсент увидел подходившего к нему Марка. — Я думаю, сэр, что неразумно нам обоим находиться здесь, под огнем.
— То есть, по-вашему, я должен прятаться на форуме?
— Сэр, вы сами знаете, что случится, если вас убьют.
— Катулла и Петрония это вполне устроило бы, — усмехнулся Марк. — Вы можете удержать город?
— Подкрепление прибудет только через пять дней. Если противник будет продолжать в том же духе, то скоро брешь в наших укреплениях достигнет сотни ярдов и преградить путь их многотысячной армии будет практически невозможно. Я уже потерял половину своих людей.
— Петроний вчера говорил примерно то же самое.
— А вот его вы не могли бы удержать, сэр?
Марк оглянулся на Бориса и других следовавших за ним телохранителей.
— Вы были правы насчет попыток убийства, — спокойно сказал он.
— Что?!
— Это произошло час назад, — возбужденно сказал
Борис, подходя к ним.
— Пусть он расскажет — он видел это гораздо лучше меня, — сказал Марк, с улыбкой похлопав Бориса по плечу.
— Консул шел в сторону южной стены, — приступил к рассказу Борис. — На улице было полно народа. Неожиданно я заметил, как блеснуло что-то металлическое. Гляжу — они уже около него. Ну, одного из них он запросто уложил сам, а я проткнул штыком второго. — Он продемонстрировал клинок, покрытый засохшей кровью.
— Ты не должен был подпускать их так близко! — возмущенно бросил Винсент.
— Не сердитесь на него, — умиротворяюще произнес Марк, почувствовав гнев в его тоне. — Он умело расправился с ними. Возможно, это были просто какие-то маньяки.
— Очень сомневаюсь, — буркнул Винсент.
— Ну поскольку проверить это мы не можем, то лучше всего закрыть эту тему.
Винсент подошел к Борису вплотную.
— Ты выполнил свою задачу только наполовину, — произнес он холодно. — В следующий раз постарайся справиться с ней полностью. Если его убьют, все полетит к черту, и ты будешь отвечать за это головой.
— Слушаю, сэр, — ответил Борис дрогнувшим голосом.
— Ну вот и хорошо, мы поняли друг друга, — заключил Винсент и отвернулся от него.
Молодой командир терпеть не мог проявлять свою власть подобным образом. Он привык делить с подчиненными все тяготы службы и всегда отдавал приказы спокойным и ровным тоном, действуя в первую очередь собственным примером. Впервые он применил угрозу, и это казалось отвратительным ему самому. Но иначе было нельзя.
Винсент опять взглянул на рабов, трудившихся над возведением защитного вала.
— Марк, ведь в городе почти двести тысяч жителей, а под ружьем всего десять тысяч.
— И что вы предлагаете?
— Если карфагеняне пойдут на штурм, то у них будет неоспоримое преимущество в вооружении.
— Если бы вы прислали нам все то оружие, что обещали, соотношение было бы лучше.
— Сэр, сначала нам надо вооружить еще одну собственную дивизию. После того как это будет сделано и появится излишек оружия, мы передадим его вам.
Он говорил неправду. Когда после подписания договора Калин увидел, как трудятся рабы в Испании, он дал понять, что не станет поставлять оружие правительству, способному обратить его против своего народа. На их складах громоздились тысячи гладкоствольных мушкетов, ожидая переделки в нарезные ружья. Теперь Винсент жалел, что не уговорил Калина послать часть мушкетов в Рим.
— В городе больше ста тысяч таких рабов, — сказал Винсент, указывая на бригаду рабочих, которые опасливо поглядывали на двух обсуждавших их патрициев.
— Вооружить рабов?!
— Но они же дрались с Тугарами не щадя своего живота. — Потому что знали, что если Тугары победят, то двое из каждых десяти пойдут в убойные ямы.
— Возможно, они будут сражаться и с карфагенянами. Тогда мы сравнялись бы с ними численно.
— Ради чего они станут сражаться?
— Ради возможности получить за это свободу, Марк.
— Вы сказали Петронию, что не допустите государственного переворота. А то, что вы сейчас предлагаете, — разве это не настоящий переворот?
— Я предлагаю путь к спасению. Если бы вы пообещали отпустить рабов на свободу, они все как один поддержали бы вас. Ведь вы и так в их глазах героическая личность, потому что прогнали тугар. Они пойдут за вами.
— А что станет с моей страной, когда все это закончится?
— Марк, без них от вашей страны вообще ничего не останется.
— Не берите меня за горло, — сухо сказал консул. — Через пять дней здесь будут ваши товарищи. Нужно, чтобы карфагеняне узнали об этом, — они поймут, что было бы безумием оставаться здесь до прихода вашей армии, которая раздавит их.
— Они знают, что Эндрю должен прибыть сюда с армией, — ответил Винсент, вспомнив о том, что телеграфная линия была перерезана не сразу. — И я подозреваю, что они даже хотят этого.
— Хотят? Почему?
— Не знаю. Но у меня такое ощущение, что и вами, и Эндрю, и всеми нами манипулируют с каким-то тайным умыслом.
— Так не пытайтесь и вы манипулировать мной в своих целях, — сказал Марк. — Вы мне нравитесь, я даже восхищаюсь вами, несмотря на вашу молодость. Но вы неисправимый мечтатель, Винсент Готорн. Очевидно, сказывается ваша квакерская закваска.
— По-моему, во мне уже ничего не осталось от этой закваски, — печально отозвался Винсент. — Я слишком много убивал, чтобы иметь право называть себя квакером.