— Капиталистов?

Готорну доводилось слышать, как Эндрю ссылается на сочинения Адама Смита, и он жалел, что ни одно из них не попало в этот мир вместе с ними, он с удовольствием перевел бы его для Марка. Правда, дел у него и без того хватало: он был и военачальником, и политическим лидером, и послом, а теперь вот еще и преподавателем экономики.

— Я постараюсь объяснить вам это подробнее в другой раз, сэр, — сказал Винсент, чувствуя, что слишком торопит события. — Только, пожалуйста, не забывайте, что я вам всего этого не говорил.

Он чувствовал, что и так сказал слишком много. Если бы Фергюсон, Майна или кто-нибудь из других промышленников-янки услышал, как один из их соратников помогает иностранцам подорвать их монополию на строительство железной дороги, ему было бы несдобровать. Однако Готорн считал, что сделать подобное предложение римскому консулу и сенату — прямая обязанность посланника, по крайней мере добросовестного посланника-квакера, стремящегося к тому, чтобы первые дипломатические отношения Руси с другим государством были максимально дружескими и бескорыстными. Идея строительства трансконтинентальной железной дороги захватила не только друзей Винсента по полку, но и многих русских и уже начала кардинальным образом изменять самые разные стороны жизни на Руси. Согласно плану железнодорожная линия должна была пройти как можно дальше на восток и объединить в торговый и военный союз все народы, находившиеся прежде в зависимости от тугар. А когда были построены укрепления на юго-западных границах и освободилось много рабочих рук, стали поговаривать о том, что надо бы протянуть линию и на запад, хотя разведка и докладывала, что более чем на тысячу миль в этом направлении территория после нашествия тугар и свирепствовавшей здесь оспы фактически превратилась в мертвую зону. Было ясно, что без железной дороги и телеграфной связи Русь и другие народы, проживавшие в бескрайних северных степях, будут обречены на изоляцию и уязвимы для нападок врага.

Марк и его подданные еще не вполне осознали, какие коренные преобразования несет им это техническое новшество. Винсент же понимал, что чем быстрее римляне начнут строить собственные линии и наладят торговлю между разными частями своего государства, тем крепче оно станет и тем надежнее будет как союзник. Все это, конечно, еще надо было обсудить с Кином, но Винсент надеялся, что полковник согласится с ним.

— То есть вы не намекали мне, что я должен строить собственные железные дороги и становиться капиталистом, как вы это называете, — уточнил Марк, понимающе улыбнувшись.

Винсент ничего не ответил ему и принялся с озабоченным видом наблюдать за тем, что делается в литейном цеху. Рабочие трудились, подчеркнуто не обращая никакого внимания на своего консула и русского посла, ибо приостановка работы в их присутствии могла дорого для них обойтись. То, как был организован их труд, возмущало Винсента до глубины души. Почти никакой механизации: все, вплоть до раздувания кузнечных мехов, выполнялось рабами вручную. Контракт на производство костыльных гвоздей и прочего оборудования для железной дороги был заключен непосредственно с Марком, которому, естественно, и принадлежал литейный цех в его столице. Винсенту претило, что железная дорога строится с применением рабского труда, но он был вынужден согласиться с Кином, что на первом этапе самое важное — привлечь римлян к этой работе.

Марк видел, с каким недовольством юный посол, еще не научившийся притворяться, смотрит на рабов, надрывавшихся над кузнечными мехами. С точки зрения консула, все происходило слишком быстро. Когда первые странники появились в Риме на два года раньше, чем ожидалось, Марк приготовился к самому худшему — скорому приходу тугар. Еще со времени их последней остановки в Риме он жил в постоянном страхе, ожидая их возвращения.

Между тем странники принесли весть, которой было трудно поверить. Сначала Марк с презрением отверг помощь по предотвращению оспы, предложенную прибывшими с Руси врачевателями, но, когда стало ясно, что эпидемия вот-вот разразится вовсю, он разрешил им испытать свои методы, и в течение нескольких недель опасность была ликвидирована. Однако Марк старался отогнать воспоминания об этом: если бы помощь была оказана своевременно, не погибли бы его единственный сын и жена, с которой он прожил тридцать лет.

Так все это началось. Вслед за врачевателями прибыл отряд в двести русских воинов вместе с несколькими странными людьми в синей форме, которых называли «янки». Благодаря их поддержке римские патриции, плебс и рабы, поднявшись в едином порыве и сражаясь с фанатическим упорством ради того, чтобы скинуть многовековое иго, сумели отразить нападение тугар. По прошествии некоторого времени, справившись с болью от понесенной потери, Марк осознал, что теперь он впервые может осуществить свою мечту — навсегда освободиться от страха перед Тугарами и стать, подобно императорам легендарного Древнего Рима, полновластным правителем государства.

— Мне сообщают о том, что говорят в городе люди, прибывшие вместе с вами, — сказал консул, когда они вышли на улицу и грохот литейного цеха остался позади.

Винсент выругался про себя. Он предвидел эти жалобы. С того момента, как 5-й Суздальский полк вместе со 2-й и 3-й Новродскими батареями легкой артиллерии прибыли в Рим, в городе царило всеобщее возбуждение. Винсент понимал, какова будет реакция людей, совсем недавно освободившихся из-под власти бояр, на то, что они увидят здесь, и ему уже пришлось столкнуться с трудностями, о которых его предупреждал Эндрю. «Как было бы хорошо, — думал Винсент, — если бы все эти проблемы улаживал сам Эндрю, а я вернулся бы прямо из их Испании домой, в родной Суздаль». Он уже несколько недель не видел Таню и детей и тяжело переносил вынужденную разлуку, которая должна была продлиться еще несколько месяцев, пока двойняшки не станут достаточно большими для того, чтобы путешествовать.

— И говорят они, полагаю, о политике, — спокойно произнес Винсент, глядя консулу в глаза.

Марк улыбнулся. Ему импонировало столь необычное прямодушие молодого посланника.

— Согласно договору, консул, никакие разногласия не должны влиять на свободную торговлю между нашими странами. Мы нуждаемся друг в друге.

— Я абсолютно согласен с этим, — отозвался Марк. — В любой момент можно ожидать нападения тугар или других орд с юга. Нам нужно ваше оружие, а вам — наши металлы.

— Но вам не нужны равенство и свобода, о которых говорят наши люди.

Улыбнувшись, Марк покачал головой:

— Они не знают нашего языка, а римляне не умеют говорить по-русски, но понять, как ваши люди относятся к здешним порядкам, нетрудно.

— А знаете, Марк, почему я научился вашему языку? — спросил Винсент.

— Нет. Это, кстати, меня немного удивляет.

— Мы, янки, попали сюда через врата света, как и ваши предки две с лишним тысячи лет тому назад. У нас дома, на Земле, ваш Древний Рим воспринимался как легендарная страна, и наша форма правления была построена по вашему образцу.

Предки здешних римлян покинули Римскую империю в самом начале Первой Пунической войны, и Винсент решил пока не посвящать Марка в дальнейшую историю их государства. Он был еще не настолько испорчен, чтобы с легким сердцем лгать, но не видел большого греха в том, чтобы умолчать о тех или иных фактах. Насколько можно было судить по сохранившимся здесь историческим легендам, предки нынешних римлян были моряками, входившими в ту часть римского флота, которая пропала во время войны. Когда они оказались в Валдении, тугары выделили им землю и женщин из других обитавших здесь человеческих племен, а после того, как они обосновались и стали на ноги, обложили их потомков данью, отбирая, как обычно, часть населения в пищу. Дальше к югу жили давние соперники римлян, карфагеняне, также попавшие сюда через световой туннель.

О световом туннеле Винсент знал от Музты. Перед тем как освободить его из плена, кар-карт рассказал ему, как время от времени, без какой-либо определенной системы, в их владениях появляются люди из самых разных уголков Земли, перенесенные сюда через врата света некоей неведомой силой.