Ганс. От этой мысли Джурак почувствовал озноб, пока он смотрел на карту.

— Если это Ганс, как ты думаешь, что он будет делать дальше? — наконец, спросил Джурак, оглядываясь на своего старого друга.

Зартак подошел к карте и ткнул в нее костлявым пальцем.

— Он пойдет сюда. Прямо в сердце. Почему они не сделали этого своим первым ударом, вне моего понимания.

— Скорее всего, их летательные аппараты не могли долететь так далеко и нести при этом достаточно людей.

— Если это так, то такой шаг, полет из Сианя, теперь будет возможен. Он сделает это завтра, сразу же с первыми лучами света. То, что вы видели в Риме, что происходит сегодня в Сиане. Завтра извергнется там.

Джурак почувствовал холодную дрожь.

— У нас по-прежнему есть железная дорога назад к Ниппону и оттуда обратно в страну чинов, — сказал Зартак, показывая путь на карте. — Люди, скорее всего, даже не знают, что мы завершили ее. Снабжение может быть перекинуто на этот путь. Прикажи каждому поезду на этой линии развернуться, чтобы вернуться назад. В Ниппоне есть два умена с современным вооружением. Отправь их вместе зараз.

Джурак посчитал в уме количество поездов для перевозки этих двух уменов на фронт.

— Они могут быть в Гуане завтра ночью.

— Предупреди коменданта города. Пусть он соберет лидеров людей. Пусть четко объяснит им, что если приземлятся янки, а местное население не примет участие в мятеже. Все они будут спасены. Если они присоединятся, то все умрут.

Джурак удивился неистовости в его голосе. Он кивнул в знак согласия.

— Я возвращаюсь туда. Я хотел сначала свериться с тобой, но на всякий случай я уже приказал очистить путь и подготовить поезд.

Казалось, что все расставлено по своим местам. Он посмотрел на свой стол, заваленный донесениями за день, и его мысли сосредоточились на одной частности.

— Знаешь ли ты, что сегодня утром в Гуань прибыл Тамука? — спросил Джурак.

— Узурпатор. Бывший кар-карт мерков?

— Да.

— Он безумное животное. Зачем он туда пришел?

— У меня есть донесение, что мерки, которые за ним последовали, в конечном итоге восстали и прогнали его. Я полагал, что его убили, или он выбрал почетный путь и упал на свой меч.

— Тебе следовало рассказать мне об этом, мой друг. У Тамуки нет мужества, чтобы избавить мир от своего присутствия.

— Когда я услышал, что его видели этим утром, я предположил, что он едет на восток, возможно даже, чтобы присоединиться к тугарам в пустых землях к востоку.

— Или создать проблемы тебе. Это наиболее вероятный путь.

— И он прибрел прямо туда, где завтра будет сражение, — ответил Джурак. — Неужели боги сплетают здесь нити нашей судьбы?

— Я надеюсь, нет. Прикажите коменданту схватить его, а если потребуется, то убить.

Джурак кивнул. Он услышал гудок поезда, прозвучавший из железнодорожного депо. Через несколько секунд раздался стук копыт, зашел его охранник и сообщил, что путь вперед очищен и пора выдвигаться.

— Мне лучше отправляться, старый друг.

— Поездом, это займет несколько дней.

— Только до рассвета. Я приказал летательному аппарату ждать меня в 150 лигах к западу отсюда. Поезд доберется туда к рассвету, и оставшуюся часть пути я полечу.

Зартак хмыкнул.

— Лучше ты, чем я. Единственный раз, когда я намереваюсь полететь, это когда предки призовут меня домой.

Он почесал лысеющую шевелюру.

— Это случится достаточно скоро, но не слишком. Я желаю увидеть, чем все это закончится.

— Я хочу, чтобы ты командовал здесь, решительно атакуй.

— Мы не готовы.

— Подготовьтесь и надавите. Я предпочел бы, по возможности сегодня утром.

Зартак кивнул головой.

— Броневики, которые мы направили в Карнаган. Мы будем нуждаться в них. Ты помнишь, что они начали высадку сегодня днем.

Джурак вздохнул.

— Сейчас у меня нет времени для проработки деталей. На моем столе я оставил сообщения для отправки. Пошли инструкции в Гуань, как мы обсуждали, и в Карнаган, что они должны решительно атаковать завтра и закончить там. По крайней мере, мы сможем разбить ту армию, а потом пойдем в наступление здесь. Победа или поражение у Гуаня — не столь важно, мы разобьем их армии прежде, чем они поймут, что чего-то достигли, и мы все еще сможем победить, несмотря на эту неудачу.

Зартак официально поклонился, и они снова стали играть старые роли.

— Мой кар-карт. Паровая повозка ждет вас.

Произнес один из охранников, в почтении ожидая за пределами юрты.

— Таким образом, ты не видишь другой альтернативы, кроме этой, — спросил Джурак, тихим голосом, пристально смотря на Зартака. — Войне на тотальное уничтожение одних или других.

— Ради старой подруги моей юности, я хотел бы иначе, — прошептал Зартак. — Но, нет. И я думаю, она тоже это знала. Мы и они связаны в этом мире, и только одни должны восторжествовать.

— Тогда пусть это будем мы, — холодно произнес Джурак.

Хотя Ганс и ощущал чудовищную усталость, все же он чувствовал сильное ликование. Несмотря на всю жестокость и мрачность войны, в ней, несомненно, были такие события, которые тем не менее, вопреки всей их трагичности, содержали в себе трогательные для него моменты.

В течение ночи бантаги предприняли три попытки атаковать, чтобы ворваться в освобожденный Сиань. Третья волна атаки практически перевалила через стены, пока она в конечном итоге не была отбита несколькими резервными сотнями. Чины вооружились револьверами, доставленными дирижаблями. Большинство из них едва ли знало, как стрелять из этого оружия, почти все они погибли, но и всех бантагов захватили с собой.

Стоя за стеной, он оглянулся назад на город. Тот беспорядочно полыхал, громадный столб света, как из некоей библейской истории, отмечал место отмщения и освобождения. Святое очищающее пламя, которое уничтожит клеймо неволи.

Этим утром он чувствовал себя не так, как обычно. Не только из-за чувства истощения, или грызущей боли в груди. Фактически, из-за его решения немедленно атаковать, сама природа войны изменилась в нем и в его людях. Больше это не был отчаянный защитный выпад, чтобы лишь удержаться за то, что у них еще оставалось. Теперь это была настоящая война за освобождение, бескомпромиссный бросок в кости. Он никогда не был одним из тех ложных героев битвы — у него всегда было ощущение, что он не такой, что он вне таких глупых понятий — но в тот момент, когда он наблюдал за горящим городом, он чувствовал странное ликование, как будто его малочисленная армия была мстящим хозяином, собирающимся в дальнейшем очистить этот мир от его греха.

Он ткнул пятками бока лошади, бантагского боевого коня, со слишком большим седлом; животное было столь же измучено, как и он, и оттого послушно. Они медленно поплелись по дороге через развалины железнодорожного депо к востоку от города. Полоска товарных вагонов по-прежнему яростно горела, густой масляный дым беспорядочно поднимался ввысь, насыщая воздух запахом горящего мяса. Бантагские пищевые пайки. Он предпочитал думать, что это была соленая говядина, добытая из бизоноподобных животных, бродивших стадами по степям в этой части мира, или же это была засоленная конина. Мысль, что на самом деле, это могут быть забитые люди, которых засолили и упаковали тем же способом, каким его собственная армия приготовила пайки, была ужасной, чтобы рассмотреть ее.

Ветер повернул, на мгновение его окутало темное облако, и он поперхнулся от запаха. Ганс снова ткнул лошадь пятками, и, выбравшись на место без дыма, он на минутку приостановил ее. Кучка чинов собралась вокруг сарая около железнодорожной насыпи. Они кричали проклятья, и он приблизился к ним. Три израненных бантага были загнаны внутри в угол. Они медленно умирали под градом ударов ногами и руками.

Ганс заметил одного из своих собственных парней, в чинской униформе, и проорал ему прикончить раненых. Солдат отсалютовал, потянул револьвер, и протолкнулся через толпу. Ганс поскакал далее, едва расслышав треск пистолета позади себя.