По первому впечатлению Жильяра о его подопечных, Ольга была «бойкая и решительная, как сорвавшаяся с привязи лошадка, и очень умная», а Татьяна – по сравнению с ней – «спокойная и довольно ленивая»[327]. Ему импонировала их откровенность, как и то, что они не пытались «скрывать свои недостатки». А еще больше ему нравилась простота царской семьи, что стало для него приятным контрастом по сравнению с изматывающей и опустошающей жизнью в семье Лейхтенбергов, со всей ее напряженностью и интригами (эта супружеская пара переживала мучительный период скандального развода)[328].

После летнего пребывания в Петергофе осенью жизнь в Царском Селе вновь потекла по привычному распорядку. Николай по утрам часто был уже на ногах задолго до того, как вставала его жена, которая из-за нездоровья порой поднималась не раньше девяти. Дети тем временем завтракали наверху в детской. На завтрак у них обычно была простая пища, столь любимая в английских семействах, – овсяная каша, хлеб с маслом, молоко и мед. Иногда Николай ел вместе с ними, прежде чем отправиться к себе в кабинет на совещания с министрами. Когда девочкам исполнялось 8–10 лет, они считались уже достаточно взрослыми и воспитанными, чтобы присоединиться к своим родителям за столом для взрослых на первом этаже. Обеды часто проходили вместе с гостями или членами ближайшего окружения, пища тоже всегда была простой. Затем дети отправлялись обратно в свои классные комнаты, а Александра обычно проводила вторую половину дня за рукоделием, рисованием или писала письма до чая, который обычно подавали около пяти в лиловом будуаре царицы. В это время она предпочитала, чтобы Ники, по возможности, оставался с ней. Дети обычно появлялись там, только если их приглашали. По таким случаям они надевали свои лучшие платья. Вообще они могли прийти к ней в любое время, если на то была какая-нибудь особая причина.

Когда дети стали постарше, семейные ужины обычно проходили очень скромно, после чего остаток вечера семья проводила вместе: кто-то за рукоделием, другие до отхода ко сну играли в настольные игры или в карты, причем Николай часто читал вслух для всех[329]. Девочек никогда не видели без дела или скучающими, Александра с детства приучила их к тому, что они всегда знали, чем себя занять. Когда она отсутствовала дома, сопровождая Николая на мероприятиях, которые он должен был посетить, Александра отправляла девочкам маленькие наставительные записочки: «Ведите себя хорошо и помните: локти на стол не класть, сидите прямо и ешьте красиво»[330]. И она ожидала, что девочки тоже напишут хоть короткие записки в ответ. Типичный ответ Maman от Татьяны в 1905 году самым лучшим и опрятным почерком, написанный по-французски, мог быть таким:

Татьяна явно скопировала это откуда-то, потому что грамматически правильно здесь должно было быть «qu’elle est méchante» («когда она капризничает»), если она имела в виду себя.

Больше всего западную прессу, получившую в конце концов некоторые сведения о жизни царской семьи, поразили простота и размеренность этой жизни. Казалось удивительным, что четырем сестрам императорского семейства были доступны «обычные здоровые развлечения и радости, такие же, как и у обычных детей»[333]. Журналисты были поражены их воспитанием в английском стиле, когда занятия чередуются с длительным пребыванием на свежем воздухе и физическими упражнениями, когда все это заранее спланировано и происходит по установленному расписанию. Около одиннадцати, во время утреннего перерыва между уроками, Александра часто гуляла или каталась с детьми в парке в сопровождении одной из своих придворных дам, как правило, ее тогдашней личной фрейлины баронессы Буксгевден, которую они называли Иза, или Трины Шнейдер. Зимой она с детьми часто выезжала на прогулки в больших четырехместных санях. В такие моменты маленькая Анастасия, неугомонная любительница всяческих шуток и розыгрышей, то и дело «сползала вниз под толстый медвежий полог… и, сидя там, кудахтала, как курица, или лаяла, как собака», подражая Аэру, вредной маленькой собачонке Александры, которая имела обыкновение кусать за ноги. Иногда девочки пели по дороге в санях. «Императрица давала тонику», а из-под медвежьего полога раздавалось: «Бум, бум, бум, – и Анастасия заявляла оттуда: – Я – фортепиано»[334].

Девочки в семье Романовых редко бывали одеты богато. Даже в самые холодные дни они никогда не были «закутаны по общей моде», как сообщала своим читателям британская газета «Дейли миррор», поскольку царица придерживалась вполне британских взглядов в вопросах «гигиены»[335]. Теперь, когда Анастасии исполнилось четыре года, Александра стала одевать девочек в своеобразную неофициальную «форму» подходящих цветов, для каждой из двух соответствующих пар: «большой пары» и «маленькой пары», как она их назвала.

Это собирательное название, придуманное с большой любовью к девочкам, однако, положило начало семейной привычке обращаться к ним коллективно, а не как к отдельным личностям. У большой пары и маленькой пары была общая спальня на двоих. Спали они на простых, узких никелированных раскладных кроватях (переносных походных кроватях, какие использовались в армии, – отголосок спартанских условий детства Николая). Они принимали по утрам холодные ванны, вечером им разрешалось принимать теплую ванну. Старшие девочки одевались сами. Кроме того, Александра требовала, чтобы они сами застилали свои кровати и убирали свои комнаты. А доля лютеранского пуританства в характере императрицы сыграла свою роль в том, что по ее настоянию одежда и обувь детей передавались от старших младшим. «Шкафы с игрушками в детских императорских детей совсем не набиты до отказа множеством дорогих игрушек, которые считаются неизменным атрибутом многих детских в семьях среднего класса», – отметила газета «Дейли мейл», на самом деле «великолепные куклы, которые отправила правнучкам королева Виктория, достают только по праздникам»[336].

Однако самое большое впечатление на иностранных обозревателей произвело то, насколько и мать, и отец были доступны для своих детей. Несмотря на большую загруженность работой, Николай всегда старался закончить свои дела и покинуть рабочий кабинет в вечернее время, чтобы присутствовать при купании самого младшего ребенка. Он всегда находил время, чтобы поиграть с детьми или почитать им по вечерам. Родители стремились привить своим детям высокие нравственные нормы. На Александру большое влияние оказали идеи популярного американского священника пресвитерианской церкви Джеймса Рассела Миллера, чьи назидательные брошюры, такие как «Секреты счастливой семейной жизни» (1894) и «Жизнь в браке» (1886), издавались миллионными тиражами и имели большой успех. Она отметила в этих брошюрах множество цитат о радостях семейной жизни, о детях как о «Божьем идеале завершенности» и об ответственности родителей за формирование характеров детей в любящем христианском семействе. «Да поможет нам Бог дать им хорошее и качественное образование, сделать их прежде всего отважными маленькими христианскими солдатами, сражающимися за нашего Спасителя», – сказала она в 1902 году своему старому другу епископу Бойду Карпентеру[337].