По другим слухам, к императрице привезли полуслепого калеку по имени Митя Коляба, который, как полагали, обладал сверхъестественной силой (правда, только во время сильных эпилептических припадков), чтобы он сотворил чудо для императрицы. Когда его привели к Александре, он ничего не сказал ей, но позже предсказал ей рождение ребенка мужского пола, за что благодарная императорская чета отправила ему свои подарки[150]. Но ничто не могло ослабить тревогу Александры и снять растущее напряжение, которое лишь усилилось после того, как ее сестра Ирэна, жена принца Генриха Прусского, родила в ноябре второго мальчика, а в январе сестра Николая Ксения родила своего второго ребенка, на этот раз сына.

Хотя в целом ей уже было значительно лучше, Александра еще не находила в себе сил вернуться к своим общественным обязанностям, пусть даже и в инвалидном кресле (приступы ишиаса по-прежнему мучили ее, вызывая боли в пояснично-крестцовой области, которые лишь усиливались беременностью). «У меня сейчас неприглядный вид, и я боюсь после Пасхи предстать в таком ужасном состоянии перед императором Австрии, – писала она Эрни. – Я могу ходить не более получаса, дольше не выдерживаю, очень устаю, а стоять я совсем не могу»[151]. Она переносила боль с характерной для нее стойкостью, ибо «может ли быть счастье больше, чем жить для маленького существа, которого ты хочешь подарить своему любимому мужу». Про Ольгу же она писала так: «Малышка растет и пытается разговаривать, прекрасный воздух придает ее щекам приятный румянец. Она, как яркий маленький солнечный лучик, всегда весела и улыбчива»[152].

В конце мая Николай и Александра перебрались в Петергоф, чтобы там дождаться рождения второго ребенка, которое и произошло 29 мая 1897 года. Роды, что вновь принимали доктор Отт и акушерка Гюнст, были на этот раз менее продолжительными, и ребенок тоже был меньше, 8¾ фунта (3,9 кг), но пришлось опять прибегнуть к щипцам[153]. Однако это опять была девочка. Ее назвали Татьяной. Она была на редкость хорошенькая, с темными вьющимися волосами и большими глазами – точная копия своей матери.

Говорят, что когда Александра пришла в себя после наркоза, который пришлось применить во время родов, и увидела вокруг «встревоженные и озабоченные лица», она «громко, истерично разрыдалась». «Боже мой, опять дочь! – восклицала она. – Что скажет народ? Что скажет народ?»[154]

10 июня 1897 года (НС) королева Виктория направила резковатую записку своей дочери, принцессе Беатрис: «У Алики – 2-я дочь, как я и ожидала»[155]. Возможно, у королевы был дар предвидения. Между тем Николай воспринял рождение второй дочери со спокойной невозмутимостью. Это был, как он писал, «второй такой светлый, радостный день в нашей семейной жизни… Бог благословил нас маленькой девочкой – Татьяной». Его сестра Ксения вскоре посетила их: «Я вошла и увидела Аликс, которая держала на руках девочку. Она выглядит чудесно. Малышка такая миленькая, и они с матерью похожи как две капли воды! У нее маленький ротик, такой хорошенький»[156].

Но в остальной части российской императорской семьи преобладало мрачное чувство. «Все были разочарованы, так как ждали сына», – признался великий князь Константин. Брат Николая Георгий телеграфировал с Кавказа, где он находился на лечении от туберкулеза, сообщая, что он разочарован тем, что это не племянник, поскольку рождение наследника избавило бы его от обязанностей царевича: «Я уже готовился к отставке, но этому не суждено было случиться»[157].

«Радость царя возросла, но удовлетворение – едва ли», – отметила одна британская газета в ответ на новость о рождении дочери в царской семье. «Царица вчера подарила Его Императорскому Величеству вторую дочь – неутешительная новость, учитывая, что государь молится о ниспослании ему сына и наследника. Неудивительно, что в придворных кругах неодобрительно покачивают головами, а надежды великих князей на трон растут»[158]. Николай не выказал публично никаких признаков разочарования, однако несколько дней спустя в газете «Бостон дейли глоб» сообщалось, что царь «очень тяжело переживал, что в очередной раз родился ребенок не мужского пола, не наследник», – и делалось совершенно ошибочное заявление, что он «погрузился в депрессию». Между тем, по некоторым сообщениям, весьма амбициозная Мария Павловна, жена великого князя Владимира, будучи сама матерью троих мальчиков, «спрашивала совета у цыганки-гадалки, которая предсказала ей, что один из ее сыновей будет сидеть на престоле России»[159].

Неудивительно, что Николай и Александра дистанцировались от этих коварных сплетен и держались подальше от глаз общественности, в Царском Селе. Александра была измучена, хотя она и оправилась от этой беременности быстрее, чем после первой. Теперь, когда у нее было двое детей, средоточием семейной жизни в Александровском дворце все чаще становился ее лиловый будуар, созданный Мельцером, – комната, где она проводила бо́льшую часть своего дня. Здесь, по мере того как увеличивалась семья Александры, накапливался эклектичный набор памятных вещиц, и, если не считать периодических косметических ремонтов, за последующий двадцать один год в этой комнате ничего не изменилось.

Два высоких окна выходили на восточную сторону, на Александровский парк и пруды за его пределами. Поблизости, прямо под окнами, была большая деревянная стойка с вазами, полными свежесрезанными очень душистыми цветами, особенно сиренью, которую Александра обожала. Кроме того, повсюду были расставлены розы, орхидеи, фрезии и ландыши (многие из этих цветов специально выращивались для Александры в дворцовых теплицах), а также папоротники, пальмы, аспидистры и множество других цветов в вазах из севрского и другого фарфора. Простая, выкрашенная в белый цвет мебель из лимонного дерева, обшивка стен деревянными панелями кремового оттенка и мерцающий серым и лиловым шелк обоев и драпировка окон были тщательно подобраны, чтобы соответствовать сиреневым оттенкам мягкого шезлонга-дивана Александры с кружевными подушками. Эта кушетка была скрыта за деревянной ширмой от сквозняков. Еще в комнате было белое пианино, письменный стол и личная библиотека с любимыми книгами царицы. И всегда под рукой была также корзина с игрушками и играми для детей, поскольку именно здесь семья любила собираться вечерами[160].

В августе 1897 года, во время ответного визита в Россию для содействия образованию франко-русского альянса, президент Фор с радостью навестил «маленькую княжну Ольгу». Он с удовольствием качал ее на колене, значительно дольше, как было отмечено, чем «это было необходимо по протоколу», а также подержал на руках маленькую Татьяну[161]. Президент привез Ольге дорогой подарок – чемодан из марокканской кожи с тиснеными инициалами и гербом Ольги, а в чемодане – три изящные французские куклы[162]. У одной из них было «полное приданое: платья, белье, головные уборы, тапочки, все принадлежности для туалетного столика – все это очень искусно и точно выполнено»[163]. Эта кукла была одета в синий нежный шелк сюра, отделанный лучшим валансьенским кружевом, и когда нажимали пружину у нее на груди, ее восковой ротик открывался и кукла говорила по-французски: «Добрый день, моя дорогая мамочка! Хорошо ли ты спала сегодня?»[164]