Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Нинон разжала кулаки и попыталась откатиться от него. Тело ее не слушалось, она нуждалась в помощи. Вспомнив собственные ощущения от яда и вызванного им паралича, Мигель обнял ее, стараясь успокоить своей близостью, поскольку не мог найти подходящих слов утешения. Она доверчиво свернулась клубочком у него под боком, хотя и не выглядела замерзшей и снова могла ровно дышать.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, моля про себя, чтобы ей не было очень больно.

— По-разному, — ответила она. — В основном, сильной. Мое сердце никогда еще так не билось, и я снова могу дышать. Будем надеяться, что твой дар позволит мне всегда оставаться такой… или хотя бы до тех пор, пока я не уничтожу Сен-Жермена. — Она подняла на него глаза и заботливо спросила: — А ты как? Тебе не холодно?

— Нет, абсолютно. Это странно?

— Нет, это хорошо. Думаю, так оно и должно быть.

Полежав еще немного, они наконец оделись и принялись говорить на отвлеченные темы. Вместо того чтобы планировать побег, они наконец побаловали себя «беседой под одеялом», которую в свое время пришлось опустить в силу чрезвычайных обстоятельств. Правда, у них она была гораздо мрачнее, чем у других пар.

— Твои губы произнесли «Привет!», а глаза сказали «Черт возьми!». — Она даже нашла в себе силы пошутить.

— Слишком много неудавшихся первых свиданий, — ответил он.

Улыбка заиграла у него на губах, но не коснулась глаз. Было бы странно предполагать, что у него выдался гораздо более трудный день, чем у нее. Но, наверное, так оно было. Он фактически потерял невинность, познакомившись поближе со своим зверем. То, что она была добровольной жертвой и что он все-таки ее не убил, являлось слабым утешением.

Он переступил черту, и назад пути не было — они оба это осознавали.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала она. — Даже лучше, чем прежде.

— Ты тоже, хотя мы теперь не совсем похожи на нормальных людей.

— Да уж, не совсем. Хотя мне нравится, какие у тебя глаза — загадочные и сверкающие, как лакированная кожа.

— Глаза, как лакированная кожа… Ты говоришь обо мне, как о плюшевом мишке, напичканном любовью и добротой, — заметил Мигель ровным голосом. — Я же набит кое-чем очень-очень плохим. Хотя, думаю, ты и сама уже успела догадаться.

Она пожала плечами.

— Я тоже не ангел. Но это еще не повод кусать локти. Далеко не повод. — Он выглядел весьма скептически настроенным, поэтому она сочла нужным добавить: — У тебя просто сейчас обострение неизвестной науке формы «постсовокупительной» вампирской депрессии. Не заморачивайся. Думаю, из нас получится неплохая команда. Если, конечно, ты не передумал двигаться со мной дальше…

Он взял ее за руку, их пальцы переплелись.

— Не передумал. Просто я должен рассказать тебе еще одну вещь о вампирах, и мы больше не будем поднимать эту тему.

— Только одну? Я несказанно рада.

— Да, но зато какую! Мы, дети Дымящегося Зеркала, бесплодны, — предупредил он. — Мы живем так долго за счет наших неродившихся детей, детей их детей и так далее. И только вампиры-самцы могут обращать людей в вампиров. Думаю, мне стоило сказать об этом раньше.

— Все в порядке. Я не хочу увеличивать количество вампиров. К тому же у меня уже был ребенок. Одного вполне достаточно.

Более чем достаточно. У нее не было ни малейшего желания снова испытывать безграничную привязанность к существу, которое вынашиваешь в себе, которому даешь жизнь и которое затем стареет у тебя на глазах и умирает. Точно так же, как и все ее друзья и любовники старели и отходили в мир иной.

«Ты могла сделать его таким же, передать ему свой темный дар», — заметил внутренний голос. Он тоже стал звучать сильнее.

«И проклясть его? Собственного сына? Нет. Я никогда и ни с кем так не поступлю».

«За исключением тех, кто уже проклят, как Мигель?»

Нинон посмотрела на Мигеля, но ничего не сказала. В этом не было необходимости. Решение было принято и приведено в исполнение. Она обратила Мигеля только потому, что тьма уже пустила в нем свои ростки. К тому же ему грозила опасность еще большего зла, которое заставило бы его причинять вред людям.

Она была у него первой, как и он у нее. Они обменялись своими проклятиями и, возможно, тем самым спасли друг друга от жестокой напасти — по крайней мере, на некоторое время. Вот только это событие не из тех, что обводят на календаре, а потом празднуют каждый год.

— А что… твой настоящий отец? Шотландец? Он и есть вся твоя родня? — вдруг спросила она. — У тебя есть кто-то, перед кем придется открыться?

— Нет. Мой биологический отец давно умер. — При этом он не упомянул мать, а она не стала спрашивать. — Братьев и сестер у меня тоже нет.

— Сочувствую. — Она нахмурилась. — Но если у тебя нет семьи, человеческой, о которой ты бы беспокоился, зачем же ты вернулся сюда и столкнулся с Дымящимся Зеркалом?

— Явно не за утешением, — сказал он, криво улыбнувшись. — Думаю, меня привело сюда то же, что и тебя. Мне нужна была помощь. Жажда крови переполняла меня. С этим срочно нужно было что-то делать. Или умереть. Не думай, что эта мысль не приходила мне в голову. Она до сих пор со мной как запасной вариант. Но в основном, конечно, я искал выход. Я думал, что древние скрижали смогут мне что-нибудь рассказать.

Нинон сочувственно кивнула.

— Я тоже так думала и сильно расстроилась, когда узнала, что самый большой камень пропал.

— Сомневаюсь, что из меня получится хороший вампир, — сказал Мигель безучастно. — Я всегда был жаворонком. Я знаю, что некоторые из них могут и днем выходить на свет, но приятного в этом мало.

— Тебе не нужно быть хорошим. Достаточно быть просто неплохим, — ответила она. Это была горькая правда, и она надеялась, что он уже достаточно опытен, чтобы понимать. Есть вещи, в которых нельзя одержать верх. А победой считается ничья. — Во всяком случае, у тебя может и не быть проблем с дневным светом. Время покажет.

— Да уж. Расскажи о своем отце, — попросил Мигель. — Я все пытаюсь его представить.

Нинон задумалась. Как можно охарактеризовать такого непростого человека, как ее отец? Психиатр бы сказал, что своими метаниями в любви и отношениях она большей частью обязана отцу. В конце концов, у него был несчастливый брак, и во многом по его вине. Очень несчастливый. Такой несчастливый, что отец вступил в связь с замужней женщиной, совершил убийство ради ее спасения, после чего бежал из страны, оставив на произвол судьбы тринадцатилетнюю дочь, к которой тут же, словно мухи на мед, слетелись растлители и охотники за приданым.

Несмотря на это, она любила его и была бесконечно благодарна за то, что он научил ее быть собой. Принимать жизнь такой, какая она есть, — со всеми радостями и невзгодами. Она рано усвоила этот урок.

— Мой отец был музыкантом, а в те времена отдаваться сердцем и душой музыке или танцу было непрестижно. Как-то раз они с Готье устроили дуэль на лютнях и играли тридцать шесть часов кряду. Победил мой отец, а Готье рухнул от изнеможения. Отец учил меня играть с такой же страстью, хотя мать и иезуиты считали, что это грешно. Ты тоже играешь?

Он помолчал.

— Когда-то играл. Теперь уже нет.

Она потрогала шрамы на руках Мигеля, которые проступили после электрического удара, и теперь светились вместе с остальными. Такие же были у него и на ногах.

— Мигель, неужели он?.. — спросила она робко, когда он не стал развивать эту тему. — Извини. Мне не нужно было…

— Не стоит. Все в порядке. Как странно, что шрамы видны. Обычно они незаметны. — Он сжал кулаки, но только указательные пальцы не дрожали, касаясь ладони. — Да, это Дымящееся Зеркало постарался. Он чувствовал, что меня не так-то просто заставить отречься от христианства.

— Вот сволочь! — выругалась она.

— Да уж. И не только. Как там в Экклезиасте: что создано кривым, прямым уже не станет? — Он снова сжал кулаки. Сейчас ему это далось легче. — Это было не смертельно, но вполне достаточно, чтобы я больше не играл на гитаре, по крайней мере фламенко. А это было для меня всем.

32
{"b":"275057","o":1}