Одно было ясно как божий день. Враг, кто бы он ни был, опирается на поддержку в силовых структурах. Значит, налицо измена.

«Предают только свои», – подумал глава государства, одним глотком заканчивая с «Тархуном» и гася сигарету в пепельнице.

* * *

Человек с волевым лицом, вернувшийся утром из Санкт-Петербурга, предъявил пропуск охраннику на входе в административное здание, ни к месту воткнутое в тихом Большом Киселевском переулке. Охранник козырнул вошедшему, и Волевой прошел в обширный холл. Потом еще один пост охраны, у лифтов, снова потребовал пропуск. Затем Волевой поднялся на лифте, засунул пропуск в специальную щель под панелью управления и оказался в закрытом крыле здания. Сюда из всей службы, насчитывающей десятки тысяч сотрудников, могли попасть не более пяти-шести человек. В личные апартаменты директора службы вызывали только самых доверенных. Волевой был как раз из них.

– Где Март? – спросил вошедшего генерал, который стоял к нему спиной и смотрел на огромный аквариум, где плавали среди кораллов тропические рыбки.

– Там, где его никто не найдет. Над телом хорошо поработали, опознать невозможно.

– Генетический материал?

– У СНБ уже есть генетический материал Марта. И его труп официально опознали семь месяцев назад. Кому будет интересен очередной неопознанный труп? Это если найдут еще, в чем я сомневаюсь.

Генерал резко обернулся:

– А ты не сомневайся! Найдут. Ты что думаешь, Сальников или Блинов тупее тебя? Да они такие дела проворачивали, тебе это и не снилось. Это тебе не с ксивой банки трясти. Они собаку сожрали на оперативной работе. Сейчас на них Стрелец надавит, так они что хочешь найдут.

Волевой нахмурился. Было видно, что его шеф боится.

– Ну, найдут и найдут. Пусть удивляются, что у них покойники по земле разгуливают.

– С доктором все чисто?

– Да. Никто и пикнуть не успел. Убрали всех троих. Еще сюрприз оставили.

Когда Волевой собирался выходить, генерал остановил его коротким вопросом:

– Не западло тебе предателем быть?

Человек застыл перед дверьми и медленно повернулся лицом к своему начальнику:

– Мы не предатели, товарищ генерал. Мы – санитары леса. Стрельченко – реальный маньяк. И его убирать надо, пока не поздно. Пока он нас самих в расход не списал. Вместе с вашими зарубежными дружками и молодой женой…

Генерал ничего не ответил, он снова повернулся к Волевому спиной и начал постукивать пальцем по стеклу аквариума.

Сархан[6] Зафар Мирзапур сегодня проснулся в пять, на час раньше, чем обычно. Ему опять снились родители. Высокий, улыбающийся отец с белозубой улыбкой таскал его на руках и гудел, изображая самолет, а маленький Зафар визжал от восторга. Мать, теплыми, нежными руками поправляющая ему воротник смешного школьного костюмчика перед отправкой в первый класс. О Аллах, как давно это было! Словно в другом тысячелетии.

Тогда, в другой жизни, маленький Зафар носил фамилию Баргази и жил в большом доме на западной окраине Тегерана. Дом был родовым гнездом уважаемого семейства Баргази, давшего Ирану целую плеяду дипломатов и военачальников.

Отец Зафара служил в знаменитой гвардии шахиншаха Резы Пехлеви, джавидан, а мать происходила из семьи знаменитых на весь Иран врачей. Дом всегда был полной чашей, большой сад, толпа родственников и друзей. Все закончилось в январе 1979 года…

Зафару запомнился тот январский день, когда он последний раз видел своих родителей.

Отец, в темно-зеленой полевой форме, обвешанный оружием и пахнущий чем-то резким и неприятным. Мать с красными заплаканными глазами, такой Зафар ее никогда не видел. Отец громко кричал на мать, подгоняя ее, а мать, всхлипывая, никак не могла оторваться от сына. На улице отчетливо слышались нечеловеческий, звериный рев толпы и частая автоматная стрельба.

Потом долгая трехдневная дорога на север в кузове трясущегося грузовика, набитого вонючими овечьими шкурами. В приграничном городке Джульфа его ждала новая семья.

Когда-то давно остовар[7] пограничной жандармерии Абдель Мирзапур совершил проступок. Слишком гуманно обошелся с задержанными исламистами. Кто-то донес, и жандарма немедленно арестовала шахская госбезопасность, САВАК. Судьбу несчастного Абделя можно было считать решенной, так как вырваться из цепких лап тайной полиции мало кому удавалось. Но ему повезло, у него нашлись высокопоставленные родственники в столице. Именно Джавад Баргази, отец Зафара, заступился за Абделя и снял его с крючка. Когда тот приполз к нему на коленях, благодаря за спасение, Баргази поднял его с колен и сказал:

– Не стоит благодарности, Абдель. Но придет время, и ты окажешь услугу мне или моей семье.

Когда десятилетнего грязного и заплаканного Зафара привезли в Джульфу, новый отец, Абдель, осмотрел его со всех сторон и чуть подтолкнул в спину.

– Заходи, Зафар. Добро пожаловать в новый дом.

Революция в Тегеране победила, следом за революцией, как обычно, пришли хаос, террор и расправы над неугодными. В период хаоса выправить новые документы несложно, чем немедленно воспользовался Абдель, оформив Зафара на свою фамилию. И приказав, именно приказав, забыть свое прошлое.

– Запомни, Зафар, одним словом ты можешь погубить не только себя, но и всю мою семью. И навредить своим родителям.

Навредить отцу с матерью Зафар никак не хотел и дал клятву на Коране, что забудет свое прошлое.

Через год началась война с Ираком, и старшие приемные братья ушли на фронт. Отчим тоже редко появлялся дома, отлавливая контрабандистов, которых с началом войны расплодилось немерено, несмотря на драконовские законы исламского государства и военного времени.

Жилось крайне тяжело, скудного жалованья отчима едва хватало на грубую пищу, но Зафар терпеливо ждал, когда ему исполнится пятнадцать. В 1985 году, достигнув нужного возраста, он бросился в ближайший исламский комитет записываться в «басидж». Силы самообороны, входящие в состав Корпуса стражей исламской революции, для любого персидского пацана из бедных слоев – это реальный шанс выйти в люди. А выйти в люди пятнадцатилетнему Зафару Мирзапуру хотелось очень. Ему до смерти надоело жить в нищей семье, и, когда появился шанс уйти на фронт, он даже ни секунды не раздумывал.

Через два месяца он уже оказался в госпитале. Его ранило в первом же бою. Не имея достаточно техники на вооружении, революционное правительство Ирана предпочитало расчищать минные поля атаками фанатичных подростков из «басиджа». Мина взорвалась под ногами впереди идущего Камиля, разорвав его и еще трех «басиджей» на куски, но Зафара только посекло осколками.

Первого иракца, пожилого седого пленного, он убил по приказу горухбана[8] по возвращении из госпиталя. Араб, стоя на коленях, плакал и молил о пощаде, протягивая ему маленькую фотокарточку с изображением улыбающихся детей, а Зафар медленно, словно она весила целую тонну, поднимал автоматическую винтовку G3, слушая выкрики горухбана.

Выстрел – и араб, захлебнувшись криком и дергая ногами, покатился в противотанковый ров. Зафара затошнило, но горухбан, хлопнув его по спине, сказал:

– Молодец! Настоящий солдат. Беспощаден к врагам и смел в бою…

Как ни странно, первое убийство, хоть и безоружного пленного, помогло Зафару освоиться на передовой.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.