—      Оставь себе, Султана!

Но та неохотно сняла ожерелье и положила его обратно в шкатулку. Она сидела молча, низко опустив голову.

—      Хорошо, что вы свой человек. Девушка не должна так вести себя. Что о ней подумают, если она поступит так при посторонних? Я не сторонница того, чтобы потакать капризам девушек. Можешь купать своих детей в золоте, но всегда строго следи за ними, тогда они вырастут послушными. Нынешняя молодежь — это несчастье,— пытаясь сгладить свою резкость, добавила Разия Бегум.

Дождавшись, когда она кончит, заговорил Нияз.

— Она надела его, пусть у нее и останется.

—      А за сколько вы его купили?

—      Зачем вам это знать? Я не собираюсь брать с вас за него деньги,— засмеялся в ответ Нияз.

Разия Бегум некоторое время препиралась, но потом все-таки согласилась принять подарок. Они долго сидели, болтая о том о сем. Нияз и на этот раз покинул их дом поздно вечером.

30

Постепенно у него вошло в привычку чуть не через день заходить в их дом, часами сидеть там, болтая с Разией Бегум и бросая украдкой взгляды на Султану.

Однажды он пришел, когда дома были только Султана и Анну, уснувший над книгой. Султана пригласила Нияза сесть и сказала, что пойдет позвать маму, которая вышла к соседям. Но не успела она повернуться, как Нияз схватил ее за руку. Он сделал это так резко, что разбились все ее чури .

—      Что же вы наделали?—огорчилась Султана.— Совсем новые, вчера только надела их.

—      Наденешь другие!—засмеялся Нияз.

—      Мать и так не разрешала мне их надевать. Теперь она мне задаст.

На лице ее была неподдельная печаль. Нияз вытащил из кармана пачку денег и положил ее перед девушкой.

—      Ну что ты так расстраиваешься? Вот возьми, купишь себе другие.

Султана никогда в жизни не видела столько денег. Она изумленно уставилась на пачку, помолчала немного, а потом тихо сказала:

—      Мне не нужны ваши деньги.

Нияз снова взял ее за руку, усадил рядом:

—      Ну присядь, я же не съем тебя.

Она смущенно отодвинулась от него подальше. В предвечерних сумерках девушка казалась еще красивее: большие глаза, прикрытые длинными, густыми ресницами, золотистые блики на щеках, стройное, гибкое тело... Нияз совсем потерял голову.

—      Можно, я тебе что-то скажу?

—      Говорите.

Но он не смог сказать того, что хотел, и срывающимся от волнения и смущения голосом проговорил:

—      Я поговорю с твоей матерью.

Султана не поняла его.

—      А мне сказать вы боитесь?

Нияз заглянул в ее глубокие, почти бездонные глаза.

—      Султана, ты мне очень нравишься,— наконец проговорил он.

Девушка сидела молча, опустив голову, и теребила конец шарфа.

—      Ты не догадываешься, почему я прихожу сюда так часто?—продолжал Нияз. Ему хотелось сказать ей все.

—      Нет, откуда же? — неохотно ответила она.

—      А если я скажу, что бываю здесь только ради тебя?

—      Это неправда! — резко ответила Султана.

—      Как мне это доказать тебе? — засмеялся Нияз.

—      Сидите всегда и болтаете с мамой, а говорите, что ходите ради меня. Зачем это вам ходить ради меня?

—      Но глаза мои все время ищут тебя!

—      Почему? — простодушно спросила Султана.

—      Сядь рядом, я тебе скажу.

—      Нет, мне и здесь хорошо.

Каждый жест, каждое слово Султаны разжигали Нияза.

—      Тогда я сяду рядом с тобой! — заискивающе обратился он к девушке.

—      А там вам сидеть неудобно? — быстро отозвалась она.

—      Ну хорошо, взгляни на меня!—уговаривал он ее.

—      Пожалуйста!—подняла она на него глаза. Он снова заглянул в них, и у него перехватило дыхание.

—      О! — простонал Нияз. Султана удивленно смотрела на него.

Нияз собирался сказать еще что-то, но в это время пришла Разия Бегум, и он быстро отодвинулся от Султаны.

—      Вы давно здесь? Я была в соседнем доме, могли бы крикнуть меня.

—      Да нет, только что! — соврал Нияз.

—      Султана, ты даже не угостила гостя паном *.— Она пододвинула к себе коробочку с пряностями и стала приготовлять пан.

Султана немного посидела с ними, не вступая в разговор, потом пошла и улеглась в постель. Нияз был в отличном расположении духа. Весь вечер он смеялся и шутил.

VI

Наступил вечер. В лавке у Нияза горит лампа. Хозяин шепотом разговаривает с каким-то мужчиной. Они торгуются, но никак не могут договориться. Нияз не хочет

платить за товар больше ста рупий, а тот не соглашается отдавать меньше чем за сто десять.

—      Хорошо, прибавлю еще пять рупий. Согласен? А нет, так ступай в другое место. Но смотри, если тебе и там дадут столько, сколько я, возвращайся ко мне.

—      Никуда я не пойду! Я продам тебе, но не меньше чем за сто десять. Бери,— он передал Ниязу две пары часов.

—      Нет, друг! Больше, чем я сказал, я тебе не дам.

—      Клянусь богом, на базаре каждые из них стоят больше двух сотен. Я всегда уступал тебе и сегодня уступить?

—      Часы, кажется, хорошие, но ведь реализовать их тоже нелегко. Того и гляди попадешь в руки полиции,— сказал Нияз.

—      Не будем спорить, Нияз-бхай . Мы ведь с тобой не первую сделку заключаем. Видит бог, из моих рук в твои перекочевало товаров не на одну тысячу рупий. Не всегда же тебе иметь огромную выгоду. Давай, выкладывай деньги.

—      Пожалуйста, сто пять, как я уже говорил.

—      А, ладно! Давай сколько хочешь!—потерял терпение собеседник Нияза.

Нияз вытащил из кармана пачку денег и отсчитал сто пять рупий.

—      На чай хоть прибавь немного.

Нияз бросил ему монетку в восемь анн и процедил сквозь зубы:

—      Возьми. Аж тошнит от твоей жадности.

Гость пересчитал деньги, спрятал их в карман и довольный вышел из лавки. Нияз внимательно рассмотрел часы — они были совсем новые. Он отнес их во внутреннюю жилую комнату и спрятал в шкаф.

Вернувшись, он застал в лавке Ношу. В руках он держал какую-то деталь от мотоцикла. Нияз только мельком взглянул на нее, вытащил из кармана десять рупий и протянул их Ноше.

—      Иди, развлекайся.

Ноша застыл на месте — у него еще никогда не было таких денег.

—      Ну чего ты смотришь на меня, спрячь деньги в карман,— со снисходительным великодушием сказал Нияз.

Ноша дрожащими руками спрятал деньги, вышел из лавки и побежал искать Раджу. На обычном месте он нашел только Шами. Ноша даже расстроился: ему так хотелось поскорее похвалиться деньгами.

Но Шами доложил ему, что Раджа в доме Кале-сахиба играет в лото и просил его, Шами, привести туда же и Ношу. Ноша обрадовался: сегодня-то уж можно будет поиграть как следует — деньги есть! Они вместе поспешили к Радже.

Дом Кале-сахиба стоял на окраине, там, где начинался христианский квартал.

В углу длинной, похожей на подземелье темной комнаты горела большая газовая печь. На низких скамьях сидели люди. Из-за табачного дыма с трудом можно было разглядеть их лица. В центре на высоком табурете в остроконечном колпаке, с черной золоченой тростью в руках, чем-то напоминая злого волшебника, восседал Кале-сахиб. На небольшом столике перед ним стояла корзинка. Пухленький мальчик, лет четырех-пяти, вынимал из нее фишки и передавал Кале-сахибу. Тот громко, как клоун в цирке, выкрикивал номера. Играющие быстро вычеркивали из своих карточек названные Кале-сахибом цифры. Все напряженно слушали его, боясь пропустить нужный номер. В это время смуглый мужчина в чалме поднял руку. Кто-то со злостью выругался. Поднялся гвалт.

Шами окликнул Раджу. Тот заметил друзей и подошел к ним. Ноше не терпелось усесться поиграть.

—      Послушай, дружище, этот Кале-сахиб — страшный мошенник,— отговаривал его Раджа.— Он всех за нос водит. Я здесь весь вечер и ни разу не выиграл.

Кале-сахиб устраивал игры каждую субботу. Уже несколько недель Раджа был его постоянным клиентом, но так ни разу и не выиграл. Всю неделю он копил деньги, а проигрывал их здесь за один вечер. После каждого проигрыша Раджа проклинал Кале-сахиба и самого себя, но продолжал ходить в этот притон как завороженный.