Шами осторожно выбрался из лавки. На солнце было нестерпимо жарко, а в тени — прохладно, даже озноб брал. Шами не торопясь побрел вдоль лавок. В одном из уголков базара росло большое дерево. Здесь в полдень часто отдыхали Раджа и прокаженный старик. Греясь на солнце, они вылавливали вшей. «Хорошо бы встретить сейчас Раджу,— подумал Шами,— выкурили бы по сигаретке».

Шами не успел еще отойти далеко от лавки отца, как в одном из базарных закоулков послышались шум, крики. Он побежал туда. У мечети гудела большая толпа, все говорили разом, поэтому было трудно что-нибудь понять.

—      Вора поймали в мечети! — пояснил ему какой-то зевака и, засмеявшись, добавил:—Пока бедняги верующие замаливали свои грехи, он охотился за их туфлями *.

Шами захотелось взглянуть на человека, совершившего кражу в священном месте, и он стал пробираться к центру толпы. Наконец он увидел высокого мужчину с непокрытой головой, в грязном жилете.

Но вот сквозь толпу протиснулся, поправляя фартук, приземистый здоровяк. Не долго думая, он размахнулся и... удар! Это словно послужило сигналом. Все набросились на вора, послышались проклятия. А он стоял молча, не пытаясь защищаться и не прося пощады.

Старик с длинной белой бородой повелительным жестом руки остановил разъяренных:

—      Зачем бить? Его нужно наказать так, чтобы другим было неповадно.

Шами не расслышал, как старик предложил расправиться с вором. Он только видел, как кто-то принес сажи и вымазал ею лицо вора; теперь на нем поблескивали только белки глаз. Привели откуда-то осла, посадили на него вора и, повесив ему на шею гирлянду из старых туфель, погнали осла по базару.

Толпа с хохотом шла следом. Мальчишки били в жестянки. Шами не отставал от них. Несколько раз он вырывал жестянку у рядом идущего мальчика и тоже ожесточенно стучал.

Торговцы выскакивали из лавок посмотреть на процессию. Стоял сплошной хохот.

Настроение у Шами поднялось, недавней тоски как не бывало. Он шел, припрыгивая и громко хохоча, как вдруг кто-то треснул его по голове — он едва удержался на ногах. Это был отец.

Процессия с шумом удалялась, а на бедную голову Шами сыпался удар за ударом. И откуда только сила бралась у этого больного человека! Он так исхлестал сына туфлей, что тот не мог уже подняться.

Подбежали несколько торговцев и стали уговаривать Далавер-хана:

—      Ну хватит, ребенок он! Не нужно так!

Один даже попытался схватить его за руку, но Далавер-хан вырвался и продолжал свое дело, приговаривая:

—      Оставьте меня! Я этому мерзавцу все ребра переломаю. Не успел глаз сомкнуть, как он уже исчез из лавки. Воры не щадят даже святую мечеть, что уж говорить о брошенной лавке.

В конце концов люди вырвали Шами из рук разъяренного Далавер-хана и отнесли в лавку. Правда, он пытался еще несколько раз наброситься на сына, но его удалось удержать. Забившись в угол лавки, Шами долго плакал. Всхлипывания раздражали отца, и он грязно ругался.

Базар вновь ожил. Говор толпы перемешивался с криками торговцев, зазывающих покупателей, и шумом моторов автомашин. Шами успокоился только к вечеру. Закрывая лавку, отец сказал ему:

—      Я схожу в одно место по делу, а ты ступай прямо домой.

Шами поспешно кивнул, но по дороге к дому встретил Ношу, важно вышагивающего посреди улицы. Ноша вытащил из кармана две купюры по десять рупий и гордо заявил:

—      Сегодня я богат.

— Откуда это у тебя?, — удивился Шами*

—      Достал!

—      Сразу двадцать рупий! Откуда?

—      Достал, да и все!

Шами тут же передумал идти домой.

—      Давай зайдем в чайную. Угости чем-нибудь.

—      Не сегодня, в другой раз.

—      Жадина! — разозлился Шами.

—      Ну и дурак же ты! Откуда у меня такие деньги? Ниязу несу плату за квартиру. Ясно? — рассмеялся Ноша.

—      Я и сам удивился, с чего это, думаю, ты разбогател?

—      Пойдем со мной к Ниязу. Это ж недолго.

—      Чаем угостишь?

Нет, у Ноши не было денег на чай, поэтому Шами отправился домой.

IV

Лавка Нияза находилась на небольшой улочке в нескольких шагах от базара. Раньше Нияз работал на мебельной фабрике, а потом открыл скупочную лавку. Здесь же он и жил в маленькой смежной комнатке.

Жена его уже несколько лет как умерла. Детей у них не было. Года через два после свадьбы она родила девочку, которая скончалась от воспаления легких, не прожив и полугода. Семь лет прожила с Ниязом жена, лелея мечту о сыне или дочке, да так бездетная и померла.

Нияз вторично не женился и вел жизнь холостяка. Он был еще не стар — лет этак тридцати пяти,— хотя заметно располнел, стал грузноватым и неповоротливым. Этому способствовала и сидячая работа, не требующая физического труда. Ему, правда, приходилось посещать аукционы или торги, но это случалось не часто.

Считался он старьевщиком, но занимался главным образом скупкой и продажей краденых вещей.

В лавке горела лампа. Нияз сидел, о чем-то глубоко задумавшись. Заметив Ношу, он спросил:

—      Тебе чего?

Ноша вытащил из кармана деньги.

—      Мать прислала плату за два месяца.

—      Почему только за два? — недовольно проворчал Нияз.— Почему не прислала все?

—      Она сказала, что за остальные два месяца заплатит в ближайшие дни. Просила вас не волноваться,— повторил Ноша слова матери.

—      Скажи ей, что так дело не пойдет. Нужно платить вовремя или подыскивайте себе другую квартиру.— Ниязу только этого и хотелось. Уже несколько человек обращались к нему с просьбой устроить для них жилье. Они были согласны, кроме ежемесячной оплаты, вручить ему еще тысячу-полторы рупий за «любезность». Нияз не хотел упускать из рук таких выгодных съемщиков. У него было два дома, которые достались ему почти даром от одного купца-индуса. Во время беспорядков этот индус поспешно распродал все свое добро и укатил в Бомбей, где была вся его семья.

Ноша уже собирался уходить, как Нияз спросил его, чем он сейчас занимается.

—      Обучаюсь в мастерской Абдуллы.

—      Вон как?! И давно?—с деланным удивлением продолжал допрос Нияз.

—      Уже с полгода. Теперь я даже зарплату получаю — двадцать рупий в месяц,— гордо ответил Ноша.

—      Это хорошо. Но Абдулла — мерзавец. Говорят, он здорово лупит вас. Теперь-то он разбогател. А раньше, когда только появился в наших краях, был помощником шофера у господина депутата. С ним рядом стоять было невозможно, так от него несло бензином и машинным маслом.

Ноша слушал молча. Нияз еще некоторое время рассуждал об Абдулле и его мастерской, а потом, понизив голос, вдруг предложил:

—      Представится случай, так стяни какую-нибудь деталь или инструмент. Украсть у этого негодяя — богоугодное дело.

Ноша испуганно уставился на Нияза.

—      Никуда больше не ходи,— продолжал тот.— Неси прямо ко мне. Выручишь себе деньги на мелкие расходы. Я слышал, ты любишь в кино ходить? Вот и будет тебе на билеты.— Сделав паузу, он спросил:—Ну так как?

Ноша снова промолчал.

—      Я ведь тебя спрашиваю?!—нетерпеливо повторил Нияз.

—      А если узнает мастер, что со мной будет?—струхнул Ноша.

—      Э-э! Когда он что-то заметит, будь поосторожнее. Я тебя сейчас научу,— успокоил его Нияз и предложил ему несколько вариантов кражи. Ноша никак не соглашался. Нияз, однако, не собирался отпускать его. Он протянул мальчику рупию:

—      Иди сходи в кино за мой счет.

Ноша стал отказываться, но Нияз сунул рупию ему в карман.

—      Не упрямься. Делай, как я тебе говорю — все будет в порядке.

Ноша смущенно вышел из лавки.

Под фонарем собралась вся ватага мальчишек с улицы. Мамед, торговец сигаретами, играл на свирели. Раджа подыгрывал ему, отбивая дробь на голом колене.

Ноша подсел к ребятам. Мамед наигрывал мелодию из кинофильма.

Кончив играть, он вытер губы:

—      Концерт окончен, гоните монету!

Ребята стали просить его сыграть еще что-нибудь.