—      Жара. Я всегда себя в жару плохо чувствую.

Вместо неумолимого кредитора теперь перед Салманом

стоял пожилой человек, уставший от жизненных невзгод и должников. Салман только этого и добивался. Почувствовав, что его хитрость удалась, он небрежно заявил:

—      Хан-сахиб, я еще не получил перевода из дому. Завтра-послезавтра он обязательно придет, и я оплачу ваш счет.

То же самое он говорил и две недели назад, и накануне вечером, поэтому Роушан-хан не поверил ему.

—      Так дело не пойдет, господин! Вам придется немедленно оплатить счет!

Он так громко выкрикнул это, что привлек внимание прохожих.

—      Уважаемый, зачем же шуметь, стоя в дверях? Войдите в комнату.

—      Мне и здесь хорошо! — снова загремел Роушан-хан.

—      Вы, несомненно, поссорились с кем-нибудь!—снова попытался свести все в шутку Салман.— Наверно, с вашей уважаемой супругой, а, хан-сахиб?

Роушану — в прошлом простому официанту, накопившему средства для открытия своего заведения чаевыми, показалось странным, что о его жене говорят с таким уважением. Однако слова Салмана ему понравились. Он улыбнулся:

—      Нет, она поехала погостить к родителям. Не с кем мне ругаться.

—      Скучаете, наверно? — обрадовавшись, что рыбка снова клюет, продолжал Салман.

Роушан-хан расхохотался, обнажив желтые кривые зубы. Салман уговорил его войти в комнату, усадил на единственный стул и принялся расспрашивать о житье-бытье. Неприятный для Салмана разговор закончился

56

тем, что ему удалось получить у Роушан-хана отсрочку еще на несколько дней. Но теперь он не сомневался, что, если в ближайшие дни не оплатит хотя бы часть долга, плохо ему придется.

Закрыв за Роушаном дверь, Салман бессильно опустился на стул. Он почувствовал себя вдруг мышью, попавшей в мышеловку и не находящей из нее выхода. Ему захотелось курить, но сигарет не было. Кругом валялись лишь пустые коробки да окурки. Он поднял один из них и закурил. После первой же затяжки в голове прояснилось. Салман швырнул окурок на пол и раздавил его каблуком.

Долго он сидел неподвижно, словно завороженный, а когда поднял голову, взгляд его остановился на термосе. В прошлом году летом мать дала его на дорогу, наполнив льдом. Салман немного поколебался, потом решительно встал, переоделся и, завернув термос в газету, вышел из дому.

Лавка Нияза была довольно далеко. Салман совсем ослаб от голода и с трудом дотащился до базара. В горле у него пересохло, он едва держался на ногах. Хорошо, что Нияз оказался у себя.

—      Что это вас сегодня привело ко мне?—спросил он Салмана вместо приветствия.

Салману не понравилась такая фамильярность. Он был сыном крупного чиновника, пусть провинциального города, но с чего это какой-то скупщик обращается с ним так запросто. Однако он молча развернул сверток и поставил на стол совсем новенький термос.

—      Продавать принесли?—удивился Нияз.

—      Да,— кивнул Салман.

Нияз взял термос, повертел его, рассматривая со всех сторон.

—      Это ваш собственный?—спросил он, подмигивая.

—      Впредь попрошу вас не задавать мне этого вопроса!— разозлился Салман.

—      Э, дружок, да вы обиделись!—рассмеялся Нияз.— Ну хорошо, сколько вам за него заплатить?

—      Сколько сочтете нужным.

—      Что это за разговор? А если я захочу его так просто оставить у себя?

—      Попросите меня, может, и оставлю! — в тон ему ответил Салман.

Ниязу такой ответ понравился.

—      О делах поговорим потом,— неожиданно сказал он,— давайте-ка выпьем по чашке чаю.

Нияз крикнул официанта из соседней чайной, заказал ему чайник чаю и сладостей. Салман стал было отказываться, но Нияз и слушать ничего не хотел.

Заметив, что официант все еще стоит, прислушиваясь к разговору, Нияз набросился на него.

—      Чего уставился? А ну-ка живо, Да скажи Шейху-джи, пусть пришлет самое свежее, а не то, что с утра лежит.

Официант ушел. Вскоре он вернулся с подносом. Нияз сам налил чаю Салману и настойчиво угощал его сладостями. Он делал все это совершенно бескорыстно, ему просто понравился этот тщедушный, но, видимо, гордый юноша.

—      У вас что-то не ладится? — как бы между прочим спросил гостя хозяин.

—      Если бы ладилось, я бы не принес к вам термос,— прямо ответил ему Салман.

Ниязу стало жаль его.

—      Вам нужны деньги,— участливо продолжал он.

—      Да, сколько вы мне дадите за этот термос?

—      Хватит, оставьте его в покое, будь он неладен! — Нияз вытащил из кармана пятьдесят рупий и протянул Салману.— Этого достаточно?

Салман ничего не понимал. «Что это значит?—подумал он.— Чего это он вдруг стал так внимателен ко мне?»

Видя, что гость молчит, Нияз настоятельно сказал!

—      Сначала положите это в карман.

Салман спрятал деньги.

—      А термос можете забрать с собой.

—      Почему? — снова удивился Салман.

Нияз хлопнул его по спине.

—      Друг мой, мы тоже знаем, что такое благородство. Деньги, проклятые, с одной стороны приходят, с другой — уходят. Говоря по правде, я и тогда не хотел покупать ваши часы, но потом решил: первое знакомство — что вы можете обо мне подумать. Времена-то ведь такие тяжелые.— Нияз говорил неправду. В тот день ему и мысли такой в голову не приходило. Если бы он смог, так не дал бы за часы более тридцати рупий. Но сегодня он был настроен по-иному.

Салман был потрясен. Человек, которого он считал отъявленным негодяем, оказался таким благородным! Но что ему ответить?

—      Пусть термос останется у вас,— выдавил он наконец.— Когда я верну деньги, тогда и заберу.

Нияз прикинулся оскорбленным.

—      Не надо обижать меня. У друзей счета ведутся в сердцах, а такие сделки между ними не годятся.— Он становился слишком бесцеремонным, но теперь это Салмана не раздражало. Они проболтали до вечера.

Нияз зажег лампу. Салман, пообещав наведываться, распрощался и вышел из лавки. В дверях он чуть было не столкнулся с каким-то пареньком. Это был Ноша. Он раньше заметил Салмана и быстро юркнул в сторону.

Переждав, когда Салман отойдет подальше, Ноша вошел в лавку.

Сегодня он не принес ничего, но хотел попросить у Нияза в долг одну рупию. Ноша договорился с Раджой и Шами пойти в кино. Однако стоило ему заикнуться о деньгах, как Нияз резко оборвал его:

—      Нечего зря шляться сюда! Будет что продать, так приходи!

—      Завтра я обязательно принесу вам что-нибудь,— пытался уговорить его Ноша,— только дайте сегодня одну рупию.

—      Я уже тебе раз сказал. Не приставай!

Ноша постоял перед ним, понурив голову, потом нехотя повернулся и пошел прочь.

—      Эй, так и уйдешь? — окликнул его Нияз. Ноша оглянулся: Нияз смотрел на него, улыбаясь. Он поманил Ношу пальцем, и тот, обрадовавшись, подбежал.

—      В кино собрался?

Ноша кивнул головой. Нияз хрипло засмеялся и одним духом вылил на него ушат ругательств. Затем достал из кармана рупию и швырнул ее мальчику.

—      Смотри, это кино тебя до хорошего не доведет!

Ноша молча поднял рупию.

—      Завтра обязательно принеси что-нибудь,— став вдруг серьезным, строго сказал Нияз,— а то больше ни рупии не получишь.

Ноша радостно закивал и стремглав выскочил из лавки. Он быстро добежал до своего переулка. Фонарь на углу уже горел, но Раджи там не было. На заборе соседнего дома сидел Шами. Ворот рубахи у него был разодран, из нижней губы сочилась кровь.

Он взглянул на Ношу глазами, полными слез, и обтер полой рубахи кровь с губы.

—      Что случилось? Отец всыпал?—спросил Ноша.

Шами отрицательно замотал головой.

—      Нет!

—      Так что же?

Шами опять ничего не ответил, из глаз его брызнули слезы.

—      Да что же случилось, наконец? — разозлившись, набросился на него Ноша.

—      Сын доктора Мото и их слуга избили,— едва выговаривая слова, сквозь слезы ответил Шами и залился пуще прежнего.