Я тебя никогда не брошу, моя несравненная! Я здесь, около тебя!
Да, и еще чем-нибудь меня скомпрометируешь! Ах, кончится тем, что ты доведешь меня до вертела или до кастрюли! Кудах...
Я отыщу тебе отличного зерна...
А катышек? Разве ты дашь мне катышек?
Я постараюсь...
Постараешься! Знаю я, как ты постараешься!
Я сделаю все, что совесть и честь дозволят...
Совесть и честь! Я говорю про катышки, а ты про совесть и честь! Разве это имеет между собой какое-нибудь отношение?
Но позволь тебе объяснить... совесть и честь...
Я сама понимаю, что это такое совесть и честь! Пожалуйста, без объяснений! Можешь быть уверен, что я стала бы презирать всякого, кто отказался бы от поединка, кто...
Но...
Пожалуйста, не спорь, у меня и так страшно рас« строены нервы! Ты эгоист, и больше ничего! Ты мог бы помочь мне и не хочешь! Кудах-тах-тах!..
Я не хочу? Только скажи!.. Только прикажи!..
Кудах-тах-тах! Кво! Квої
Скажи!.. Прикажи!..
Ты сходишь к Модесте Петровне?
К Модесте Петровне?
Ну, да! К лисиньке! Разве ты ее не знаешь?
Это та, что жила в березовой рощице?
Да! Сходишь? Узнай, вернулась ли она с богомолья, и если вернулась, скажи, что я ее умоляю исполнить свое обещанье проведать меня, что я ее жду здесь, на плетне... где мы уже раз виделись...
Разве теперь воротца в березовой рощице не на замке?
Конечно, нет!
И... Модеста Петровна свободно везде бывает?
Везде! Сусанна перед отъездом отдала ей ключ от замка и подарила рощицу! Что ж ты не идешь?
Я хочу только тебе посоветовать...
Ах, вот она сама идет! О, какое счастье! Какое счастье!
Авдотья Федотовна спрыгнула с плетня на поле и в восторге принялась хлопать крыльями и приседать.
Фингал тоже перескочил в поле.
Модеста Петровна приближалась не спеша, глядела кротко и задумчиво, улыбалась приветливо и меланхолически; двуличневая мягкая шубка переливалась на ней то красноватым, то желтоватым цветами, пушистый хвост тихо волновался, словно желал обнять весь куриный мир.
Здравствуйте, милое дитя...— сказала она, останавливаясь поодаль.— Но, быть может, я вам помешала?..
И она скромно обратила глаза на Фингала.
Ах, нет, нет! Как можно! Нисколько не помешали!— закричала Авдотья Федотовна.— Это Фингал... Я хотела его послать...
Боже мой! Какая неожиданная встреча! — воскликнула Модеста Петровна, подпуская в свои ясные глаза сколько следовало приятного изумления.
Фингал поклонился.
Как поживаете?— продолжала Модеста Петровна.— Я слышала, какое ужасное несчастье вас постигло! Это растравило мне сердечные раны! Но не будем говорить об этом... Вы поправились, чрезвычайно возмужали, чрезвычайно...
Она не докончила, но ее умильная мордочка была так красноречива, что всякий старый тетерев и тот угадал бы, что только от скромности замерли на ее язычке выражения восхищенья.
Как вы счастливы, дитя мое, что имеете такого друга! — обратилась Модеста Петровна к Авдотье Федотовне.— И как должны вы благодарить небо за ниспосланье вам такой дружбы!
Авдотья Федотовна, начинавшая волноваться, что на все милые речи Фингал не отвечает и стоит пень-пнем, слабо улыбнулась.
До свидания, дитя мое...
Ах, как вы скоро уходите! Когда ж мы увидимся?..
Скоро... Прощайте, Фингал Иванович! Я не умею красно говорить, но... но сердце мое глубоко вам сочувствует!.. Вы здесь надолго?
Да, я надолго!
Как приятно! Я, однако, боялась, что вы нас скоро покинете! Авдотье Федотовне теперь необходима дружеская лапа, которая бы ее поддержала... До свидания... Надеюсь, вы посетите меня в моей березовой пустыне? До свидания...
Фингал поклонился.
Авдотья Федотовна переступала с лапки на лапку, топорщилась, вытягивала горлышко, то откидывала головку направо и вытаращивала левый глаз, то откидывала головку налево и вытаращивала правый глаз... Наконец, с клювика ее сорвался заветный вопрос:
А вы... вы виделись с вашим крестником?
Да,— отвечала Модеста Петровна, глядя ясными глазами на Фингаловы уши, которые заметно насторожились.— Все он, бедный, хворает!
Ах, какая жалость! Ах, что с ним? Неужто типун?
Нет, не типун... Его недуг более нравственный, чем физический...
Оскомина? — мрачно решил Фингал.
О, нет... Он, видите, поэт в душе... У него тысячи неясных стремлений... пламенная любовь к прекрасному, жажда высокого и великого... Это тоже изгнанник! У него была дуэль с одним чрезвычайно влиятельным Кохинхинцем, и вот он должен скрываться! Он ищет, как пробраться в Америку, и по пути посетил меня... Его присутствие здесь тайна, но вам я, разумеется, могу доверить всякую тайну!
Однако, я все болтаю! До свидания... Я спасаюсь бегством от искушения беседовать с вами дольше! До свиданья, Фингал Иванович! Позвольте вас обнять, дитя мое!
Фингалу показалось, что, обнимая, Модеста Петровна что-то шепнула его названной сестрице. Он, разумеется, не мог заметить, когда и как она шепнула, но «кудах», вылетевшее из клювика названной сестрицы, и вдруг поднявшийся хохолок на ее головке выдали ему, что ее чем-то утешили.
Ах, дитя мое, не поколола ли я вас?
Нет, нет! Я так...
До свиданья!
До свиданья! До свиданья!
Когда кончик пушистого хвоста исчез вдали, Фингал спросил названную сестрицу:
Что она тебе шепнула?
Ничего она мне не шепнула! — отвечала Авдотья Федотовна.
Она ходила гоголем кругом оттаявшей за день лужицы, смотрелась в воду, расправляла перышки, прищуривалась, вздувала хохолок...
Знаешь, милая, — сказал Фингал, — я бы просил тебя быть осторожнее,
В чем это осторожнее?
Что это за новое знакомство? Что это за крестник?
Господи! Ты из всего вечно затеешь какую-нибудь ужасную историю! Знай, что новый знакомый не хуже старых! Это, наконец, невыносимо! Как ты обращался с Мо- дестой Петровной? Cela n’a pas de nom! A теперь ты начинаешь чернить его... такого божественного зверька!
Я не чернил его, милая... Я бы только хотел знать, что это за зверек... Ты его видела?
Разумеется, видела!
Он приходил?..
Ну, да! Такой робкий, грустный... Скажи, пожалуйста, это очень далеко ехать в Америку?
Очень далеко. А что?
Так... Ну, прощай...
Куда ж ты?
Пора... уже поздно... я озябла... Завтра увидимся... Ты завтра приходи, пожалуйста, пораньше... Придешь пораньше?
Приду... Но я хотел бы остаться здесь...
Где здесь?
Во дворе, около курятника... Я бы оберегал тебя...
От кого? От чего?
В случае какой-нибудь опасности...
Что за вздор! Какие же у нас опасности? Нет, нет, иди домой и усни... Ты устал, и тебе непременно надо отдохнуть! Иди, иди домой!..
У меня ведь нет теперь дома, милая,— возразил Фингал, пытаясь улыбнуться. — Ты разве забыла, что я лежал в развалившейся сторожке?..
ну> иди в сторожку! Надо же тебе отдохнуть, наконец! Там тебе будет хорошо... Я хочу, чтобы тебе было хорошо!
О, милая! Не заботься обо мне!.. Позволь мне остаться!
Иди, иди в сторожку! Там тебе будет отлично, а здесь холод, снег!..
Там еще больше холоду... Крыши нет, и меня совсем заносит снегом... А здесь...
Нет, нет, уходи!.. Если любишь меня, уходи! Уйдешь?
Если ты требуешь...
Требую, требую!.. Прощай, прощай... Отдохни хорошенько, слышишь? И завтра рано приходи; придешь?
Приду...
Авдотья Федотовна резво перелетела через плетень и скрылась по направлению к курятнику.
XIII
Повесив голову, опустив хвост и уши, тихо ковылял Фингал по узенькой полевой тропинке к лесу, где стояла разваленная сторожка, служившая ему приютом.
Солнце закатилось, заметно похолодело, и все лужицы быстро затянуло тоненьким, как писчая бумага, льдом, на котором отражался пурпур заката.
Нет, она все-таки жалеет меня! — думал Фингал.— Она все-таки обо мне заботится!.. Она не позволила остаться, но это потому, что она ведь не знает, куда посылала меня на отдых! Нет, мне еще нечего горевать!
