Но борьба с помощью подводных лодок была для Гитлера слишком медленной. Он хотел, чтобы темп войны не снижался, пока он ждет вестей из Атлантики. Недолгое время его занимала идея напасть на Гибралтар и прорваться в Северную Африку. Этого желал Редер, чтобы отобрать у англичан власть в Средиземноморье; этого желали немецкие генералы, чтобы найти применение своей огромной армии. В октябре 1940 г. Гитлер встречался в Андае с испанским диктатором Франко и в Монтуаре с Петеном. Обоим он говорил о легкости военной кампании в Марокко. Франко участвовать отказался. Петен же рассчитывал на большие выгоды, если Франция из страны поверженной и большей частью оккупированной превратится в союзника Германии. Но Гитлер предвидел трудности: Франко, Петен и даже Муссолини перессорятся из-за трофеев, а он не сможет всех удовлетворить. Принадлежащие Испании Канарские, а Португалии Азорские острова попадут в руки англичан или американцев, и положение германских ВМС будет хуже, чем когда-либо. Налет на Гибралтар так никогда и не состоялся, хотя Генеральный штаб готовился к нему почти до начала войны с Россией.
Если западное Средиземноморье исключалось, то восточное могло пригодиться больше. Снова оказались в чести Редер и генералы. Завоевание Египта и Ближнего Востока положило бы конец господству Англии в Средиземноморье и открыло бы путь к иракской и иранской нефти. Гитлер несколько недель был во власти искушения. Утверждая, что Средиземноморье – сфера итальянских интересов, он приветствовал наступление итальянцев на Сиди-Беррани и даже сперва нападение Италии на Грецию. Но в ноябре он изменил мнение, возможно полагая, что Италия – малоэффективное орудие, а может быть, ему не давало покоя чувство смутной опасности со стороны России. По существу он не мог серьезно отнестись к проблеме Ближнего Востока. Хотя Гитлер позднее принимал защитные меры против английского десанта в Салониках, он утратил интерес к любым конструктивным действиям в этом районе. Сухопутный хищник, он мыслил, исходя лишь из условий континента, а не с точки зрения стратегической, и Ближний Восток представлялся ему делом ненадежным.
Таким образом, Гитлер всегда возвращался к великой идее, о которой думал с июня 1940 г. и которую смутно вынашивал с начала своей карьеры, – о решающей военной кампании против Советской России. Он считал, что английская проблема как-нибудь разрешится сама собой, тем более когда Россия будет покорена. До тех пор Англия не причинит ему вреда – так ему по крайней мере представлялось. Он предвидел, что когда-нибудь в будущем США смогут выступить против германского господства, даже определил, что к 1942 г. американцы будут к войне готовы, хотя вернее было бы предположить, что к 1944-му. Вот еще причина скорее покончить с Советской Россией. Гитлер сделал все, что мог, для того, чтобы отсрочить вступление Америки в войну, – игнорировал историю с эсминцами, ленд-лиз, даже участие американского флота в битве за Атлантику.
Гитлер сделал еще один дипломатический ход, который должен был иметь серьезные последствия. До сих пор японцы, хотя и входили в Антикоминтерновский пакт, не вступали в союз официально, однако соблазнились, как только Гитлер покорил Европу. 27 сентября 1940 г. Германия, Италия и Япония подписали трехсторонний договор, условившись вступить в войну, если любая из этих трех держав подвергнется нападению нового противника. Гитлер не нуждался в помощи японцев на случай войны с Россией, но надеялся, что союз придаст им уверенности в борьбе против Соединенных Штатов. Если вспыхнет война на Дальнем Востоке, США будут слишком заняты, им будет некогда заниматься европейскими делами. Западный фронт Германии будет в безопасности.
На Дальнем Востоке Япония, конечно, активизировалась, но не только из-за нового подписанного ею соглашения. Победы Гитлера создали на Дальнем Востоке вакуум, в который Япония неизбежно была втянута. Французский Индокитай и голландская Вест-Индия беспомощны, англичане в Сингапуре тоже. Казалось, вот способ лишить Чунцин снабжения и таким образом устранить безвыходное положение, длившееся свыше года. Французы согласились закрыть пути подвоза в Чунцин, англичане согласились закрыть дорогу на Бирму, правда, всего на три месяца, и притом в дождливый сезон, когда ею все равно нельзя пользоваться. Японцы хотели также иметь гарантии относительно поставок нефти из Вест-Индии. Голландское правительство в изгнании, находившееся в Лондоне, хотело согласиться, но воздержалось, боясь обидеть Соединенные Штаты. Антагонизм между Японией и США, казалось, все возрастал, на что Гитлер сильно надеялся.
Такова была неправильно понятая ситуация. Ни Япония, ни США не хотели войны на Дальнем Востоке; они хотели согласия. Конечно, на совершенно иных условиях, и к тому же средства, которые они использовали, пытаясь его добиться, лишь приблизили войну, вместо того чтобы ее предотвратить. Японцы представляли свое будущее иначе, чем Гитлер: они полагали, что скоро США будут слишком заняты в Атлантике и для дальневосточных дел у них не останется ни ресурсов, ни времени. Поэтому, если Япония укрепит свои позиции, если она будет лучше защищена от американского экономического давления, американцы охотно пойдут на компромисс и Япония одержит верх над Китаем. И стоило американцам проявить упорство, как Япония начинала наращивать свои успехи на Дальнем Востоке, всегда пребывая в уверенности, что в конце концов американцы уступят.
Для президента Рузвельта и его военных советников главную роль, конечно, играла война в Европе. За этим стояла давняя история, восходящая к тому периоду сразу после окончания первой мировой войны, когда американцы считали возможной, если даже и нежелательной, войну против Англии и Японии. Американские стратеги утверждали тогда, что сначала надо разбить более сильную морскую державу – Англию, а уж потом заниматься Японией. Они продолжали придавать главное значение Атлантическому, а не Тихому океану, даже когда их возможными противниками стали Германия и Япония; у Германии, правда, не было военно-морского флота, заслуживающего внимания. Германская угроза считалась возросшей из-за опасений, что немцы хотят вторгнуться в Южную Америку и двигаться оттуда на Вашингтон, – фантастические намерения, которых Гитлер никогда не имел. Что касается более реальных замыслов, то американцы полагали, что сохранение Англии как независимой державы имеет существенное значение для их собственной безопасности на Атлантическом и Тихом океанах. Англичане вынуждены были придавать главное значение войне в Европе, американцы непроизвольно следовали за ними.
Это не значит, что Рузвельт намеренно собирался вступить в войну где бы то ни было. В этой войне, как ни в одной другой, было столько неожиданных импровизаций! И самым непредсказуемым в ней был Рузвельт. Осенью 1940 г. он сказал во время своей перевыборной кампании на пост президента: «Ваших сыновей не пошлют участвовать ни в каких войнах за рубежом». Тогда он в это верил, хотя в частной беседе все же заметил: «Если на нас нападут, у нас не останется выбора». Даже осенью 1941 г. он, видимо, решил, что германское господство в конце концов будет как-то ослаблено, если только Англия с американской помощью выстоит. Его мысли были обращены к Европе, а с Японией он хотел заключить соглашение. Но соглашение, которое Рузвельт имел в виду, предусматривало уход Японии со всей территории Китая, кроме Маньчжурии, и восстановление политики «открытых дверей». Чтобы добиться соглашения, он использовал меры, противоположные тем, которые применяли японцы. При каждом наступлении японцев на Дальнем Востоке Рузвельт усиливал финансовое и экономическое давление – он был убежден, что они отступят.
Таким образом, на Дальнем Востоке возник тупик, такой же, как в сфере европейских интересов. В ноябре 1940 г. Гитлер проявил странную дипломатическую инициативу или, может быть, Риббентроп ее проявил, а Гитлер лишь не препятствовал. Немцы предложили, чтобы четвертым членом Антикоминтерновского пакта стала Советская Россия. При этом партнеры так поделят мир: немцам – Европа, Италии – Средиземноморье, Японии – Дальний Восток, а Советской России – Иран, Индия. Это была бы действительно Континентальная лига огромных масштабов. Сталин проявил заинтересованность. В Берлин прибыл Молотов – это была первая из его дипломатических поездок. Оказалось, на переговорах у него было единственное слово – нет. Он вовсе не был ослеплен восточными «дарами», задавал странные вопросы – о германских войсках в Финляндии и Румынии, требовал установления советского контроля в проливах. Когда воздушный налет англичан загнал участников переговоров в бомбоубежище, Молотов заметил: «Если Англия уже разбита, почему мы тогда здесь?» Хотя Советская Россия продолжала быть основным поставщиком сырья в Германию, было ясно, что германским сателлитом она не станет. Сталин предпочитал оставаться нейтральным в «империалистической» войне и, возможно, вмешаться, когда противники измотают друг друга. Гитлер с облегчением вернулся к своим планам раз и навсегда уничтожить Советскую Россию.
